Латынина: «Вы-то сами в Кремле хоть одним отечественным лекарством пользуетесь?»

Известная журналистка прокомментировала заявление Путина о том, что российские лекарства не хуже импортных.

«Он даже заявил о том, что миф, что они хуже, возник из-за того, что вот врачи, сотрудничающие с иностранными производителями, назначают импортные лекарства, отчего и возник тезис, что наши хуже. То есть кровавые, проклятые врачи берут взятки и назначают дорогие лекарства, чтобы, значит, потрошить пациентов, — отметила Юлия Латынина в авторской программе «Код доступа» на Эхе Москвы.

Еще Владимир Владимирович добавил, что Россия производит 88% жизненно необходимых лекарств. И когда это слышишь, возникает вопрос: а вы-то сами в Кремле чем там пользуетесь? Вы хоть одним отечественным лекарством пользуетесь? Или если кто-то принесет Владимиру Владимировичу аспирин российской очистки, его расстреляют как диверсанта?»

Латынина признала, что в 60-х годах в совке была неплохая медицина, и на Кубе была неплохая медицина по тамошним временам.

«А вот теперь мы с США или Израилем, или Германией живем просто на разных планетах. Причина очень простая: потому что современная медицина — это бизнес, это фабрика, где производят здоровье. А как всегда, бизнес работает за прибыль. Если бизнес не дает прибыли, им не занимаются. Столько, именно поэтому 95% новых лекарств производят в США, потому что разработка нового лекарства стоит в среднем 1 миллиард долларов».

Чтобы не быть голословной, журналистка приводит примеры.

Медицинский центр SMART CLINIC!Многопрофильный медицинский центр в Тольятти. Все цены на сайте!Узнать большеsctlt.ruЕсть противопоказания. Посоветуйтесь с врачом.Яндекс.Директ

«Если российскому доктору придет в голову безумная идея заниматься этими технологиями в Москве, как скоро его посадят бдительные эфэсбэшники?»

«В августе 2018 года в Science появляется статья, что в Далласе ученые впервые использовали технологию CRISPR — это технология gene editing — редактуры гена, — для остановки мышечной дистрофии Дюшенна у собак. Это одна из самых распространенных генетических дистрофий. Она случается только у мальчиков. Она происходит у каждого 5-тысячного ребенка. Она вызывается мутацией, которая предотвращает выработку дистрофина — протеина, который критически необходим для функционирования мышц.

…Соответственно, ребенок умирает иногда в детстве, иногда в 13–15 лет, максимум доживает до 30. Просто человек сидит в инвалидной коляске. И вы можете себе представить, что у него просто останавливается сердце, потому что оно же тоже мышца. Оно перестает сокращаться, оно не может это делать. И он просто физически не может дышать, у него нет мышц в диафрагме, чтобы поднималась.

В том же самом НРЗБ сразу две американские компании начали клинические испытания того же самого CRISPR, той же самой технологии, вернее технологии, основанной на той же самой штуковине, она называется CRISPR/CAS9. И, в принципе, это штуковина, которая вам позволяет вот как раньше печатали пишущие машинки и можно было вернуться с кареткой, замазать и исправить — вот точно так же на молекулярном уровне, соответственно, CAS9 и привязанная к нему РНК позволяет вам то же самое сделать с ДНК.

То же самое бета-талассемия. Это болезнь крови. Берут кровь, редактируют ген, в результате он начинает вырабатывать гемоглобин и закачивается пациенту обратно. Причем, что важно, начались эти клинические испытания на живых пациентах. Это, кстати, важное достижение Трампа, потому что он подписал закон, что это можно, потому что FDA в Америке довольно зверски ко всему этому относилось, потому что десятилетиями лекарства испытывались, очень тяжело было их испытать на людях, потому что в той ситуации, когда бы человек с удовольствием это сделал, потому что у него не остается выхода, но ему говорили: «Нет, ты не можешь, потому что вдруг есть побочные эффекты, вдруг ты потом от них помрешь». И медики на это не решались, потому что вдруг он помрет потом от побочных эффектов и, естественно, влепят врачам сумасшедший иск, засудят. А тут человек отказываться — и всё можно.

Вообще, исследования с использованием CRISPR технологии ведутся для рака, для бета-талассемии, для серповидной анемии, для гемофилии, для сердечных болезней. Причем еще 3 года назад CRISPR был фантастикой, а теперь — реальность. Одно из самых популярных — это использование CRISPR для лечения раков легких, одного и самых страшных видов рака. Опять же клинические испытания начинаются в 2016. От человека, пораженного раком, добывают клетки, редактируют геном, чтобы вынести из него экспрессированный ген RD1, вводят обратно. Причем, что интересно, большая часть испытаний ведется китайскими учеными.

И чтобы было понятно — реальное время изобретения технологии — это 13-й, 14-й год. Приз медицинский за прорыв медицинский года она получила в 2015 году. Ее получили несколько человек, в том числе. Дженнифер Дудна, 54-летняя американка из UC Berkeley, и Фенг Чжан из Broad Institute. Сейчас эти, соответственно, эти две организации, они еще и патентную битву ведут, кто из них первый и кто из них имеет патент. Кроме них держателями патентов являются всякие Millipore Sigma, ToolGen, Вильнюсский университет, Гарвард, Caribou Biosciences и так далее.

И вот Владимир Владимирович, который говорит, что у нас не хуже — я бы хотела от него услышать, какие у нас российские компании занимаются технологией CRISPR. Кто у нас не хуже, чем Caribou Biosciences и кто у нас вместо Дженнифер Дудны и Фенг Чжана. Кстати, заметьте, что кроме университетов и очень небольшого количеством грандов, там, по-моему, DuPont, всё остальное — это стартапы.

И это, я подчеркиваю, будущее Amazon и Google. Потому что, ну кто 20 лет назад слыхал о PayPal и компании Google или там 10 лет назад слыхал об Airbnb? А теперь мы покупаем билеты по интернету, читаем по интернету, покупки оплачиваем по интернету. И то же самое будет с CRISPR. Потому что дело не только в страшных вещах типа рака или серповидной анемии, а дело в том, что с помощью технологии, придуманной Дженнифер Дудна и Фенг Чжаном можно так отредактировать ген, чтобы вы никогда не болели СПИДом, что, например, только что проделал один из китайских ученых, за что на его голову свалились, конечно, все камни неба.

Можно отредактировать ген так, чтобы у вас никогда не было герпеса. А герпес есть у 95% населения. Вы скажете: ну, зачем мне герпес, какая разница, я не буду лучше редактировать свои гены, я с герпесом поживу — подумаешь, лихорадка на губе. Всё так. У герпеса есть неприятная особенность, что вирус герпеса прыгает в человеческой ДНК с места на места, периодически чего-то собирается и пускается в путешествие. Такой бродячий вирус. И там, где он разрывает ДНК или, наоборот, там, куда он встроился, возможно возникновение сбоев и, соответственно, мутации и, соответственно — что? — рак. Не говоря уже о том, что есть вероятность, что герпес способствует Альцгеймеру.

CRISPR повышает эффективность антибиотиков. То есть на самом деле мы все нуждаемся в этой технологии. Она нам всем может продлить жизнь на десятилетия. И вот как через 20 лет был Apple в гараже, а сейчас миллиардеры, точно так же новым Сергеем Брином будет Дженнифер Дудна или Шерпантье — еще один из изобретателей и те компании, которые я называла. Кто-то из них, конечно. Кто-то обанкротится, а другие будут занимать первые строчки по капитализации вместе с Amazon и Google.

И вот вопрос Владимиру Владимировичу: а какие из них, собственно, будут наши? Потому что это же так работает. Вот я начала с истории дистрофии Дюшенна. Кто автор работы? Доктор Олсон. Кто такой доктор Олсон? Сотрудник UT Southwestern. Что это такое? Это один из крупнейших академических медицинских центров США с 6 нобелевскими лауреатами. Что делал доктор Олсон первым делом? Он зарегистрировал компанию, которая называется Exonics Therapeutics.

И еще раз: это крупнейшая машина, которая генерирует прибыль. В ней конкурируют сами университеты, которые на наших глазах превращаются в крупнейшие биокорпорации. В ней есть небольшое количество традиционных игроков и стартапы, в которые с удовольствием инвестируют.

Вот вопрос: если российскому доктору придет в голову безумная идея заниматься этими технологиями в Москве, он где оборудование найдет, где атмосферу, где инвестиции, и как скоро его бдительные эфэсбэшники посадят за то, что он письмо написал в Гарвард, как известно, натовскую структуру? То есть я же говорю: другие планеты.

CRISPR — это еще не всё. Есть вторая крупнейшая технология, которая чуть постарше. Она начала появляться уже 10–15 лет назад, но продолжает экспоненциальный рост. Это моноклональные антитела. Суть, собственно говоря: моноклональное антитело — это комплекс белков, который действует только на один конкретный комплекс белков внутри клетки.

Вот представьте себе клетку в качестве двери, у которой есть замочная скважина. И вот моноклональные антитела — это ключ, который может точно попасть в эту скважину. Как я уже сказала, это более старая технология. За нее далее Нобелевку по медицине еще 1984 году. Но реально она начала развиваться буквально в последние 10 лет, потому что просто технически это было очень сложно сделать.

И представьте себе: вы вставляете в клетку ключ и поворачиваете его и, скажем, говорите этой клетке: «А теперь умри» — вызываете апоптоз клетки, то есть ее естественную запрограммированную смерть. И представьте, что это клетка — раковая. И, соответственно, лечение болезни Крона, лейкемии, псориаза, ревматоидного артрита, различных видов рака, меланомы того же рака. Рынок растет экспоненциально с 2000 года.

Вот другой вариант — сопряженные моноклональные антитела, когда к препарату, к моноклональному антителу подцепляется какая-то химеотерапия и садится точно на клетку опухоли и, соответственно, это становится гораздо более эффективным, и вы можете позволить себе такие дозы химии, которые вы не можете себе позволить, когда вы бьете по площадям. То есть это разница между снайперским выстрелом и артиллерийской стрельбой по площадям.

Соответственно, учитывая, что стреляют-то по вашему телу, то хорошо, чтобы попадали не по всему телу, а вот именно по тому маленькому злоумышленнику, который сидит в теле.

Третья крупнейшая технология. Крупнейший прорыв в лечении рака после изобретения химеотерапии — genetic profiling, то есть составление генетических профилей. Когда вам не просто лечат рак, а сначала составляют ваш ДНК-профиль, и тогда оказывается, что таргетированный рак в некоторых случаях лечится в разы лучше. Опять же речь идет о разнице, чтобы ломиться в дверь и найти к скважине ключик. Потому что это лекарство, которое вам дают, когда видят специфические биомаркеры. И если раньше смотрели, какой орган поражен, то теперь смотрят, какой ген неисправен. И, конечно, все эти лекарства, связанные с genetic profiling, очень дорогие, потому что они действуют, грубо говоря, скажем, кто-то на 4% заболевших, кто-то на 5% заболевших. Зато у него 95% излечимости. На других людей, с другим генетическим профилем она не действует вообще.

Вот можно спросить Владимира Владимировича, кто именно в России производит подобные лекарства? Я хочу называть просто, чтобы люди почувствовали, что происходит в мире с медициной.

«Как у нас как там с лекарствами от Альцгеймера? Есть отечественные аналоги? Чай с малиной, скрепы в таблетках?»

Альцгеймер — одна из самых страшных болезней, до сих пор неизлечимая. Стоит американцам 260 миллиардов долларов в год. К 2050 году будет стоить триллион, то есть считается, что это будет просто банкротство медицинской системы. Неудача за неудачей в поисках лекарства. До такой степени, что некоторые компании, например, Pfizer просто отказались от поисков. И вот в июле этого года корпорация Biogen объявляет, что у нее есть лекарство, замедляющее Альцгеймер. Оно пока называется BAN2408. Оно просто замедляет рост амилоидных бляшек. Акции Biogen взлетели в 2,5 раза.

Вот вопрос: у нас как там с лекарствами от Альцгеймера?То есть же есть отечественные аналоги? Что именно? Чай с малиной, скрепы в таблетках?

Январь этого года. Гемофилия. Spark Therapeutics, Pfizer объявляют об успехе в разработке новой генной терапии для гемофилии В. Вообще, и гемофилию А и В лечат уже сейчас. Можно узнать, какими именно российскими лекарствами?

Гепатит. Еще недавно был смертельной болезнью гепатит С. Излечивается на 100%. 143 миллиона зараженных по миру. Два лекарства. Естественно, это моноклональные антитела. Одно называется софосбувир, другое — велпатасвир. 99% излечения. Вопрос закрыт. Стоит курс 80 тысяч долларов, что для развитой экономики нормально, для российской, конечно — да, это еще следующая проблема, о которой я буду говорить.

Подагра, болезнь, которой страдало человечество, когда оно стало есть мясо и пить вино. Чудовищные боли, вызванные избытком мочевой кислоты и отложением в суставах. Препарат Uloric, кстати, не американский. Появляется на рынке с 2008 года на американском. Причем изобрели его японцы. Причем FDA его одобрило в 2008, а вот японцы только в 2011. На наших глазах пришел конец подагре как болезни, потому что всё просто: нет такого вопроса, кто принимает Uloric. Просто уменьшается производство мочевой кислоты, вымывается то, что было — конец вопроса. Можно узнать, где наш Uloric? Я посмотрела, сколько пачечка стоит в России. В одном месте нашла 300 долларов, в другом — 576.

Еще одно революционное лекарство просто этого года для лечения мигрени, тоже моноклональные тала. Одно называется Аймовиг, другое называет Аджови. Опять же они выключают просто пептид, который запускает мигрень.

Тоже на основе моноклональных антител еще два лекарства — Praluen и Repatha. Как они были сделаны? Ученые посмотрели несколько тысяч людей с разным содержание холестерина в крови и выбрали тех, у кого был холестерин экстранизкий. Понятно, что такое холестерин. Это инфаркт, это инсульт, это бляшки на сосудах. И понятно, что человеку в его естественной форме бытия, когда он бегал за дичью по африканскому лесу, это была очень хорошая функция организма, которая позволяла запасать в крови холестерин и иметь его высокий уровень, потому что человек все равно не толстел.

Понятно, что при сидячем образе жизни условия изменились и тот же самый механизм, который работал во благо, сейчас работает во вред. Вот есть люди, у которых естественно низкий уровень холестерина. Посмотрели ученые, секвенировали ДНК, какие мутации снижают этот уровень, посмотрели, какой энзим выключают эти мутации. Оказалось, этот энзим, который называется PCSK9. Выключили его с помощью моноклональных антител. Пока эти лекарства одобрены только для больных гиперхолестеринемия.

И в принципе, конечно, ́эти лекарства — это преемники статинов. Статин — это была великая штука. Сатины до сих пор стоят до сих 250 долларов лечения — год. Сейчас эти лекарства стоят в год чудовищные деньги, по-моему, от 80 до 100 тысяч долларов. Но, в принципе, это решение вопрос с холестерином раз и навсегда. Не надо объяснять, что это обозначает для инфарктов, инсультов и так далее. Вру. Лечение вот этими новыми лекарствами… уменьшение холестерина стоит от 8 до 12 тысяч долларов.

«Арбидол принадлежит к уникальной группе отечественных препаратов, известных как фуфломицины»

Теперь посмотрим на этом фоне, как же развиваются российские компании, которые так хвалил Владимир Владимирович. На этом фоне главный российский препарат XXI века — это, наверное, Арбидол. У нас, если вы помните, несколько лет назад Путин лично зашел в аптеку в Мурманске и спросил, есть ли Арбидол. Реклама, которой от Буша или Обамы, или от Трампа не удостоился ни один препарат. Напомню, что когда Путин спрашивал этот Арбидол, у нас была как раз министром здравоохранения госпожа Голикова, а производит Арбидол компания «Фармстандерт», который, так сказать… находится в тесном альянсе с госпожой Голиковой, и даже было у нее прозвище по этому поводу мадам Арбидол.

Самое неприятное в Арбидоле — опять же я не медик, но вы можете найти массу отзывов медиков профессиональных, которые говорят, что это странно, потому что этот препарат рекламировался везде, более того, он был включен в список жизненно важных лекарств, его закупало государство, — а эффективность его с помощью настоящих, нормальных исследований — двойных, слепых, рондомизированных и так далее — попросту не была доказана, мягко говоря. И те статьи, которые содержались в международно признанных базах данных, либо выглядели странно, либо этих статей вовсе не было. То есть Арбидол принадлежит к уникальной группе отечественных препаратов, известных как фуфломицины. То есть у них — моноклональные антитела, а у нас — фуфломицины, тоже другой класс лекарств.

Арбидол был не единственным лекарством, который выпускал «Фармстандарт». Его хитом продаж при министре Голиковой были два препарата: Терпинкод, и Коделак. Это были два очень дешевых лекарства от кашля, которые сметали пачками. Вот прямо так в отчетах «Фармстандарт» и писал: «Вот как хорошо у нас растут бестселлеры: Терпинкод и Коделак. Действующим веществом в них был дезоморфин, ближайший родич героина. И вы скажете: ну, неужели в России столько насморка? Конечно, нет. Потому что его использовали не для лечения насморка, а для производства «крокодила», чудовищного абсолютно наркотика.

«Главной проблемой спустя 20–30 лет станет то, что болезнь, смертельная в России, будет на Западе вроде насморка»

…Как-то много лет назад во время поездки в Литву, не бог весть как успешно развивающуюся страну, мне довелось побывать в компании, которая называлась Sicor Biotech/Teva, возглавлял ее профессор Владас Бумелис, один из создателей первого советского интерферона. И там я вижу фабрику по стандартам GMP, который, собственно, обязателен на Западе — Good Manufacturing Practice. И я спрашиваю профессора Бумелиса, почему, собственно, в России нет таких фабрик. И он отвечает мне очень простую вещь, он говорит: «Но ваши же медицинские компании не конкурируют на рынке. Они конкурируют за административный ресурс».

И это главное. Потому что, конечно, есть исключения — маленькие разные медицинские компании, особенно когда речь идет о производстве вещей поменьше, полегче, например, растворов разных. Когда же речь идет о производстве серьезных препаратов, которые производят на наших глазах революцию в биологии человека, то получается, что лекарство стоит миллиард. У нас миллиарды не зарабатывают. У нас невозможно заработать миллиарды. У нас их можно только украсть.

На чем основаны все технологии, о которых я говорила? На том, что люди заработают деньги на огромном научном багаже. А на чем основаны Арбидол и Кагоцин? На том, что, не пройдя нормальных тестов, лекарство включается в жизненно важный перечень, и его закупает бюджет. Всё. В одном случае конечным покупателем является человек, в другом случае — государство. И поскольку при этом получается, что мы живем на разных планетах, остается тупо врать, что наши не хуже, что у нас есть еще чай с малиной, а можно еще корой дуба… И это будет, я предсказываю, одной из главных причин краха режима.

Вот сейчас у нас власти пытаются все как-то перекрыть интернет, потому что они помнят, что в 80-х годах развитие информационных технологий было одной из главных причин краха Советского Союза. Но они немножко походят на генералов, которые все время готовятся к прошлой войне. Потому что главной проблемой, спустя 20–30 лет станет даже не интернет, а станет то, что человек на Западе будет жить на 30 лет больше и что болезнь, смертельная в России, будет там вроде насморка. И очень трудно будет объяснять гражданам Российской Федерации, почему же это так происходит, разве что рассказывать, что, «знаете, вот те, кто лечатся с помощью бесовской вещи под названием CRISPR, они непременно попадут в ад, а мы, конечно, рано умираем, зато мы попадем в рай.

То есть, еще раз повторяю, главная проблема, которая заключается в том, что если вы воруете деньги, и если денег у населения нету, то у вас ничего не может быть нормального, начиная с обычного производства и кончая медициной».