ПУШКИН В ЦДЛ В.С. Бушин

ПУШКИН В ЦДЛ
В.С. Бушин

Отверзлись вещие зеницы...

Четвёртого декабря в Москве состоялся пленум Союза писателей России, посвящённый шестидесятилетию его создания. Он получился из двух частей: было утреннее деловое заседание, прошедшее в помещении Союза на Комсомольском проспекте 13, и вечернее, которое правильнее назвать торжественным вечером — в Клубе писателей на Большой Никитской.

Пленум предваряло весьма знаменательное деяние по почину председателя правления Союза Николая Фёдоровича Иванова: на территории шолоховского Музея-заповедника в станице Вёшенской силами Союза незадолго до юбилея был разбит большой фруктовый сад: посадили 60 яблонь и 35 груш. Яблони — это юбилей Союза, а вместе с грушами 95 деревьев — это в честь юбилея Ростовской писательской организации. Прекрасно! Саженцы лучших зимостойких сортов нам подарил Федеральный научный Центр имени Мичурина. Там оказалось немало щедрых почитателей русской литературы. Уж какое им спасибо! Вот лет через пять взглянул бы на встающий сад Михаил Александрович, послушал бы шелест его молодой листвы... Да ещё если бы в компании с Григорием и Аксиньей, Макаром Нагульным и дедом Щукарем, Давыдовым да бедовой Лушкой...

А съехались писатели в столицу со всех концов страны от Камчатки до Калининграда. Сейчас в Союзе больше 8 тысяч членов. Что ж, для 145-миллионной страны это не так уж и много, хотя во всём Советском Союзе, во всех вместе 15 его республиках инженеров человеческих душ было поменьше, и были они покрупней: Горький, Толстой, Леонов, Смеляков, Исаковский, Твардовский, Бондарев... Но вот что особенно печально и тревожно: среди этих 8 тысяч насчитывается писателей до 35 лет, т.е. ровесников Лермонтова, Есенина и Шолохова, уже написавшего «Тихий Дон», всего 4%. А 96% уже старше Пушкина! И немало старше Толстого...

Многие делегаты рассказали с трибуны о жизни, о делах в своих отделениях Союза. Немало в их речах было горьких слов о нынешнем трудном положении писателей — о сложности издания книг, о ничтожных тиражах, о мизерных гонорарах или о полном их отсутствии, о бытовых неустройствах... Но всё-таки не везде так уж худо, кое-где власть поддерживает, помогает. И тут были названы имена высокопоставленных товарищей, думающих о писателях: губернатор Иркутской области Сергей Левченко, коммунист, мэр Новосибирска Анатолий Локоть, тоже коммунист, губернатор Орловской области Андрей Клычков, опять коммунист, губернатор Белгородской области Евгений Савченко, губернатор Ульяновской области Сергей Морозов...

Правда, кое-что тут озадачивает. Так, в Белгороде уже давно есть Аллея Нобелевских лауреатов. И чьи же памятники мы там видим? Бунина, Шолохова, Солженицына... Задумано поставить ещё памятники Бродскому и Пастернаку. С одной стороны от Шолохова — памятник тому, который, наблюдая войну из оккупированной немцами Франции, 9 октября сорок первого года, когда враг остервенело рвался к Москве, записал в дневнике: «Немцы взяли Орёл. Нет, они, кажется, победят русских. А, может, это и неплохо будет?» С другой стороны от Шолохова тот, кто тоже легко допускал победу немцев: «Снимем портрет с усами и повесим портрет с усиками, да ёлку будем наряжать не на Новый год, а на Рождество. Только и всего!» А должен появиться рядом с Шолоховым ещё и тот, кто из Америки уверял нас, что маршал Жуков после смерти непременно попал в ад. За что же? Да, конечно, за главное дело жизни — за участие среди первых воинов в спасении Родины. Вот в какое положение, Евгений Степанович, ставите вы великого советского патриота, гордость русской литературы А.М. Шолохова.

Не так давно был такой случай. Английский актёр Сэм Лессер, приехав в Ясную Поляну и всё рассмотрев в ней, решил, что это очень подходящее место для создания Шекспировского театра, где ставились бы пьесы английского классика на родном английском языке. Какая многозначащая перекличка двух гениев разных эпох! Какой прекрасный символ дружбы двух великих держав. Мистер Лэссер так загорелся своей идеей английского внедрения в усадьбу Толстого, что согласился работать в этом театре при месячном окладе в 25 тысяч рублей. Сотрудница музея с толстовской фамилией Вронская заявила, что все сотрудники с восторгом встретили план иноземца. В интернете можно прочесть, что некое участие в деле приняли наши артисты и режиссёры — Сергей Гармаш, Вениамин Смехов, Ингеборге Дапкунайте, Елизавета Боярская да ещё почему-то хирург Лео Бокерия, грузин...

Да, всё отменно, бесподобный культуртрегерский энтузиазм.... Но вот ведь какая закавыка: Толстой не терпел Шекспира, считал все его пьесы несуразными, фальшивыми. Понятно, что об этом могут не знать Гармаш или Смехов, но ведь, судя по делу, это неведомо и работникам музея! Да едва ли знает и министр культуры Мединский... Конечно, это можно представить себе, что разгадку неприязни Толстого дают строки Леонида Мартынова:

Я жил во времена Шекспира,
И видел я его в лицо,
И говорил я про Шекспира,
Что пьесы у него дрянцо.

И что заимствует сюжеты
Он где попало без стыда,
И грязны у него манжеты
И неизящна борода...

Но ненавистником Шекспира
Я был лишь только потому,
Что был завистником Шекспира,
И был соперником ему.

Толстой, конечно, соперник Шекспира, но ещё и завистник? Что угодно думайте, но он его не терпел. И вот нашлись люди, которые хотят, чтобы близ родного дома Льва Николаевича и над его могилой на английском языке звучал бы совершенно нетерпимый им соперник... Я тогда написал в главную Тульскую газету письмо в защиту вкуса и покоя нашего гения. В страхе мне даже не ответили. И не помню я, чтобы кто-нибудь из нынешних послушных Толстых, которых мы то и дело видим на экранах телевизоров, выступили в защиту своего великого прародителя. Как можно-с? Не случатся ли международные осложнения... Не знаю, как и почему, но до сих пор англизация Ясной Поляны, слава тебе, Господи, не состоялась. А солженизация Белгородчины, увы, произошла. На очереди — бродскизация...

Но вернёмся к пленуму, на котором были учреждены почётные звания, а их представителям вручены памятные статуэтки выдающихся сынов России. Всё это очень хорошо, но и тут закавыка: вручали статуэтку и Петра Столыпина, главы правительства при последнем царе Николае. Как было не подумать: а что об этой наградной статуэтке сказал бы тот же самый наш яснополянский коллега? Ведь он вот как адресовался Столыпину: «Пишу вам об очень жалком человеке, самом жалком из всех, что знаю теперь в России... Человек этот — вы сами. Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать вашу ужасную деятельность... Вас каждую минуту хотят и могут убить, потому что уже по теперешней вашей деятельности вы уже заслужили ту славу, при которой всегда, пока будет история, имя ваше будет повторяться как образец жестокости и лжи... Вместо умиротворения вы до последней степени напряжения доводите озлобление людей всеми этими ужасами произвола, казней, тюрем, ссылок...» Вас могут убить... Как в воду глядел: ведь убили...

Можно понять нынешнюю власть, правительство, члены которого по призыву президента сложились и на свои кровные трудовые отгрохали памятник вешателю: им Столыпин родня, он их учитель. Но писателям-то к лицу ли христосоваться с вешателем русского народа? Да уж хотя бы тем из них, которые сейчас на пленуме получили медали Лермонтова. Ведь это он бросил в лицо столыпиным своего времени:

Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, гения и славы палачи!..

Ну, как же так — Шолохов и Солженицын, Лермонтов и Столыпин, Локоть и Савченко! Тогда уж ещё и Пушкин да Чубайс? Надо выбирать...

Но — дальше! На пленуме был начат обмен членских билетов, надо же разобраться с этими тысячами «пишущих единиц». Первые билеты были вручены писателям-фронтовикам Юрию Бондареву и Владимиру Бушину. Юрий Васильевич, к сожалению, не смог придти на пленум, билет приняла его дочь Елена Юрьевна. А В.Бушин после вручения ему билета выступил у микрофона.

— В этот день мы должны почтить всех председателей нашего Союза, но прежде всех память того, кто столько сил отдал его организации и становлению — Леонида Сергеевича Соболева. Это был замечательный человек и прекрасный писатель, истинный аристократ духа — прост, доступен, внимателен, элегантен. Если кто не читал его роман «Капитальный ремонт», обязательно прочитайте. Он был опубликован в 1932 году. Тогда было немало талантливых книг, но этот роман среди них не затерялся.

Его прочитал Сталин, к которому автор ещё и обратился по какому-то вопросу с письмом, и вождь написал Владимиру Ставскому, возглавлявшему тогда литературные дела: «Обратите внимание на т.Соболева. Он, бесспорно, крупный талант (судя по его книге “Капитальный ремонт”). Он, как видно из его письма, капризен и неровен (не признаёт “оглобли”). Но эти свойства, по-моему, присущи всем крупным литературным талантам (может быть, за немногими исключениями).

Не надо обязывать его написать вторую книгу “Капитального ремонта”. Такая обязанность ниоткуда не вытекает. Не надо обязывать его написать о колхозах или Магнитогорске. Нельзя писать о таких вещах по обязанности. Пусть пишет, что хочет и когда хочет.

Словом, дайте ему перебеситься... И поберегите его.

Привет!
И. СТАЛИН».

Между прочим, Соболев был беспартийным и порой любил усмехнуться: «Кто я? Царский мичман!» Нам тридцать лет твердят, что в советское время без партийного билета невозможно было шаг вперёд сделать. Но беспартийным был и Константин Федин, 18 лет возглавлявший Союз писателей, и президенты Академии Наук с 1917 по 1951 год — А.П.Карпинский, В.Л. Комаров, С.И.Вавилов, и ректоры МГУ, и многие другие высокопоставленные лица. Так что, советская жизнь была несколько разнообразней и красочней, чем думают либералы.

Соболева сменил Сергей Михалков, потом — Юрий Бондарев, Геннадий Ганичев... Я самый старший из вас, сидящих в этом зале, знал всех этих руководителей Союза, и свидетельствую: все они были достойными людьми и талантливыми писателями, много сделавшими и для Союза, и для его отдельных членов. Недавно один известный, уважаемый и уже совсем не молодой писатель Ю.П., ставший членом Союза ещё при Федине, если не при Фадееве, заявил, что ничего ужаснее нашего советско-российского писательского сообщества и вообразить невозможно. Что, его не печатали, не признавали или даже травили, квартиру Союз не дал? Ничего подобного. Всё на месте. Но он хулит Союз и ведь не где-нибудь, а в «Литературной газете»! И кто-нибудь ему возразил? Ни звука...

Поэтому я просто вынужден во имя защиты «писательского сообщества» сказать нечто совсем иное. В этом сообществе я нахожусь тоже давно. Ну и, конечно, были у меня противники, злопыхатели, супостаты — Григорий Бакланов, Игорь Золотусский, Владимир Бондаренко, Станислав Куняев... Первый объявил меня фашистом. Правда, потом он и других так штамповал, но меня — первым. Второй на страницах «Литературки» уверял, что меня презирает вся прогрессивная общественность, что было отчасти верно, если иметь в виду золотусскую общественность. Третий, будучи сам, как и двое предыдущих, антисоветчиком, изобразил меня либералом-антисоветчиком. Четвёртый за отсутствием иных доводов однажды даже полез на меня, уже восьмидесятилетнего, с кулаками. Ну, что с ними делать!

Мне оставалось только утешаться тем, что у Бальзака в его «Обедни безбожника» говорит знаменитый хирург Деплен своему коллеге Бьяншону: «В Париже, когда некоторые люди видят, что вы готовы вот-вот сесть в седло, иной начинает тащить вас за полу, а другой отстёгивает подпругу, чтобы вы упали и разбили себе голову; третий сбивает подковы с ног вашей лошади; четвёртый крадёт у вас хлыст; а пятый, самый честный — тот, кто приближается к вам с пистолетом, чтобы выстелить в вас в упор. У вас есть талант, мой друг? Тогда вы скоро узнаете, какую страшную, непрестанную борьбу ведёт посредственность с теми, кто её превосходит». Пятый... А у меня был и шестой: он подошёл и в упор выстрелил да ещё метнул гранату «Анти-Бушин».

Я читал не всегда, что они обо мне писали, и не всегда отвечал.

Я спокойно смотрю в эти бледные лица.
Отвечать на их злобные вопли? Зачем?
От пощёчины словом можно укрыться,
От молчанья хлыста не укрыться ничем.

Но главное, ведь гораздо больше я встречал совсем иных писателей, слышал другие слова, видел доброе отношение... Уж извините, но однажды, лет пятьдесят тому назад, когда в «Литературной газете» я выступил со статьёй, в которой осуждал и высмеивал бесконечные, бесчисленные переименования у нас городов, площадей, улиц и решительно настаивал на возврате их исконных имён — Твери, Самары, Нижнего Новгорода, Пречистенки, Маросейки, Божедомки — на другой день Владимир Солоухин влетел в мой кабинет в «Дружбе народов» с воплем «Ты — гений!». Ну, Володя был мой однокурсник и друг, как я мог призвать его к порядку! Но много лет позже другой Владимир, сидящий в этом зале Крупин на страницах «Завтра» категорически заявил, что Бушин — «лучший критик современности». Тут я не сдержался, спросил его, откуда ему известно, что я лучше критиков Мадагаскара. А в прошлом году молодой писатель Лев Данилкин выразил уверенность и «Литературной газете», что я — «действительно великий критик», у которого он хотел бы хоть чему-нибудь научиться. Хоть стой, хоть падай! Я ему позвонил, сказал: «Лёва, не бойтесь, не грустите, Бог простит, он всемилостив....»

В другом виде, но тоже доброту я встречал и у наших первых секретарей. Дай Бог память... Леонид Сергеевич однажды защитил меня от нападок за статью «Реклама и факты», в которой я неласково писал о критике в «Новом мире» Твардовского, о завтрашних либералах ельцинского закваса. А когда в кооперативе мне хотели не дать выбранную мной квартиру, Соболев и Сергей Сергеевич Смирнов подписали мне нужное письмо, и квартиру дали. В ту пору к слову писателей прислушивались. А Михалков помог с приёмом в Союз. По причине конфликтности моего приёма дело рассматривалось на секретариате Московского отделения, и там голоса разделились ровно пополам. Как быть? Сергей Владимирович вдруг вспомнил: «В таких случаях председатель (а он им и был) имеет два голоса». Так одним вербальным голосом я и прошмыгнул в Союз. Потом я подарил Михалкову книгу своих стихов «В прекрасном и яростном мире». Он позвонил и назвал все стихи, которые ему понравились, дружески поговорили. А это было вскоре после не очень-то приятной для него моей статьи об одном из его сыновей. Потом и он подарил мне свой двухтомник с дарственным двустишием:

Попал Бушину на суд –
Адвокаты не спасут.

А я сам был адвокат, за долгую литературную жизнь в разное время приходилось защищать Пушкина и Лермонтова, Горького и Шолохова, Михаила Алексеева и Владимира Карпова...

После Михалкова — Бондарев, Ганичев... Первый вручил мне премию имени Шолохова, второй — почётный знак «Имперская культура» и Большую премию в маленьком конверте. Прекрасно! Хорошо бы, конечно, ещё было и квартиру бесплатно от Союза получить, но... надо радоваться и тому, что Бог послал... Дорогой Ю.П., вспомните, ведь и у вас было что-то подобное и уверен, что не меньше, чем у меня.

На этом и закончим счёты.

Наш вечер начался с фильма о предыдущем съезде Союза. В самом конце патриарх напомнил с экрана вещие слова о глаголах и сердцах. Позвольте мне продолжить эту бессмертную тему...

Пожалуй, в этом доме, в этих стенах, где он так уместен, в таком виде призыв нашего гения прозвучит впервые... Помоги, Господи, не споткнуться!..

Духовной жаждою томим
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился...

Перстами, лёгкими, как сон,
Моих зениц коснулся он –
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон,
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.

И он мне грудь рассёк мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул...

Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
— «Восстань, пророк! И виждь и внемли,
Исполнись волею моей,
И обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

(Аплодисменты всего зала и даже тех, кто не понял, что им прочитали)

https://pyhalov.livejournal.com/586289.html