Декабристы: Страшно далеки от народа

Декабристы: Страшно далеки от народа

14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь вышли люди, ратовавшие за смену монархии на республику, отмену крепостного права, равенство всех перед законом и прочие демократические свободы. Словом, за всё хорошее против всего плохого. При этом сами радикалы толком не продумали даже план отступления на случай провала. Ни один человек, принявший участие в восстании, не укрылся от правосудия. А ведь казалось бы: в отсутствие фотографий в паспорте скрыться на просторах России под чужими именами и фамилиями проще простого. Ан нет…

По счёту уплачено…

Штабс-капитан гвардейской артиллерии князь Дмитрий Щепин-Ростовский с Сенатской площади бежал в частный дом мещанина Кусовникова. Там его и повязали. Согласно рапорту штабс-капитана лейб-гвардии Павловского полка Василия Николаева — начальника команды, взявшей мятежника под арест, — тот лежал на кровати мертвецки пьяный, но с саблей в руке. Перед тем как отправиться на боковую, он сбивал горлышки бутылок шампанского клинком холодного оружия. И успел изрядно угостить 12 рядовых солдат восставшего лейб-гвардии Московского полка, сбежавших вместе с ним. Романтика разбудили и под руки, поскольку сам он на ногах не стоял, отвели в казармы родной части. А там сослуживцы-офицеры сорвали с Щепина-Ростовского эполеты да и отвезли князя в камеру Петропавловской крепости: отсыпаться и давать показания. Кстати, весьма примечательное обстоятельство: шампанское, которое штабс-капитан успел выпить перед арестом, офицеры оплатили за счёт кассы полкового собрания…
По-человечески Щепина-Ростовского понять можно: осознал человек, что случилось, вот нервы у него и сдали. К тому же в ходе расследования выяснилось, что князь в тайном обществе не состоял, а на Сенатскую площадь вышел «по долгу, защищая присягу Константину Павловичу». Ведь по старшинству именно тот должен был наследовать престол, а не Николай. Не знали офицеры, что Константин Павлович по доброй воле отказался от трона. Вот и вышли отстаивать его ущемлённые права.

Куда лыжи навострил

Другое дело Николай Бестужев: историк флота и писатель-маринист активно участвовал в революционной деятельности и придерживался крайне либеральных взглядов. Он, едва ли не единственный из всех членов тайного общества, понимал, к чему может привести восстание. Иначе зачем бы он, отправляясь на Сенатскую площадь, прихватил с собой… комплект зимней формы рядового матроса Балтфлота? В сумерках вечернего хаоса 14 декабря 1825 года он переоделся из мундира капитан-лейтенанта и спустился с набережной на лёд Невы. По льду дошёл пешком до Кронштадта. А оттуда, отогревшись в доме коменданта крепости контрадмирала Моллера, «матрос Бестужев» отправился на лыжах… в сторону Финляндии. На её территории, фактически свободной от российских органов власти, бояться уже было некого. Не исключено, что в дальнейшем этот российский проповедник либерализма направил бы лыжи в Стокгольм или в Лондон. Да только нагнал его по лыжному следу наряд конных жандармов. В Петербурге разгадали маршрут Бестужева до Кронштадта, а там дочка смотрителя маяка показала, в какую сторону папа повёл незнакомого дядю…

Плотник Кюхельбекер

Если сухопутный моряк Бестужев был плохим лыжником, то лицейский однокашник Александра Пушкина, «друг Кюхля», оказался никудышным актёром. Где он обретался с 14 декабря 1825 года по 19 января 1826 года, так и не удалось выяснить. Но ранним утром 19 января на одной из улиц предместья Варшавы к унтер-офицеру Волынского пехотного полка Лаптеву подошёл странный человек высокого роста и спросил, как ему пройти к казармам конных артиллеристов.

Почему он вызвал подозрения унтер-офицера? Одет верзила был как простолюдин: на голове — шапка, на ногах — валенки, на теле — нагольный полушубок с кушаком. Но при этом был чисто выбрит! А где вы видели бритого русского мужика в 1826 году?
Унтер Лаптев «лаптем» не был: вызвался проводить путника, а по дороге пустился с ним в беседу. Гладко выбритый «мужик» оказался словоохотлив: уверял, что он, плотник Иван Подмастерников, будучи крепостным слугой барона Маренгейма, имеет от барина дело к поручику-артиллеристу Семёну Есакову. Господская речь ещё больше насторожила унтера, а уж когда «крепостной» объявил, что он якобы уже год живёт в Варшаве, то повёл его унтер прямиком к дежурному офицеру комендатуры. А там давно уже, с декабря 1825 года, лежало предписание о розыске беглого коллежского асессора Вильгельма Кюхельбекера: «Рост высок, худощав, рот при разговоре кривится, борода мало растёт, сутулый и ходит, скривившись, говорит протяжно». По этому описанию «плотника» тут же вывели на чистую воду.
Для чего же беглый Кюхельбекер оказался в Польше и зачем ему потребовался поручик Семён Есаков? Следствие показало, что поручик был родным братом лицейского товарища Кюхельбекера и беглец рассчитывал с его помощью перейти границу с немецким княжеством. Как запахло жареным, так обрусевшего немца Кюхлю и потянуло на родину предков.

Два мира, два полюса

Спустя век В.И. Ленин, характеризуя декабристов, отметил, что те были «страшно далеки от народа». И с вождём мирового пролетариата трудно не согласиться. Конечно, можно понять всех, кого власти преследовали за участие и подготовку восстания на Сенатской площади и кто пустился в бега: не хотелось людям ни на виселицу, ни на каторгу. Но, казалось бы, чего проще — укройся где-нибудь: велика Россия, иди куда хочешь, растворись на её просторах, слейся с народом, за свободу которого ты боролся. Но тут-то и проявилась вся утопическая суть затеянного переворота: дворяне и офицеры, даже если бы захотели, не смогли бы ассимилироваться с простыми людьми. Они не знали истинных желаний народа, его устоев, стремлений, нравов, обычаев, привычек. Воистину два мира, два полюса.
Но, по правде сказать, никто из декабристов в народ особенно и не рвался (ряженых в расчёт не берём). Они мечтали спастись — кто в Англии, кто в Германии, кто в Швеции. И были уверены, что там их встретят с объятиями. Интересно, откуда такая убеждённость?

Для исследователей открыты...

Материалы следствия о декабристах, включая рапорты офицеров, производивших задержания мятежников, с описанием всех подробностей арестов открыты для исследователей ещё с 1861 года. Личным повелением Александра II. Но никого эти архивные документы не заинтересовали.

Карьера Лаптева...

Приказом наместника великого князя Константина Павловича за №24 от 5 февраля 1826 года унтер-офицер Иван Лаптев был произведён в прапорщики — с присвоением ему потомственного дворянства, переводом в столичную гвардию и с выплатой единовременного денежного вознаграждения в 1000 рублей серебром. В 1826 году на эти деньги в России можно было приобрести маленькое имение. Приказ был утверждён императором Николаем I в Петербурге. От себя лично император добавил новоявленному дворянину Лаптеву ещё 1000 рублей ассигнациями. Логично: лишённых дворянства мятежников нужно было заменить новыми.

"Все загадки мира" №24, 2018 г.