Лихие 90-е. Ельцинская корова

Свежим летним днем шел тропинкой на крутую гору с кустарниками орешника и молодых берез. Из орешника-лещуги самое лучшее удилище: легкое, гибкое, стройное. На вершине горы чувствовался порывистый ветер, ласкающий. Трепались листьев, звенели насекомые в траве; тихо и спокойно окрест.

Шагая тропинкой, я прицеплял леску к удилищу. На пологих куртинках блестела трава, высокая и такая густая, что хотелось лечь где-нибудь в тени и лежать, и ни о чем не думать. Глядеть на небо с высокими белыми облаками.

Клева почему-то не было. Я воткнул удилище в сухую корягу ольхи, улегся в тени и задремал, нисколько не жалея, что рыбалка не удалась, день потерян, время – убито. Вдруг совсем рядом мужской сердитый голос заставил меня вскочить. Я встал и стал смотреть, как маленький старичок потешно перебегал по дну овражка в сухой пойме, жалостливо манил к себе кого-то, то нещадно материл… На полянке в густой траве я разглядел за его спиной хорошую, сытую козу пестрой масти. В нынешние тяжелые времена, когда в деревне прокормиться можно лишь от трудов праведных, а вовсе не на те «пенсии», которые делают вид что платят наши власти, а держать коров уже нет сил, - народ вспомнил про коз. Называли их по старой памяти «сталинскими коровами», выпасали по два раза в день и пасли сами.

- Рима, Рима, - звал старик, - Риммочка, чертовка… Ну поди сюда, ну поди… Зараза! Сталинская корова.

Коза, не спуская со старика внимательного взгляда, жевала, пошевеливая бороденкой, и стоило шевельнуться старику – в одно мгновение кинулась на дно оврага с водой. Старик тяжело дышал, видно долго искал сорвавшуюся с веревки козу. Размахнувшись, дед кинул палку. Рима как очумела, кинулась в кусты и без оглядки – к реке.

Недолго думая, я выломал из кустарника длинный прут, и мы двинулись на козу. Дед тяжело дышал, еле-еле тащил ноги по густой траве – Риммочка измотала его последние силы. Он тяжело плюхнулся на траву, снял картуз и вытер рукавом рубахи пот с лица.

- Сынок, на-ка вот палку, палкой ее, суку, падлу, коровенку ельцинскую…

Продравшись к мокрому и низкому берегу реки, «сталинская корова» остановилась, как бы раздумывая, и, увидев меня, метнулась к островку, густо поросшему осокой. Вода была не глубокая, но, чтобы добраться до островка, надо было снять обувь.

Я снял кроссовки и, утопая до колен в грязной жиже, полез ща Риммой.

Подошел дед, опершись на палку и тяжело дыша, вновь начал костерить козу.

Между тем я напористо, но без злости пробирался к островку, осторожно наступая на кочки… Коза оглянулась, дерзко шарахнулась на меня и в два прыжка мигом очутилась на другой стороне речонки.

- Сразу не подходи, сынок, ты этак, сызбоку… Похитрей…Ну, сука, ну и коза. Не коза, а демон. Зарежу, сожру, садясь где стоял и тоже снимая сапоги, ругался дед. – Нет скотины – и коза не скотина…

На той стороне, куда я выбрался вслед за козой, стоял особняк какого-то дельца из «новых». Высокий со шпилем дом и двуглавым орлом на фасаде был огорожен непроницаемым забором, и только ворота были сетчатые, временные. Сам делец, оплывший салом, ходил взад и вперед вдоль забора снаружи своей вотчины походкой тюленя. Время от времени он кидал палку бультерьеру, дразня и разыгрывая его.

Бультерьер, крупный, напористый, с желтыми подпалинами на черном, играл без азарта. Это не нравилось хозяину, и едва появилась коза на его берегу, он кинул палку: «Ату, Ричард, взять!»

То, что случилось в следующее мгновение, не забыть до конца дней. Собака кинулась на козу и вцепилась ей в горло. Повиснув крепкими кривыми лапами и волочилась по траве, пес рычал, а коза таскала его.

Ричард все теснее смыкал зубы на козьем горле, и мы с «дельцом» не могли растащить их, как ни старались. Яркие трусы из американского флага у владельца стали темны козьей кровью. Он дергал собаку, как тушу, за задние лапы, он весь колыхался от усилия, как грелка с водой. Наконец разняли. Я сел отдышаться, делец поспешил укрыться с собакой за воротами, и вовремя: подоспел дед. Коза вставала на колени передних ног и падала, дед плакал, а за воротами владелец с мопсом хрипло отдыхивались. Я встал.

- Только сунься, - заорал владелец, меняясь в лице, - перестреляю вас, как бешеных собак!

Я плюнул и пошел в другую сторону…

…Вытаскивая и распутывая удочку, я по злобе сломал ее. Дед все еще возился на том берегу с козой:

- Рима, Риммочка… Встань. Матушка…

Я напялил кроссовки и, сматывая леску, побрел своей дорогой.