Голый король или за что сажать оппозицию

 Никогда бы не подумала, что мне придется вставать на защиту Бориса Немцова и... Эдички Лимонова. Ни тот, ни другой никогда не входили в число симпатичных мне политиков. Но 15-суточный срок за так называемое "сопротивление милиции" заставляет меня кое-что напомнить публике. Если вдруг кто думает, что их и впрямь "за дело" повязали. За дело, конечно, но только за другое. Которое ОНИ трусливо не называют. И это ИХ обычная тактика еще с советских времен — из политических оппозиционеров делать никчемных хулиганов и шантрапу. Дескать, несогласных с режимом у нас нет, а есть только мелкие безобразники, драчуны, тунеядцы и психи. Сейчас еще популярно в нашей нищей стране обвинять любых оппозиционеров в получении денег от Запада и службе Госдепу США. Химкинский лес отстаивают — кто-то им заплатил за это, 31 числа выходят — тоже не бесплатно, Ходорковского, не дай Бог, защищают — это уж, дело ясное, только за доллары. А кто не за доллары — тот из хулиганских побуждений. Такая вот альтернатива. Это только «Наши» и «Местные» бескорыстно и мирно-законно свои акции устраивают.

Вчера прочла блог Ильи Яшина на Эхо Москвы от 1.01 и особенно меня порадовала часть "В отделении". И вспомнила я свою  беседу с Владимиром Малинковичем о том, как ему, в то время врачу-радиологу и члену Украинской хельсинкской группы, пытались в 1978 г. "шить дело". Дело с Малинковичем, как и с Ильей Яшиным, как и с Лимоновым, как и с Немцовым, «не клеилось». Я приведу цитату из Малинковича:

"...Поскольку за мной была очень плотная слежка, друзья мне сказали, чтобы я хотя бы на полчаса остался после того, как все разойдутся. И все равно через некоторое время Сережа Борщевский вернулся и говорит: я недалеко от вас живу, давайте поедем вместе. И мы поехали с ним вместе, ехали в троллейбусе, о чем-то болтали, вышли из троллейбуса, идем к моему дому, – а мой дом в глубине двора. И он доводит меня до какой-то арки и дальше не идет. И говорит: все, я пойду домой. Только он ушел, я прошел через арку, дошел до своего подъезда, и вдруг из телефонной будки выскакивают два человека и начинают меня бить. Но несильно. А я уже понимаю, что это провокация, и кричу: «Это провокация!» и руки сознательно прячу за спину. А они бьют, провоцируют на драку. Тут же раздается стрельба из пистолета, из кустов выскакивает майор милиции Медведь, который неоднократно меня возил на допросы. С каким-то сержантом хватают нас, ведут куда-то, а он делает вид, что защищает меня от бандитов. Заводят в милицию, записывают, а потом Медведь и говорит мне: «Пойдите возьмите свои вещи, потому что теперь вам конец, пять лет вам обеспечены». И я пошел домой, взял какие-то вещи, написал записочку родным (их не было в Киеве и телефона не было), и меня увели. Посадили меня в камеру, а ночью вызывают и говорят, что по показаниям этих двух людей я, оказывается, их избил, статья такая-то. «Видимо, вы в пьяном виде полезли драться». Но для того, чтобы доказать, что я был пьян, надо получить соответствующую справку. И они меня сажают в машину и везут на Печерск в какое-то спецотделение, где есть аппарат, определяющий степень опьянения и автоматически выбивающий штамп на документе И вот эта машина бьет штамп: «трезв». Медведь прыгает: как так! Второй раз: «трезв». Несколько раз: «трезв», «трезв», «трезв»… Он с ума сходит, тащит меня назад. Ночью еще несколько раз вытаскивает меня, заставляет писать объяснения. Я пишу как оно есть. На следующий день меня везут в суд и дают 15 суток..."

Беседа большая и дальше еще интересней, особенно о том, как НЕ удалось приплести уголовный сюжет. Так что не поленитесь, почитайте — история очень поучительная.

Рассказ Яшина попроще. Его, по крайней мере, не избивали:

«Всего в ОВД доставили 24 человека.
Многих я знал: актив «Солидарности», парни из «Левого фронта», несколько нацболов. В отделении прибыли почти все участковые, которые быстро оформили на задержанных протоколы за переход дороги в неположенном месте. Эта статья предусматривает лишь устное предупреждение, однако, оформив протоколы, менты всех нас отправили в клетку.

Через полчаса на пороге появился участковый Дима, оформлявший меня.
«Яшин, пойдем, – сказал он. – Ты какой-то блатной что ли? Приказали писать тебе «сопротивление»…».

Дима оказался откровенным парнем и рассказал, что начальству спустили на меня заказ – закрывать по ст. 19.3 на 48 часов до суда.

Но Дима пообещал, что «лажу лепить» не будет. Если, мол, не склеится, то сходит к начальству, и меня отпустят.

Не склеивалось мое дело с самого начала.

Приехавшие в ОВД двое сержантов заявили участковому, что они меня не задерживали, а только доставили в отделение, при этом вел я себя «интеллигентно». Участковый похмурил брови, взял с сержантов рапорты «о доставлении» и отпустил по домам.

«Пойдем к начальнику, – говорит.– Сейчас отмазывать тебя буду. Раз нет сотрудников, которые тебя задерживали, то кому ты, на хрен, сопротивлялся?».

Участковый зашел в кабинет начальника ОВД.
Через минуту из-за двери начал греметь начальственный бас: «Да мне насрать! Ты знаешь, кто мне звонил?! Выполняй!».

Выйдя из кабинета, Дима вздохнул.

«Две новости, – говорит.– Хорошая и плохая. Первая: мне за тебя дадут четыре выходных. Вторая: тебе придется посидеть».

Поехавших было домой сержантиков вызвали обратно.
Под диктовку участкового, не стесняясь даже моего присутствия, менты написали новые рапорты: «…оказывал активное сопротивление… отталкивал сотрудников милиции в грудь… препятствовал задержанию Немцова».

«Дима, – возмутился я. – Ну что вы лепите? Меня задержали раньше Немцова! Как я мог препятствовать его задержанию?!»

«Подожди, – скривился участковый.

– Потом все объясню. Я что могу сделать? На тебя конкретный заказ пришел».

«Твою мать, ты официант что ли, чтобы заказы выполнять?! И сержантов-лжесвидетелей под уголовку подводишь!»

Участковый в очередной раз вздохнул и щелчком пальцев показал, как с его погона собьют звездочки.

Минут через 20 меня доставили в камеру. Участковый Дима попросил «не держать зла», сказал в телефонную трубку «уже лечу, Светик» и поехал встречать Новый год. До полуночи оставалось совсем немного.»

2 января, как мы знаем, не слушая свидетелей защиты (см. интервью свидетельницы Л. Алексеевой), Яшину дали 5 суток, Немцову — 15.

Дело выглядит, действительно, попроще, чем с Малинковичем. Но схожесть жанров поражает.

Теперь о стиле судов. Вот слова Л. Алексеевой о том, как проходил суд над Немцовым и Яшиным, на радио «Эхо Москвы» (http://www.echo.msk.ru/programs/razvorot-morning/738996-echo/ ):

«И. ВОРОБЬЕВА: Вот вы вчера присутствовали на суде, где судили Бориса Немцова. Скажите, судья, действительно, не принимала во внимание свидетельства тех, кто выступал в защиту?

Л. АЛЕКСЕЕВА. Ни одного свидетельства, хотя выступало более 10 человек! И снимала все вопросы адвоката, которые могли затруднить ответы милиционеров, которые давали ложные показания. И категорически отказалась приобщить к делу видеоматериалы, снятые независимыми наблюдателями, и материалы МВД.

А. ОСИН: Чем-то мотивировала она?

Л. АЛЕКСЕЕВА: Нет. Она заявляла: «Отказываюсь приобщить как не относящиеся к делу».

И. ВОРОБЬЕВА: Неужели вы считаете, что если бы видео приобщили к делу, то судья бы сразу же, немедленно отпустила бы всех?

Л. АЛЕКСЕЕВА: Нет, я так не считаю. Но если бы она приобщила это к делу, то было бы видно, что она решила его неправильно, основываясь на показаниях милиционеров, а не десяти свидетелей вокруг, которые, не сговариваясь, очень по-разному, с разных точек зрения, но говорили одно и то же».

Кстати, если почитать свидетельства простых людей (http://khodorkovsky.ru/publicsupport/hamsud/ ), побывавших в Хамовническом суде на деле ЮКОСа, понимаешь, что там было все так же, как описывала Алексеева — только нуднее и дольше.

Но обратимся к недавнему советскому прошлому. Приснопамятный «процесс четырех», что проходил в 1968 году, получил тогда особенно широкое освещение. О нем писались открытые письма, обращения, собирались подписи в поддержку обвиняемых. Приведу цитату из одного из наиболее известных документов, письма Ларисы Богораз и Павла Литвинова К МИРОВОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ:

"Судебный процесс над Галансковым, Гинзбургом, Добровольским и Лашковой, проходящий сейчас в Московском городском суде, совершается с нарушением важнейших советских правовых норм. Судья и прокурор при участии определенного сорта публики превратили судебные заседания в дикое, немыслимое в XX веке издевательство над тремя подсудимыми (Галансковым, Гинзбургом, Лашковой) и свидетелями.
Дело приняло характер известных “процессов над ведьмами” уже на второй день, когда Галансков и Гинзбург, несмотря на год предварительного заключения, несмотря на давление суда, отказались признать возведенные на них голословные обвинения Добровольского, доказывали свою невиновность. Свидетельские показания в пользу Галанскова и Гинзбурга еще более озлобили суд.
Судья и прокурор в течение всего процесса помогают Добровольскому возводить ложные обвинения на Галанскова и Гинзбурга. Адвокатам то и дело не разрешают задавать вопросы, свидетелям не дают давать показания, разоблачающие провокационную роль Добровольского в этом деле.
Судья Миронов ни разу не остановил прокурора — представителя обвинения. Лицам же, представляющим защиту, он позволяет говорить лишь то, что укладывается в заранее намеченную следствием КГБ программу. Когда кто-либо из участников процесса пытается нарушить отрепетированный спектакль, судья кричит: “Ваш вопрос снят!.. Это не имеет отношения к делу!.. Я не разрешаю вам говорить!..” Эти окрики обращены к подсудимым (кроме Добровольского), к их адвокатам, к свидетелям.
Свидетели выходят из зала после допроса — вернее, их выталкивают — в подавленном состоянии, чуть ли не в истерике...." http://antology.igrunov.ru/70-s/memo/k_mirovoy_obsch.html

Так что сейчас становится не так уж важно, согласны мы с позициями Лимонова, Немцова, Яшина, Алексеевой, испытываем к ним симпатии и сочувствие или нет. Сейчас важно другое — нас опять пытаются обмануть фальшивыми судами, ложными свидетельствами, наглой пропагандой о «наймитах Запада». Это мы все недавно уже проходили, казалось бы, открестились от этой омерзительной практики — и вот опять все забыли и опять даем себя обмануть. Как и 30 лет назад, власть отказывается признавать существование политической оппозиции — пусть какой угодно беспомощной и скверно организованной — и открыто с ней дискутировать, а если эта оппозиция РЕАЛЬНО допускает незаконные высказывания, судить ее именно за ИДЕИ и ВЫСКАЗЫВАНИЯ, а не за вымышленные «преступления». Но нет, власть напарывается на старые грабли и вновь прибегает к своему излюбленному методу — превращать политический протест в фарс и комедию, а оппозиционеров — в ничтожных фигляров. Ибо ОНИ боятся, что если вступят в открытую политическую борьбу, в прямую дискуссию, то слишком многие могут увидеть: «Король-то — голый».

Что греха таить, наша либеральная (и не только) оппозиция — тоже не ахти какого полета. Претензий к ней выше крыши. Тем более смешон страх власти допустить их в политическое пространство и соревноваться с ними по-честному. Видно, сознают, что они-то сами и до уровня Немцова с Лимоновым не дотягивают.