Учебный полигон, по развалу СССР.

Случай из курсантской жизни или жандармы Узбекистана.

В народе принято считать, что первые, кто поднял национальный вопрос, - это страны Прибалтики (Латвия или Литва) и союзные республики Закавказья, конкретно Армения и Азербайджан (резня в Сумгаите). Более продвинутые пишут о событиях на почве межнациональной розни на основе конфликтов в Казахстане (студенческие волнения в Алма-Ате) и в Ошской долине (Узбекистан). Но на самом деле первыми национальный вопрос подняли (со всеми атрибутами, присущими народным волнениям в виде демонстраций, манифестаций, столкновений, разгонов) крымские татары, выселенные из Крыма и проживающие на тот момент в республике Узбекистан.

Те времена коснулись и меня. Сейчас я хочу вспомнить о событиях, в которых был вынужден участвовать я лично.

Итак, я учусь на 4 курсе Ташкентского высшего танкового командного училища имени П.С. Рыбалко. 1988 год. Шестая рота, четвертый взвод. Нас в батальоне зовут "китайцами". "Китайцы" - не потому что некоторые наши изучают тот, иностранный язык, а потому что наш взвод формировался по остаточному принципу и был самый большой во всем батальоне.

Отгремел парад, посвященный 70-летию Советской власти в городе Ташкенте. Масштабность происходящего, грандиозность подготовки к участию в параде завораживали и имели какой-то "былинный" характер. Это было нечто. В период подготовки мы выгружались в Ташкенте из грузовых автомобилей и выдвигались строевыми колоннами на главную площадь союзной республики. Приветственные лозунги парадных коробок курсантов военных училищ: Ташкентского мотострелкового имени Ленина, Самарского автомобильного, солдат-пограничников, солдат воздушно-десантных войск...

- Привет, траки! Салют, мазута!
- Здорово, помидоры! - неслось в ответ (по цвету их красных погон).
- О, траки катят!
- Баллоны, резиной не воняй! - весело звучало в адрес автомобилистов.

Сурово и молча стояли солдаты погранвойск, с солидностью пропускали проходящий строй воины-десантники. До сих пор при воспоминании бегут мурашки. Величие, слава и мощь страны чувствовались не только в Москве, но и на далеких ее окраинах. Гордость за свое государство. В ином свете понималась курсантская мудрость: мы - болтики и гаечки в боевом щите нашей страны. Мы - не просто болтики и не просто гаечки. Мы - основа великой державы, то есть - очень важные "болтики и гаечки"!

Настроение омрачали действия, естественно, "не известных" нам представителей крымских татар. Первое, что приходит на память из их заявлений: к 70-летию Советской власти - 70 отрезанных голов.

Наше училище в простонародье называли "жандармы Узбекистана". По аналогии с "Царская Россия - жандарм Европы". От старших к младшим пересказывалось историческое событие о том, как в 60-х годах крымские татары подняли бучу, были раненные и вроде как убитые. И, вконец обнаглев, татары однажды попытались устроить резню прямо возле училища. А дальше пошел неуправляемый процесс. Курсанты выпрыгивали в окна, перелетали через заборы, и в городе Чирчике произошла настоящая бойня. Крымские татары не ожидали столь дружного выступления именно от курсантов военного училища. Тогда все быстро затихло, а власти замяли историю.

С 1987 по 1988 год мы частенько спали в казармах, когда с автоматами, когда с саперными лопатками или с тем, что каждый для себя подготовил. Ожидали убытия то в Алма-Ату на разгон студентов, то в Ошскую долину, то на утихомиривание беспорядков, то на разгон демонстраций крымских татар по Узбекистану. Сами понимаете, крымские татары не пользовались нашим уважением, и только потому , что их ненависть к нам выражалась в периодических избиениях курсантов и офицеров.

Помню демонстрацию, устроенную татарами. Нас выгнали в оцепление. Дали автоматы, дали рожки, но не дали боеприпасов. Нам никогда не давали боеприпасов и крымчаки это хорошо знали. Они издевались над нами, дергали за автоматы и, ухмыляясь, кричали: "И что ты с нами сделаешь? Тебе твоя Родина даже патронов не дала, и в руках у тебя палка!" Естественно, иногда курсанты не выдерживали, и у "палки" появлялся вдруг приклад...

Вот тогда-то я в первый раз увидел плакаты: "Рашида Максудовна, ты нам обещала!" "Рашида Максудовна" - это Раиса Максимовна. Типичные лозунги, адресованные непосредственно Горбачеву и его жене. Это вызывало недоумение и вопрос , а кто вообщето правит страной ?

У крымчаков явно прослеживалась иерархическая структура: 1. Знающие - идеологи, философы. 2. Командиры-руководители. 3. Бойцы.

Идеологи и философы старались мирно беседовать с нами и демонстрировали необычайные знания истории государства, партийной истории, знания о мировых философских системах и течениях. Мы-то в этом были не сильны. Правда, и их старания по вразумлению нас оказывались безуспешными и приносили мало толку.

Зато по училищу гуляла запрещенная советской цензурой, с грифом "Изъято из библиотеки и уничтожено" книга воспоминаний командира партизанского отряда, в 1941-43 году дислоцировавшегося в Крыму. Называлась "Крымский дневник". Не буду пересказывать, советую найти и прочитать, если получится. Один лишь момент прокомментирую: подход к крымским татарам гитлеровские идеологи нашли через мусульманское духовенство, которое подняло народ на фойну против русских гяуров. Обратите внимание: не советских, а русских гяуров.

Вспоминается хороший анекдот, протрезвляющий и помогающий понять, кто есть кто. Этот анекдот рассказывали шепотом в СССР. Так же перескажу его и я. Фашисты подбили советский танк. Стучат прикладами по броне и кричат: "Рус, сдавайся!" В ответ - тишина. "Рус, сдавайся! А то будем жечь!" Открывается люк, появляется советский танкист и говорит: "Рус нэту, казах можна?" Запад никогда не называл нас советскими, мы всегда конкретно были "раша" или "рус". И никакого тут национализма, простая констатация факта.

Посыльный

88 год, весна. В Чирчике - почти лето. Благодатный край! Воткни палку в землю - и палка расцветет, можно даже не поливать. Я по боевому расчету числился основным посыльным за комвзвода. Запасной посыльный - Бахром Г. Вечером роту вооружили, должны были спать с автоматами, как и обычно, впрочем. Вдруг старшина Зайцев подал команду: "Посыльным - к офицерам! Строиться перед канцелярией командира роты! Форма одежды - свободная". Мы с Бахромом должны были зайти последними. Срок ожидания растянулся, потому что командир роты в первый раз за 4 года разговаривал с каждым курсантом-посыльным тет-а-тет, наедине. И каждый выходящий от командира говорил любопытным: "Сам узнаешь" и с озадаченной физиономией шел чистить оружие. Дошла очередь и до меня.

У меня в колене был выбит мениск, и я сильно хромал. Устраивать утром кросс не было никакого желания. Да еще с автоматом, вещмешком, подсумком - в полной амуниции.

- Товарищ капитан! Курсант Калугин по вашему приказанию прибыл!
- Значит так, курсант, завтра ожидается очень серьезное событие. Возможны провокации, очень серьезные. Посыльных могут отлавливать. Но Шмычкова (командира 4 взвода) вы должны доставить в указанное время. Побежите вдвоем.

"Упс" - подумал я. Всегда бегал в одиночку. Запасной посыльный - на случай болезни, наряда, командировки.

- Товарищ капитан, у меня мениск выбит, я не могу быстро бежать. Разрешите не бежать?
- Боевой расчет менять никто не будет. Бежите вдвоем.

Каждый курсант был расписан по боевому расчету, и время и действия его тоже расписывались поминутно. Целую налаженную систему изменить на самом деле проблематично.

- Товарищ капитан, разрешите получить боеприпасы!
- Нет
- Разрешите не брать автоматы с собой.
- Нет. Побежите с автоматами.
- Товарищ капитан, а если нарвемся на толпу, что мы будем делать с этими палками?
- Выполняйте приказ.
- Есть.

Я потянулся рукой к ручке двери.
- Подожди, курсант, - неожиданно по-теплому, что не свойственно было нашему Гуге, командиру 6 курсантской роты капитану Горелейченко Владимиру Иванычу, остановил он меня. И выдал фразу, которая, видно привела в замешательство не меня одного:
- У любого толкового курсанта в нычке есть не только холостые патроны.



Вопрос, откуда он это знал, был бы глупым - Горелейченко сам выпускник Ташкентского танкового.

Следующим шел Бахром. Потом мы с Бахромом делили патроны. Два холостых ему - два холостых мне, пять боевых ему - семь боевых мне. В такой очередности и вбили в рожки.Сначало холостые, потом боевые.

 

Раз в году и палка стреляет...

Как ни готовились, но команда "Подъем! Боевая тревога!" прозвучала как обычно неожиданно. Еще не успела "догореть спичка" - 45 секунд - прозвучала команда старшины:

- Посыльных к офицерскому составу, убыть за офицерами!

Мы с Бахромом выскочили в окно туалета, перелезли через ближайший забор и рванули в направлении места жительства командира взвода. Шинели вещ.мешки и прочию поклажу оставили ребятам. Мы не бежали по центральной дороге - бежали кустами - береженого бог бережет. Боль в ноге то и дело давала о себе знать. Представляю, как со стороны смешно было наблюдать за бегущим хромающим курсантом! В одном месте надо было выскочить на главную дорогу, к участку, где примыкала широкая дорога из частного сектора. Не успели мы туда вылететь, как нас заметила толпа. Понимая, что с хромающим не убежать, даю быструю команду Бахрому:

- Беги! Я их задержу! Беги, я сказал!
Бахром:
- Олег, держи, - и бросил мне свой магазин.

Ну а дальше такая картина. Частный сектор. Местные, выламывающие палки из забора. Двадцать или пятьдесят - много!?  Посреди дороги в сапогах, галифе, фуражке с черным кантом советский курсант, переводящий автомат в боевое положение. Холостой патрон дослан в патронник. Мысленно очерчена линия, за которую нельзя допустить толпу. Команда часового: "Стой! Назад!.. Стой, стрелять буду!" Хохочущие лица, знающие, что у меня нет патронов, а в руках не автомат, а "палка".

Выстрел холостым. Досылаю второй патрон. Выстрел. Пауза. Стоят. Хлопают глазками медленное осознание. Они тоже не дураки, видать, опытные ребята, их не проведешь. Знают, что перезаряжать приходится только после холостых. Кто-то кричит: "У него холостые!" Толпа двинулась на меня. Но, что то уже не решительно. Метров 15-20. Ближе подпускать нельзя. В руках у них палки, дубины, железные прутья. Рожи, перекошенные от злости. Быть избитым и покалеченным - это одно, а вот потерять автомат - уголовное дело.

Прощай, офицерские погоны! Выбирать было не из чего. Очередь боевых патронов, "султанчики" от разрывов в асфальте, песке. Секундный ступор толпы, рожок из автомата долой! На фиг два холостых патрона! Рожок подсоединен к автомату. Действия отработаны и отточенные до автоматизма за 4 года. Взгляд на толпу из-под козырька фуражки. А толпы - нету.  Лишь удаляющиеся спины, скрывающиеся за забором, за поворотом, и вопли: "Курсантам дали боеприпасы!" Быстро собираю разлетевшиеся гильзы и - в кусты!

Добежал до следующих густых зарослей. Сел, дышу, нога дико болит, руки трясутся. Лихорадочно соображаю: теперь точно посадят! Заметаем следы. У хорошего курсанта всегда найдется старый подворотничок. Быстрая разборка автомата, масленка, шомпол.  Никогда я с таким усердием не чистил автомат - настолько быстро и качественно! Гильзы закопаны. Откуда эти навыки? Страх за судьбу, за возможно "бесцельно прожитые годы"?..

Прибежал в казарму. Бахром боком подошел:
- Ты живой? Хорошо.
- Отойди и ничего не было. Молчи. Прошипел я.

Команда старшины: всем приступить к чистке оружия. Среди курсантов пошел слух - кто-то стрелял- боевыми. Я в отличие от других произвел полную разборку автомата. Товарищи, смутно догадываясь, помогли мне почистить оружие.

- Сдать оружие! Построение на завтрак!

После завтрака построились на плацу военного училища. Стоим, ждем, долго ждем. На трибуну проследовали начальник училища и важные гражданские. Генерал:

- Бла-бла-бла, крымчаки, выступления, манифестации, кто-то стрелял. Кто стрелял - молодец... Кто это сделал - три шага вперед!

"Ага, разбежался! Нашел дурака!"

Кто-то меня подталкивает:

- Николаич, не ты стрелял?
- Делать мне больше нечего. Откуда у меня боеприпасы?..
- Ну-ну
С трибуны доносится через микрофон слова генерала гражданским:
- Видите, я же сказал, что не мои.

Это не предназначалось для наших ушей , просто ветер не удачно подул.
Идем на занятие. Лекция по боевым машинам. Прибегает дневальный по роте и вызывает старшину в роту. Объясняет преподавателю:

- Проверяют оружие во всем училище!

Шесть часов сижу как на иголках. Ничего не происходит. Роты по взводно стекаются  в батальон к казарме, нас встречает старшина. Кто-то задает ему вопрос:

- Что искали?
- Искали автомат с нагаром, из которого недавно стреляли.
- Нашли?
Я напрягся и слухом и телом.
- Не, не нашли. Самые чистые, правда, оказались в 4 взводе.
Я как раз мимо старшины шел в казарму. Всем своим видом показывая свой не интерес к обсуждению . Старшина:
- Слышь, а самый-то чистый твой!
Многие догадывались! Многие! Но никто не выдал.

Вечером в канцелярию вызвал командир роты.
- Ответь для меня, ты стрелял?
- Куда, товарищ капитан. Что вы? Я законы Советского Союза чту. В людей стрелять нельзя. Стрелять можно только на посту часовым.
- Именно эти выстрелы враз прекратили все выступления татар. Кто это сделал - молодец. Идите.
Командир роты хорошо знал ТТХа своих подчиненных.

Было это или не было, правда это или ложь, никто уже не разберется. Написал от первого лица - захотел минуты славы. Но ведь кто-то стрелял? Это факт. Такой же факт, как и прекращение волнений аж до самого моего выпуска в июле 1988 года. Что было потом мне не ведомо.

Но вручая предписание на убытие к новому месту службы , уже новый командир роты  напутствовал молодого лейтенанта танкиста :

- Ну вот поедешь в Закавказье. Теперь там будешь защищать Советскую власть . Помолчал  и добавил.                                                                                                                                 - Как в Узбекистане защищал. Опыт уже имеешь....                                                                            - Вы , о чем товарищь капитан? 

Хлопал я честно глазками, глядя ему в лицо , выражая всем своим видом обсолютное не понимания о сути намеков .                                                                                                                                

- Иди уже ....Ответил он .