Мажор – это страшный диагноз

Мажор – это страшный диагноз 

Одна богатая дама открывала галерею. Пригласила меня – показать картины, рассказать о галерее. Ходим, беседуем, дама очень любезна. Внезапно появляется девочка, лет четырнадцати. С черным маникюром, брильянтами в ушах, с капризным голосом. Дочь. Что-то говорит маме, не замечая меня. Мама, сделав глянцевую улыбку, красивой рукой в перстнях указывает дочке: «Познакомься, это Алексей, который…» ну и так далее. Дочка бросает на меня презрительный взгляд, даже не кивает и продолжает дальше свою тему с мамой. Она и не пытается выглядеть светской, в отличие от мамы. Ей на меня начхать. Что она и демонстрирует. Я не из Кремля, не из списка Форбса, даже не из Генпрокуратуры. Никчемный человечишко, горка мусора. Примерно на уровне их филлипинской горничной, даже мельче. Горничная хоть за порядком следит, а от меня какой прок?

 

Это не какая-то отдельная сумасбродная невоспитанная девочка. Нет. Я нагляделся на детишек богатых и знаменитых родителей. Они все одинаковы, за редкими исключениями. Сын одного известного актера, семнадцатилетний пацан, при встрече со мной в кафе (короткое интервью), сбросил с плеч мне на руки свое пальто, будто прислуге. Я это пальто тут же откинул в сторону, так пацан мне нахамил. На этом интервью с юным мерзавцем закончилось. Пусть общается со своим пальто, молодое хамло.

У нас выросло целое поколение мажоров, которые знают одно: весь мир – их обслуга, халдеи, крепостные. Это жалкое «быдло» не стоит и кивка головы. Мы все – пыль под колесами их поршей и ламборгини. Их родители – миллионеры, звезды и высшие чиновники – все-таки соблюдают внешние приличия. Да, они тоже нас презирают, но они выросли еще в СССР, пионерами были, строем ходили, пели про паровоз. А их дети – это уже исчадия нового времени. Советские мажоры вынуждены были якшаться с народом , даже ездили на метро. Нынешные мажоры – совсем другие. Они выросли за пятиметровыми заборами, их в элитную школу сопровождают двое охранников, они черной икрой пуляются в мамину коллекцию шедевров на стенах. Они слышали, что там, за забором, есть какой-то другой мир, иногда они даже случайно видят его на огромном экране телевизора, щелкая пультом. Изумляются: «Во быдло живет!». Переключают и требуют, чтобы им принесли грейпфрутово-сельдереевый фреш. Ну и устриц.

Кстати, некоторые даже не могут сами себе налить воды. Они не знают, как это сделать, и где взять стакан. Нет, я не утрирую. Мне по секрету об этом рассказывали всякие коучеры и психологи, которых специально нанимают, чтобы они помогли бедненькому мальчику или девочке адаптироваться к миру. Они действительно лишены самых простых навыков, тяжелее глянцевого журнала они ничего не держали в руках.

Да, они умеют водить сверхдорогие тачки, вдавливая педаль газа на шоссе, давя ненужных пешеходов. Умеют сказать официанту, что он полное дерьмо, потому что в салате не та руккола. И официант примет это с поклоном и доброй улыбкой. Иначе ему кирдык, несчастный официант это знает.

У них фантастические представления о враждебном мире за забором. О какой-то чужой, непонятной России. Если они случайно вдруг слышат, что какие-то пенсионеры мало едят – значит, это такая диета. Впрочем, они почти ничего не думают о внешнем мире. Они как ходячие орхидеи, эти детки. Только жуткие орхидеи.

Они не то, что не воспитаны – как раз они знают все приличия и пару языков впридачу. Они просто развращены. Из них с младенчества растили уродов. Они ни с кем не общаются, кроме прислуги, охраны, частных педагогов. В школе у них нет друзей. Потому что они не понимают: как это – дружить. Зачем? У них нет такой потребности. Любить? Как это? Да, они любят своих мелких собачонок. А больше никого и не надо. Даже родителей. Те просто обеспечивают бесконечный комфорт и безопасность.

Но дело в том, что лет до 17 можно расти за огромным забором, никого не видеть. Но дальше – надо же куда-то поступать, в Англии или Швейцарии. Или Америке. А в этой проклятой Европе и в гнусной Америке к русским богатым детям никакого почтения. Там надо как все.

И это дикий шок – для мажоров и для их родителей. Тогда и нанимают специалистов: «Наш мальчик – он такой нежный, он не знает, как сделать в ванной теплую воду! Помогите ему!»

Изредка случаются чудеса: нежный мальчик вдруг адаптируется к нормальной жизни. Из орхидеи почти становится человеком. Но все-таки мажор – это диагноз. Такой мальчик или девочка помыкается в престижном колледже, родители забашляют. Но мажору учиться необязательно, это все глупости родителей, которые по старинке думают, что нужно образование. Они не изжили в себе наивность советских времен. Дальше мажор либо останется жить с устрицами в лондонском особняке или на вилле в Майами – а там тот же забор, прислуга, охрана. Либо вернется в Россию, потому что так лучше для карьеры. Девочке откроют модную галерею, снимут для дюжины глянцевых журналов, девочка будет счастлива, пока ей это не надоест. А мальчик займет отличный пост в банке или госкорпрорации. Кто откажет такому славному малышу? Они уже вовсю занимают посты, они расползаются, как метастазы раковой орхидеи. Пусть они ни хрена не умеют, не знают, не хотят – они заслужили право на огромные бабки и просторный кабинет с дизайнерской мебелью – заслужили по праву рождения. Они намерены рулить этой страной до конца. Пока выдерживает бронь их автомобилей. А что не так – быстро в частный джет и на виллу, подальше от нашей страны. Которую они презирают.