Восприятие эволюции – сцена четвертая, заключительная
На модерации
Отложенный
Сцены первая, вторая и третья, соответственно, были ранее. Четвертая сцена будет заключительной в этом длинном спектакле. А в хорошем спектакле всегда есть герой, который не нравится зрителям. Абсолютно положительных спектаклей просто не бывает, иначе каким образом зрители поймут, что вот этот конкретный персонаж хороший? Всегда нужен тот, кто будет оттенять положительное своим отрицательным. Скажем, Иван-Царевич обязательно должен иметь антагониста в виде Кащея Бессмертного, Люк Скайукер – Дарта Вейдера. Всегда должен быть отрицательный герой.
В нашем спектакле, казалось бы, нет отрицательного персонажа. В самом деле, что может быть отрицательного в эволюции? Это процесс, который никак каждого из нас в отдельности не затрагивает. Мы никак не изменяемся в течение всей жизни. Возрастные изменения не считаются, как и те перемены, которые происходят с нашей личностью. Ведь они появляются и исчезают вместе с нами. Другим поколениям они никак не передаются.
Человек, однако, даже тут сумел немного обойти эволюцию: мы научились сохранять информацию, чтобы кто-то другой мог ее воспринять. Речь, рисунок, письмо... все это может зафиксировать наши особенности, сохранить их для потомков. Но это будет не живая информация, способная к изменению, мутациям, адаптациям. Это будет пыльная книга. Вернее, пыльной она станет через много лет, когда память о том, чей характер и чья личность отражены в ней, будет стерта.
Много ли мы знаем о тех исторических личностях, которых знают все? Что мы можем сказать о Юлии Цезаре, Нероне, Нефертити, Александре Невском, Иване Грозном... Если не прибегать к глубокому анализу пыльных книг, даже такие исторически близкие к нам личности, как Наполеон, Александр I, Королева Виктория, Кайзер Вильгельм, Иосиф Сталин будут лишь образами с портретов художников того времени. Только профессиональный историк, посвятивший всю свою жизнь короткому историческому моменту, может более или менее приближенно нарисовать не просто портрет красками, но и портрет чертами характера исторической личности. А, ведь, это крупные деятели, от которых зависели судьбы народов.
Забавно, что те художники, которые писали портреты Наполеона и Александра I и вовсе зачастую остаются безымянными до сих пор. И чем меньше масштаб человека в сравнении с масштабами исторического процесса, тем меньше мы знаем об этом человеке. Очень редко по каким-то клочкам бересты, папируса, шелка, бумаги, пергамента мы можем получить представление о рядовых обывателях. Они как персонажи «Ревизора», которые появляются на страницах книги мельком. Появляются один раз и больше никогда мы о них ничего не узнаем.
Как тот мальчик Онфим, 6–7 лет от роду оставивший несколько незамысловатых рисунков на бересте. Кто он, сколько лет прожил, кем стал? Важно ли это? У нас есть его рисунки на бересте и самые простые записи, которыми он учился писать на современном ему языке. Это сейчас, в 21 веке нам кажется, что Онфим – это историческая личность. Вовсе нет, просто мы знаем только это имя, других имен детей, которые оставили свои грамоты и рисунки, мы не знаем.
Нам сложно понять, что между этими обрывками березовой коры и нашим временем Онфим вырос, выучился, стал, может быть, профессиональным войном, женился, у него родились дети, у которых родились свои дети. И теперь, кто знает, может быть кто-то из вас является далеким потомком мальчика, рисовавшего забавных человечков и выписывавшего по-своему аккуратные буквы на дне берестяного туеска.
Интересно, что мы обычно не готовы к такому пониманию. Нам всегда кажется, что мы исключительны, уникальны и особенны. Мы хотим, кто в явном виде, кто смутно, остаться в истории, сделать что-то, чтобы о нас потом написали хотя бы статью в журнале. Мальчик Онфим упомянут в десятках научных статей, возможно, на основе его трудов написаны диссертации и монографии. Это та книга, которая не запылилась. Этот мальчик многими уже вырван из исторического контекста. Многим из нас очень хотелось бы именно такой памяти.
В самом начале мы хотели, кажется, определить протагониста и антагониста в нашем спектакле. И до сего момента, даже прочитав предыдущие три сцены, вы вряд ли могли это сделать. Да, я и сам не очень представлял, что и как повернется в самом конце. А случилось одно небольшое неудобство. Оказия, так сказать. Протагонист и антагонист – это одно лицо. Вернее, один процесс. Нельзя же персонализировать и очеловечивать то, что происходит в природе. Это опасно, это влечет за собой искаженное восприятие и понимание.
Сам процесс эволюции оказался таковым отрицательным героем.
И он же является героем, вне всяких сомнений положительным. Это классическая дуальность, место которой в философии. А у эволюции нет никакой философии. Она вообще не подлежит никакой оценке. Даже с точки зрения философии нельзя оценивать фундаментальные закономерности природы. Можно брать их в качестве основы познания, но не более. У эволюции нет морали, нет этики. А невозможность оценки чего-либо всегда порождает настороженность и даже опасения.
Большинство из нас в силу разных причин не допускает мысли о том, что они являются рядовыми живыми существами, особями одного единственного вида. Для нас тот факт, что мы – лишь рабочий материал эволюции, результат одной лишь стадии эксперимента, масштабы которого равны масштабам Вселенной. Признать себя пикселем в грандиозной картине мира – величайшее кощунство по отношению к самим себе, не так ли? Но даже это обстоятельство, это положение даже не единицы, с которой работает эволюция, а какой-то малой доли этой единицы (помните, что уровень работы эволюции – популяция) еще можно как-то принять. Человек способен на это и примеров тому масса. Самые яркие – примеры воинского героизма, когда один человек ставит интересы множества других выше своих собственных. Значит, возможность смириться с мыслью о своей исчезающе малой роли имеется.
Но с другой особенностью эволюционного процесса человек, индивидуум, примириться не может и вряд ли сможет когда-нибудь. Правда, это лишь наше понимание эволюции, а не ее суть. Отсутствие всякой моральности и этичности – вот, что невозможно осознать. Эволюция обращается с каждой отдельной личностью крайне вольно. Ее не интересуют личные качества человека, его личность, его убеждения. Каждый из нас – всего лишь набор генов, которые, возможно, получится передать следующему поколению. Это механический процесс, подчиняемый простой математике и предсказуемый ею.
Докинз назвал человека лишь вместилищем генов, репликаторов, которые используют его тело для распространения самих себя. Миллиарды безликих упаковок для генов прошли через сито эволюции, исчезая навсегда после выполнения своего назначения. А мы хотим быть уникальными. Мы хотим, чтобы наша упаковка оказалась особенной, такой, чтобы наделенная чертами личности эволюция ее заметила, схватила с бесконечного конвейера и отставила в сторону. Туда, где они будут стоять очень долго и все, кто проходит мимо, обращали бы на нее внимание.
Ну, хорошо, не упаковки для генов, а личности. И каждая из этих личностей хочет задержаться в истории, отдалиться от бессмысленности процесса эволюции, показать свою уникальность. Но ирония в том, что все те, кого мы воспринимаем как величашие личности – такие же пиксели в картине. Эволюции не интересно, был ли Гитлер великим диктатором. Ему достались наследственные болезни, вероятность которых можно было определить с помощью простейших математических инструментов. И мальчик Онфим тоже был самым простым человеком, ничем не примечательной долей единицы естественного отбора.
Похоже, мы никогда не сможем до конца осознать эволюцию. Мы можем принять ограниченность наших знаний. Мы можем принять, что теория вероятности в отношении минувших событий не работает. Мы можем даже попытаться сложить отдельные фрагменты, известные нам, в непрерывную картину истории жизни на Земле. Но сможем ли мы принять свою ничтожную, практически стремящуюся к нулю роль в этой истории? Сможем ли смириться с тем фактом, что мы – не венец эволюции? Мы даже не промежуточный результат. Скорее всего, мы в самом начале эволюционной ветви разумных существ.
А что в итоге? А это решать каждому из нас самостоятельно. Эволюция – положительный герой. Она постоянно совершенствует живые организмы (да, и не только их, ведь эволюция – глобальный процесс, касающийся и живой, и неживой природы, это вообще фундаментальная закономерность природы). Она помогает преодолевать серьезные затрудения на пути к совершенству. Да, огромной ценой, без внимания к отдельным личностям, но это путь вверх и вперед.
Наш спектакль подошел к концу. Вам решать, какого героя вы видите в эволюции и как к ней относиться, как определять себя в этом процессе. Я лишь попытался представить, как мы видим эволюцию сегодня. Под «мы» я понимаю простого обывателя, не искушенного в вопросах теории эволюции, философии, физики, математики. Да, мне, в силу специфики образования, несколько проще ориентироваться в этом вопросе, чем большинству моих читателей, но это отдельный вопрос отдельного поста на тему того, как я лично понимаю и воспринимаю эволюцию. Занавес!
Комментарии
Эволюция не персона, не субъект, чтобы как-то обращаться с личностью. Эволюция это процесс реализуемый на ансамбле личносте. И эти самые личности никак эту эволюцию (если говорить о биологической эволюции") не принимают во внимание! Хотя и знают о ней, и понимают ее все больше и больше. А вот в социальной эволюции мы, личности участвуем и индивидуально, и коллективно (и не важно, происходит это сознательно или нет....)
- это не совсем так. Мы сохраняем не только "информацию", но и, если только можно так сказать, создаем некие информационные конструкции: различные формы общественного сознания, идеи, формализмы, мифы, философии, ... и много еще всякого.... И вот эти "конструкции" (Докинз назвал их "мемы") постоянно воспроизводятся, эволюционируют, испытывают мутации, ... , и участвуют в "естественном отборе" ( в определенном смысле).
////////////////
Защитникам эволюции надлежало бы знать, что неживой природы не существует, поскольку вся материя во всех состояниях - живая.
Милейший, советую Вам сначала про эволюцию чего-нить самому прочитать, а уж потом нагло претендовать на первооткрытия. Или чурка только писатель, а не читатель?