Митьки - бурный взлёт и тихий закат

29 октября  2017 Дмитрию Шагину — художнику и одному из основателей движения митьков — исполнилось 60 лет.

Накануне он пригласил журналистов COLTA.RU в музей «Митьки-арт» на улице Марата, на третьем с половиной этаже старинного доходного дома. Пока ждем у домофона, в подъезд заходит строгая пожилая женщина с внуком и подозрительно оглядывается: «Вы на день рождения? Не шумите потом, не топайте!» Фотограф растерянно крутит в руках красиво упакованный торт и невольно оправдывается: «Нет, не волнуйтесь, мы на интервью!»

Перед закрытыми дверями музея сидим больше часа: у Шагина телевизионная группа из Москвы, снимают фильм про алкоголизм. Наконец дверь открывается — большой благодушный человек приглашает внутрь и наливает чай.

«Какой вкусный, нежный, м-м-м-м! Ничего себе!» — басит он, накладывая торт себе и гостям.

Историю жизни Дмитрия Шагина принято начинать с упоминания о его знаменитом отце. Владимир Шагин — одна из главных фигур неофициальной художественной группы послевоенного Ленинграда «Орден нищенствующих живописцев»; сейчас она известна как «арефьевский круг» — по фамилии основателя Александра Арефьева.

Как художественный метод митьков невозможен без наследия этой группы, так и формирование личности главного митька нельзя представить в отрыве от эстетики нонконформизма, подпольных мастерских и квартирных выставок. Художник-шестидесятник был против того, чтобы единственный сын становился живописцем, — боялся повторения собственной судьбы, полной тревог и лишений.

Самое удивительное в истории митьковского движения — его литературная первооснова. В 1983—1984 годах в Ленинграде переживает расцвет неформальная художественная тусовка, где одна из главных фигур — Митя Шагин. Его друг, коллега по художественному цеху и верный собутыльник Владимир Шинкарев на основе наблюдений за жизнью колоритного приятеля сочиняет книгу «Митьки». В гротескных, ироничных, философских красках он описывает собирательный образ невероятного персонажа — Митькá, вечно пьяного, доброго, наивного героя, подчинявшего себе злую и серую действительность только абсурдностью собственного существования.

Этот манифест запустил таинственный механизм — движение митьков выплеснулось с литературных страниц и воплотилось  в реальности. Дмитрий Шагин утверждает: Митек — это не утрированный образ, а он собственной персоной, списанный с натуры, живой и реальный человек без преувеличений.

                                               © Михаил Романенко

Тогда  в  конце  80-х был  очень важный  момент для художника — бесцензурно выставляться, чтобы выставки были не только на квартирах. Этого мы добились и даже с лихвой, сколько было выставок по всему миру, было снято несколько фильмов и много еще чего. А вот спустя уже 30 лет выясняется, что мы возвращаемся обратно. Снова цензура, как бы это сказать, нетворческая атмосфера. Тогда, несмотря на Советский Союз, были какие-то надежды, творчество, один Курехин как зажигал.

Сегодня я вижу такой же фарс, какой был при тех советских гонителях. Они, конечно, не верили ни в какой коммунизм, носили джинсы, слушали «Голос Америки» и читали запрещенные книжки, хотя с виду и были все такими правильными коммунистами. Так и у этих, которые сейчас, у всех дети учатся за границей, счета в западных банках — это, конечно, все смешно.

Но в чем явно стало хуже и чего я никак не ожидал — это что будут так запрещать, когда мы создавали свой «Дом надежды на горе».

Вроде бы доброе дело, хорошее, а сколько раз пытались закрыть, скольких это нам стоило сил и нервов. Неужели у нас всем на эту проблему наплевать? Только бабло, никто никого не интересует. Я думал, люди лучше. Это, конечно, грустно, если дальше так пойдет. Поклонение золотому тельцу ни к чему хорошему не приведет.

Десять лет назад в, казалось, сплоченной команде бесшабашных братушек произошел громкий раскол.

Главный идеолог движения митьков, создатель литературного первоисточника движения Владимир Шинкарев объявил о выходе из художественного объединения, а потом представил публике книгу «Конец Митьков». Таким же легким и талантливым языком он описал, как все эти годы творческую группировку раздирали изнутри противоречия, как жадность вступала в борьбу с искусством и как выдуманный идеальный митьковский мир разбился под тяжестью действительности.

Как я понимаю, в этой книге содержится какое-то послание для меня. Я книгу не читал, поэтому мне сложно комментировать. Не хочу расстраиваться. Хочу помнить светлые моменты, которые касаются моего друга Владимира Шинкарева. А то, что он написал про меня, мне не очень понятно. Слышу сторонние отзывы, а сам не хочу настроение портить.

Началось как — у нас была выставка в этом помещении, он взял и забрал свои работы. На следующий день подъезжает телевидение, тычут мне какую-то газетку, что Шинкарев вышел из митьков, а я такой-растакой. И давай снимать мою реакцию, как я буду реагировать.

Первая статья была — напомнило, как при советской власти травили Зощенко: тогда было достаточно одной передовицы —    у человека инфаркт, и на кладбище. А тут были сотни газет, журналов, интернет-изданий, телевидение. Берут интервью, а камера крупно снимает мои часы — да вот эти же самые часы (показывает свои простые механические часы с пластиковым ремешком и произносит страшным голосом): «Часы Шагина!» Была развязана такая кампания: один писатель написал, что Шагин в одном ряду с такими негодяями, как Гитлер, Пол Пот, Джек-потрошитель; черной краской меня там извозили, даже не верится. Только что из утюга не неслось «Шагин такой-сякой», про Чикатило такого нет. Что это было — я не знаю. Не думаю, что это Шинкарев организовал, там такие были ресурсы задействованы! Потом он попросил извинения, я ему сказал: за что прощать-то, я не сержусь.

Кого-кого, но меня обвинить, что я сотрудничаю с властью... Меня в советское время сколько раз пытались заставить, чтобы я им что-то рассказывал. Я, наоборот, был всегда на карандаше. Мне власти ничего не давали. В этом помещении, когда его выдали, не было потолка, пола, окон, гулял ветер.

Весь этот наезд был довольно долгим, с 2007 года, уже 10 лет прошло. Когда такое случается, люди умирают, не выдерживают. Но у меня много друзей оказалось, некоторые журналисты на защиту встали, что тоже приятно. Здоровье это отняло, безусловно. Я думаю, какие-то грехи на Страшном суде зачтутся. И до сих пор непонятно: такое впечатление, что наезд взбесившихся темных полосок на тельняшке.

На протяжении последних примерно 20 лет каждое интервью начинается обычно так: «Что-то про вас ничего не слышно».

Но к нам приходят делегации школьников в тельняшках: нельзя ли с вами поговорить, интервью записать, как жить дальше?   Я им, как обычно, рассказываю, что надо сохранить доброе начало в себе, нести радость, побольше белых полосок.

Куда ни приедешь — люди рады. В 2013 году были в Николаеве, у них проходил 11-й фестиваль митьковской песни.

Все в тельняшках, поют. Мы спрашиваем: а как вы себя зовете — «дмытрыки»? В Витебске говорят: мы называемся «витьки». Это уже не остановить, само по себе живет.