Настоящие копии картин А.Саврасова.Сколько их?

Настоящие копии картин А.Саврасова.Сколько их?

Оказывается автор знаменитой картины "Грачи прилетели" Алексей Саврасов был запойным пьяницей и всё пропивал.Его друзья заказывали ему копии его же картин,чтобы хоть как-то дать ему заработать.О чём мы можем прочесть у Гиляровского в книге "Друзья и встречи" в очерке "Грачи прилетели".И выходит,что должно быть несколько копий "Грачи прилетели" и картины "Радуга".И,самое интересное,что это тоже подлинники за подписью Саврасова.






Вот что пишет В.Гиляровский:

"На Моховой, бок о бок с Румянцевским музеем— ныне Ленинской библиотекой,— у входа в «меблированные комнаты» остановился извозчик, из саней вылез мой приятель, художник Н. В. Неврев. Мы, так сказать, столкнулись. 
— Зайдем к Саврасову, возьмем его с собой и пойдем завтракать в «Петергоф». 
Я не был знаком с Алексеем Кондратьевичем Саврасовым, но преклонялся перед его талантом. Слышал, что он пьет запоем и продает по трешнице свои произведения подворотным букинистам или украшает за водку и обед стены отдельных кабинетов в трактирах. 
Поднимаясь в третий этаж, Неврев рассказал мне, что друзья приодели Саврасова, сняли ему номер, и вот он уже неделю не пьет, а работает на магазины этюды... 
— Я вчера к нему заходил — прекрасную вещь кончает... Пишет с натуры через окно сад и грачиные гнезда... Нарочно сейчас приехал к нему посмотреть. 
Дверь была чуть приотворена. Мы вошли. Два небольших окна глядят в старинный сад, где между голых ветвей, на фоне весеннего неба, чернеют гнезда грачей. 
Мне вспомнились слова И. И. Левитана: 
— Я ученик Алексея Кондратьевича. 
В комнате никого не было. Неврев пошел за перегородку, а я остановился перед мольбертом и замер от восторга: свежими, яркими красками заря румянила снежную крышу, что была передо мною за окном, исчерченную сетью голых ветвей берез с темными пятнами грачиных гнезд, около которых хлопочут черные белоносые птицы, как живые на голубом и розовом фоне картины. 
За перегородкой раздался громкий голос Неврева: 
— Да вставай же, Алеша! Пойдем в трактир... Ну же, вставай! 
Никакого ответа не было слышно. 
Я прошел за перегородку.

На кровати, подогнув ноги, так как кровать была коротка для огромного роста, лежал на спине с закрытыми глазами большой человек с седыми волосами и седой бородой, как у библейского пророка. В «каютке» этой пахло винным перегаром. На столе стояли две пустые бутылки водки и чайный стакан. По столу и на полу была рассыпана клюква. 
— Алеша,— тормошил Неврев. 
— Никаких!—хрипел пьяным голосом старик. 
— Никаких!—повторил он и повернулся к стене. 
— Пойдем, — обратился ко мне Неврев, — делать 
нечего. Вдребезги. Видишь, клюквой закусывает, значит, надолго запил... Уж я знаю, ничего не ест, только водка да клюква. 
Потормошил еще — ответа не было. Вынул из кошелька два двугривенных и положил на столик рядом с бутылками: 
— Чтобы опохмелиться было на что, а то и пальто пропьет. 
Неврев был в восторге от картины: 
— Ведь это же старый Алексей Кондратьевич. Вчера утром я подмалевку видел, а сейчас почти зaкончено... Надо присмотреть, чтобы спьяна не испортил... Забегу к нему завтра утром... 
Так я в первый раз видел знаменитого художника, одного из основоположников русского пейзажа. Это было 25 марта, в солнечный день, в конце 80-х годов. 
Потом как-то, через год или два, я зашел однажды в эстампный магазин «Ницца» и увидел знакомую картину, ту самую, которую я видел в номере на Моховой. Внизу стояла подпись красной краской: «А. Саврасов», видно, что сделана дрожащей рукой. 
— Я видел у Саврасова эту картину, — заявил я владельцу магазина. 
— Это не она, а повторение. Та картина давно продана, но Алексей Кондратьевич делает повторения. Да это уж далеко не то. Совсем старик спился... Жаль беднягу. Оденешь его — опять пропьет все. Квартиру предлагал я ему нанять — а он свое: «Никаких!», — рассердится и уйдет. Как раз вчера писал у меня. Есть еще такие повторения, и не плохие. В прошлом году с какой-то пьяной компанией на «Балканах» сдружился. Я его разыскивал, так и не нашел... Иногда заходит оборванный, пьяный или с похмелья. Но всегда милый, ласковый, стесняющийся. Опохмелю его, иногда позадержу у себя дня на два, приодену — напишет что-нибудь. Попрошу повторить «Грачи прилетели» или «Радугу». А потом все-таки сбежит. Ему предлагаешь остаться, а он свое: «Никаких!..»"