Гроза в разрушенной колокольне

Говорят, что по ночам в церквях очень страшно. Странно, да? Казалось бы, место, где люди проводят время с молитвой, приходят, чтобы обрести в душе покой, должно всегда быть приветливым и светлым. Но, нет. С наступлением темноты церковные стены становятся враждебными. Может быть, дело в вечном полумраке, царящим в православных храмах. Может, с наступлением темноты энергетика этого места меняет плюс на минус. На этот вопрос я затрудняюсь ответить, поскольку в ночи ни разу в церкви не оставалась. Честно скажу – окаянства не хватает, проделать такой сомнительный эксперимент, явно наказуемый и граничащий с безумием.

Но однажды в пустующем храме мне побывать пришлось. Сразу оговорюсь – это было не действующее сооружение культа, а остов разрушенной колокольни. И если вам сразу на ум пришла фраза из знаменитого фильма, то ею и отвечу – это не я. Это еще до меня постарались, в начале прошлого века.

История у церкви интересная. В двадцатых годах прошлого столетья, когда не получилось перековать мечи на орала, колокола переплавили на нужды молодой республики, церковную утварь разграбили, а стены использовали в качестве зернохранилища. Церковь ветшала и разрушалась. Осталась одна колокольня. В конце 50-х в этом местечке проходили танковые учения. Ориентиром бравые командиры выбрали часовню. Палили по ней без устали. Но, как рассказывают старожилы, ни один из снарядов не попал в цель. Вот и не верь после этого в то, что кто-то Свыше не распоряжается судьбами людей и архитектурных сооружений.

В конце концов, председатель колхоза упросил командующего учениями прекратить пальбу и оставить колокольню в покое. На том и порешили. Колокольня устояла, но с каждым годом все больше ветшала. Восстанавливать разрушенный храм и ныне никто не спешит. Уж больно далеко от проезжих дорог, торговых путей и жилых деревень он находится. Не целесообразно, я так полагаю, с экономической точки зрения. Были б люди, те же дачники или местные, тогда другое дело: посетителей мало будет. Да и расположен остов колокольни территориально очень неудобно: по весне и по осени проехать можно только на внедорожнике. А потом оставляете на бережку машину и пешочком по шаткому подвесному мостику идете на другую сторону реки.

Пока муж был занят своими раскопками, я, собрав волю в кулак, отправилась на другую сторону речки. Пройти по шаткому мостку – это для меня подвиг, знаете ли. Вроде и лететь не высоко, а все равно страшно. При каждом шаге хрупкая конструкция, построенная еще во времена танковых учений, угрожающе хрустела и раскачивалась. Где-то на середине я сбилась с шага, потому что в настиле не хватало досок.

Но мужество было вознаграждено, я попала внутрь. Колокольня являла собой жалкое зрелище: мало того, что время не пощадило камень, так еще и шаловливые человеческие руки внесли свою лепту в разрушительные процессы.

Увлекшись процессом фотографирования «наскальной» живописи нашей эпохи, я не заметила, как на улице резко потемнело.

К колокольне приближались раскаты грома. Я выглянула на улицу и замерла – молнии били уже на соседнем берегу, и темная полоса дождя приближалась к моему ненадежному укрытию. Я наивно решила, что переждать грозу в разрушенной церкви будет правильнее, нежели бежать навстречу урагану. Шансов остаться сухой под хоть какой-то крышей больше, да и рассекать с молниями наперегонки не хотелось.

Через минуту потемнело уже и в моем укрытии. Электрические разряды с противным свистом рассекали воздух. Я судорожно начала вспоминать физику и прикидывать, каковы шансы, что молния ударит именно сюда. Скромных познаний хватило, чтобы решить – они велики. Часовня – единственное высокое строение на холме. Но не только раскаты грома и молния напугали меня в этот момент. Может быть, виной всему разыгравшееся не в меру воображение и страх, но мне казалось, что воздух в моем убежище сгустился. По стенам заметались странные тени, а сквозь шум ливня и грозы явственно слышались посторонние звуки. Больше всего они напоминали пресловутый «белый шум». Тот самый, который возникает, если сбить приемник с одной волны и не настроить на другую. Стало казаться, что в потоке «белого шума» я различаю отдельные слова и фразы, словно кто-то молился рядом со мной. Холодное дуновение пронеслось сверху вниз и вмиг стало холодно, как будто не удушливая летняя гроза бушевала на улице, а ледяной осенний дождь.

Это ли стало последней каплей или тот факт, что «радиоволна» прибавила громкости и уже перекрывала шум с улицы, я не знаю. В «белом шуме» мне слышался колокольный звон, и странные шорохи наполнили пространство вокруг. Забыв о молниях, с треском рвавших небесную и земную материю, я вылетела из укрытия. Единственное, на что у меня хватило остатка самообладания, это плотно застегнуть кофр фотокамеры, чтобы не намочить ее. Не оглядываясь, я бросилась к шаткому мостику. И если дорога до колокольни заняла у меня много времени, то обратно я добралась быстрее. Рискуя поскользнуться и свалиться в реку, я бежала, не смотря под ноги.

Когда я ворвалась в машину, клацая зубами от страха и мокрая до нитки, муж удивился. Он спросил, почему я не стала пережидать грозу, а рванула в самый эпицентр стихии. Что я могла ответить? Что я слышала колокольный звон, молитвы и «белый шум»? Нет, в глазах своего рационального и рассудительного супруга я не хотела показаться истеричкой.

Гроза кончилась так же внезапно, как и налетела. Уже через пять минут ярко светило солнце. К колокольне я уже не приближалась. Сделала несколько фотографий издалека и поснимала подвесной мостик. Долгое время я никому не рассказывала о том, что произошло со мной во время грозы в заброшенной церкви. Даже сейчас, сидя в удобной позе за компьютером, я начинаю сомневаться в своих ощущениях.

Так устроено человеческое сознание: мы гоним от себя странные мысли и воспоминания о загадочных событиях. Так ведь гораздо проще жить, согласитесь. Но одно я знаю теперь точно – храм, даже заброшенный, не место для праздной прогулки.