Николай Заболоцкий: "Где-то в поле возле Магадана".

 

В марте 1938 года поэт Николай Заболоцкий был арестован по обвинению в "принадлежности к троцкистско-бухаринской группе среди ленинградских писателей" и помещен в ленинградский Дом предварительного заключения. От него требовали показаний на себя самого, а также на других литераторов. 

"Следователи настаивали на том, чтобы я сознался в своих преступлениях против советской власти. Так как этих преступлений я за собою не знал, то понятно, что и сознаваться мне было не в чем. 
- Знаешь ли ты, что говорил Горький о тех врагах, которые не сдаются? - 
спрашивал следователь. - Их уничтожают! 
- Это не имеет ко мне отношения, - отвечал я. 
Апелляция к Горькому повторялась всякий раз, когда в кабинет входил какой-либо посторонний следователь и узнавал, что допрашивают писателя. 
Я протестовал против незаконного ареста, против грубого обращения, 
криков и брани, ссылался на права, которыми я, как и всякий гражданин, 
обладаю по советской конституции. 
- Действие конституции кончается у нашего порога, - издевательски отвечал следователь. 

Первые дни меня не били, стараясь разложить меня морально и измотать физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом - сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог более переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали", — вспоминает Заболоцкий в мемуарах "История моего заключения". 

Поэт не признал себя виновным.

Тем не менее его приговорили к 5 годам лагерей и отправили на Дальний Восток. Работал в тяжелейших условиях на лесоповале, в карьере. Потом его перевели в проектное бюро в качестве чертёжника. Благодаря этому Заболоцкий, в отличие от многих собратьев по несчастью, смог выжить. Своему лагерному опыту он посвятил стихотворение "Где-то в поле возле Магадана". 

Где-то в поле возле Магадана, 
Посреди опасностей и бед, 
В испареньях мёрзлого тумана 
Шли они за розвальнями вслед. 
От солдат, от их лужёных глоток, 
От бандитов шайки воровской 
Здесь спасали только околодок 
Да наряды в город за мукой. 
Вот они и шли в своих бушлатах – 
Два несчастных русских старика, 
Вспоминая о родимых хатах 
И томясь о них издалека. 
Вся душа у них перегорела 
Вдалеке от близких и родных, 
И усталость, сгорбившая тело, 
В эту ночь снедала души их, 
Жизнь над ними в образах природы 
Чередою двигалась своей. 
Только звёзды, символы свободы, 
Не смотрели больше на людей. 
Дивная мистерия вселенной 
Шла в театре северных светил, 
Но огонь её проникновенный 
До людей уже не доходил. 
Вкруг людей посвистывала вьюга, 
Заметая мёрзлые пеньки. 
И на них, не глядя друг на друга, 
Замерзая, сели старики. 
Стали кони, кончилась работа, 
Смертные доделались дела... 
Обняла их сладкая дремота, 
В дальний край, рыдая, повела. 
Не нагонит больше их охрана, 
Не настигнет лагерный конвой, 
Лишь одни созвездья Магадана 
Засверкают, став над головой.