Режим, который избирают пенсионеры

<…> Перехожу к истории, которая меня на этой неделе совершенно поразила. Это история с интернетом в Челябинской области, где педагогов подозревали в причастности в изнасиловании детей. И вот пришло известие, что им разрешили вернуться на работу со словами, что они прошли тест на полиграфе. По этому поводу я ответственно заявляю, что полиграф, в России – это просто абсолютная фигня. Я не знаю, как работает полиграф в других странах. Может быть, на него можно надеяться, хотя свидетельства полиграфа не принимаются в суде, но всё, что я знаю о полиграфах в тех российских уголовных делах, которые я изучала, то это просто комедия. Это все равно, что положить руку на Библию и сказать: «Мамой клянусь!» Значит, соответственно, у Следственного комитета нет никаких замечаний к педагогам. Это все замечательные воспитатели, чудесные люди, которые нежно заботились о детях, из чего само собой явствует, что дети – чудовища неблагодарные, которые этих воспитателей оклеветали. Ну, видимо, их надо изъять из семей, передать обратно в интернат, где их накормят лекарствами, и превратят в дебилов или просто убьют. Так закончилась попытка целого ряда приемных родителей, не связанных, заметим, между собой, разобраться, что же происходило с детьми до усыновления в этом интернете. Напомню, как развивалась история. Это была жительница Челябинска. Она потом проходила в интернете как Елена. Она с мужем хотела взять на воспитание двух мальчиков из Лазурненского интерната. И мальчик постарше стал рассказывать про какого-то Серегу, мужчину, который их водил на рыбалку, угощал. Елена удивилась и стала спрашивать в интернате, что это за Серега, на что ей ответили, что мальчик фантазер, детей из интерната так просто не заберешь. И тут же эти добрые люди в интернате вдруг резко переменили свое мнение о мальчике, и если до этого они говорили, что «он замечательный ребенок, и берите его, берите», то тут они стали говорить: «Это сложный ребенок, вы не берите, его, пожалуйста». Поэтому этот старший мальчик, который про Серегу рассказывал, остался в детдоме. Но Елена взяла младшего, который про Серегу молчал. И вот в конце января Елене звонит другая мама, которая тоже взяла мальчика из интернета и говорит: «Слушай, чего-то мои дети странные вещи рассказывают про интернат. Ты, пожалуйста, спроси своего». – «А чего рассказывают?» — «Ну, ты спроси своего, потом мы обсудим». И Елена спрашивает своего маленького мальчика Серафима: «А кто такой Серега?» — «Это наш друг». – «А чего он делал?» — «На рыбалку водил, конфетами угощал». – «А еще чего делал?» — «А еще он меня трахал». Я в данном случае цитирую совершенно замечательную статью «Медузы», которая лучше всех разобралась в этой истории. И вообще, конечно, в последнее время «Медуза» — первый российский сайт стал. И после этого Елена и другая мама находят третью маму, ее дети рассказывают то же самое. Дети страшно запущены. Они не знают, что такое сыр, они не умеют заваривать чай. Дети называют конкретные, фамилии. Они говорят о Сереге и еще его приятеле, и о четырех взрослых из интернета. То есть 7 детей из трех, не связанных между собой семей, без всякого предварительного согласования рассказывают о совершенно конкретных вещах. Например, они рассказывают, что этому Сереге воспитательница звонила вечером, говорила кодовую фразу типа, кажется: «Я собрала одежду» и приглашала его в интернет. Это важно почему? Потому что очень легко проверить: берешь детализацию ее звонков – звонила или нет? Или один мальчик рассказывает, что когда его в первый раз изнасиловали, у него же кровь, извините, пошла из задницы, он прибежал к директору детдома. А та сидит, что-то пишет и говорит: «Все, что делают воспитатели детдома, на благо тебе». И самое страшное – дети говорили еще о системе насилия, в которой, собственно, секс играл важную роль, но это был не только секс. Они детей, по их словам, последовательно превращали в рабов, в том числе, в сексуальных, рабов, пользуясь их полным бесправием. Вот один из детей, который говорил, что ему воспитательница велит раздеваться, он отказывается – она говорит ему, что утопит его в проруби. Вообще, все дети говорят об угрозах смерти. Вот воспитатели Будковы (муж и жена) им объясняли, что они дурачки, что их все равно никто искать не будет. Естественно, когда, например, этот мальчик рассказал директору, что его изнасиловали, то после этого он всю ночь провел под кроватью. И что самое важное, что помимо того, что в это были вовлечены воспитатели, они в это вовлекали детей старшего возраста. То есть после того, как взрослые насиловали детей, они их передавали – младших детей старшим. Те их тоже насиловали, и так создавалась совершенно круговая порука, которая гарантировала молчание всех участников. Что происходит дальше. Вот 29 января 18 года все три матери с детьми приезжают в интернат. Конечно, это была их ошибка. Надо было им сразу подавать заявление. Но они не могли поверить, они хотели получить объяснения. Они встречают директора, психолога, который работает в интернате, который становится красно-фиолетовым и говорит – я опять же пересказываю «Медузу», а «Медуза» пересказывает матерей – что да, дети не врут, это было. Вызывают того самого воспитателя Гудкова того самого, который начал кричать: «Да я тебя, шмара, засажу! Ты у меня сгниешь в тюрьме!» Но тут в комнату заходит мальчик, один из тех, которого по его словам Гудков насиловал и начинает на Гудкова бросаться. И, собственно, после этого у Гудкова все кончается, он перестает агрессивно себя вести. Она садится и упирает глаза в пол. Вот они договорились на следующий день приехать к той самой директорше, которая говорил изнасилованному мальчику, что все, что делают с ним воспитатели, на благо. На следующий день уже всё кончается: они натыкаются на глухую оборону. Сидит другой психолог, позиция: «Ваши дети фантазеры. Мы их отберем, сгноим в детдоме. Сами вы сядете». И дальше происходит фантастическая вещь, потому что раньше, чем родители обращаются в Следственный комитет, туда обращается сама директор, интернета и дело начинают заминать. Все сваливают на одного человека, вот этого Серегу. Его арестовывают. После этого происходят совершенно невероятные вещи: у родителей начинают проверять налоговые декларации. И от имени регионального уполномоченного по правам ребенка Ирины Буториной им звонят и говорят, что «у вас сейчас изымут детей». Когда это выплывает наружу, госпожа Буторина говорит: «Да нет, я никогда ничего такого не говорила». Более того, увольняют директора этого интерната Любовь Останину. После это уполномоченная по правам ребенка у нас госпожа Кузнецова, сторонница телегонии громко заявляет, что она создаст сейчас комиссию. Эта комиссия приезжает, находит недостатки в работе интерната. Цитирую: «Работа по коррекции девиантного поведения воспитанников практически не проводилась», — утверждает комиссия. Она также выявила нарушения в оказании медицинских услуг – цитирую: «Также систематически нарушались нормы по организации питания детей». В переводе: детей морили голодом и, вероятно, пищу воровали. Потому что, что вы делаете с пищей, если вы недодаете детям? Вот 20 февраля госпожа, Кузнецова должна была прилететь в интернет. С тех пор она как воды в рот набрала. Как я уже сказала, дальше начинается давление. Следаки ничего не находят. У матерей проверяют, платят ли они налоги. Дальше идет пиар-кампания в защиту педофилов, которая готовит почву для того, чтобы детей изъять из семей, засунуть их в дурку, накачать транквилизаторами, оставить там на всю жизнь, а заодно опозорить приемные семьи. Вот на этой пиар-кампании я тоже хочу остановиться, потому что она тоже сделана совершенно типично. «Комсомолка» в Челябинске публикует такой сопливый материал об этом невинном Сергее, которого оговорили. Дети изображены в этом, материале исчадиями ада. Совершенно изумительный материал, потому что, конечно, не встретишь даже в российской печати откровенную, заказуху в пользу педофилов. Рассказывала об истории в челябинском интернате, которая, на самом деле, не просто про интернат, которая — про всю Россию. И я начала рассказывать о реакции официальных органов на обвинения, в том числе, о пиар-кампании, которая начинается и о статье, которую, например, публикует «Комсомольская правда». В отличие от корреспондента «Медузы», корреспонденту «Комсомолки» не пришло в голову поговорить ни с детьми, ни с родителями, ни даже с официальными, лицами. Зато вот ему кто-то чего-то сказал на улице, на основании этого президент «Комсомолки» написал, что в интернате 70% мальчишек и девчонок с умственными отклонениями, это дети сильно пьющих родителей. И вот один респондент анонимно ему рассказывает: «По огородам вечно лазят, деньги клянчат. Наловят мальков и ходят: «Купите за 10 рублей». А могу часами напротив дома с мобильниками стоять и Wi-Fi воровать». Обратите внимание, человек — журналистом я его называть, не могу; человеком, правда, тоже не знаю… — он пишет материал, чтобы выгородить педофила и представить, работников интерната святыми. И что он пишет? «Могут часами стоять напротив дома с мобильниками и воровать Wi-Fi». Давайте переведем это на русский. В переводе с педофилозащитного на русский это значит, что в интернате нет интернета. Ни один нормальный человек, даже сильно умственно отсталый не будет зимой в Челябинске, при минус 30 стоять напротив дома, если у него есть интернет там, где плюс 20. Кстати, это значит, что этот человек не очень умственно отсталый, если он прекрасно может пользоваться этим интернетом. Дальше: «Пл огородам вечно лазят. Наловят мальков и ходят: «Купите за 10 рублей». Вопрос: А как надо, относиться к детям в интернате, чтобы они ловили мальков и продавали их за 10 рублей, чтобы не помереть с голодп? Напомню, это те дети, которые не знают слово «сыр». И все это – что дети в минус 30 вынуждены стоять у чужого дома с мобильником, чтобы выйти в интернет; что они, чтобы не умереть с голоду, ловят мальков и продают их за 10 рублей – это всё в статье, написано в защиту педофила. То есть можно себе представить, как бы этот корреспондент взял интервью у работников концлагеря, и те бы сказали: «Ну, слушайте, эти евреи такие мерзкие, нечесаные, исхудавшие как палки, бегать быстро не могут…». А дальше воспитательница этому нашему защитнику объявляет: «Да озабоченные они по диагнозу. У нас тут есть выдающиеся. У них написано в карточке: «Склонные к насилию». Их тут активно лечат успокоительным». И объясняет, что началось с того, что двух парнишек родители застукали за непотребством. «Так у них, скажу тебе я, — говорит воспитательница, — в личном деле написано: «Повышенное сексуальное влечение. Их даже в туалет было рекомендовано отпускать по одному». У меня такой вопрос. Вот эта воспитательница этих детей, с ходу публично называет животными. Она публично говорит, что мальчики и девочки, которых она воспитывала, они животные. Я согласна, что это трудные подростки, кто-то неисправим, но она сама сообщает, никто ее не просит: «У нас тут животные растут. Единственный способ с ними обращаться – накачать лекарствами, превратить в овощи» Я чего-то не понимаю. Может быть, это не совсем правильный метод воспитания? Потому что когда речь идет об одном, двух… девяти трудных подростках – ну, да, наверное. Но если, по мнению вот этой женщины, все подведомственные ей дети годны только для того, чтобы привязать их к кровати и превратить, их в овощи – это уже характеризует, наверное, воспитателя. У меня вопрос к госпоже Кузнецовой, защитнице детей: Вот, базируясь на статье, написанной в защиту педофилов, в которой сказано, что дети в интернате не едят досыта, не имеют доступа к интернету, вынуждены красть по огородам, а воспитатели относятся к ним, как к животным, считает ли госпожа Кузнецова, что такие воспитатели должны воспитывать этих детей? И третья линия, которой наши педофилы прекрасно выучились у наших дипломатов: «Да всё врут, наверное, это они сами.

Это они, наверное, сами непотребничали с детьми. И вообще, прекрасные земли нашего интерната кому-то понадобились…». И что-то там еще. А-а, да: «Это они взяли детей за деньги, и теперь, чтобы от них отказаться, они такую штуку затеяли». Собственно, у меня вопрос как раз к госпоже Кузнецовой. Это строго ее компетенция как уполномоченной по правам ребенка. Мы знаем ее взгляды на телегонию. Я бы, хотела узнать ее взгляды – верующей женщины, супруги священника – на педофилию. Вопрос первый: Была ли система в Челябинском интернате? Вот конкретный пример. Дети вспоминают об изнасиловании 8-летней девочки. Ее ударили об пол в туалете. Потом ее изнасиловал трудовик. Потом ее изнасиловали старшие дети. Когда всё закончилось, на полу осталось пятно крови размером с тапок. Потом эту девочку передали на усыновление. Вот скажите, госпожа Кузнецова, вы нашли эту девочку? Она что говорит: это вранье или нет? Если нет, то почему воспитатели или, точнее, тогда уже, получается, садисты, которые это делали, — снова их вернули заведующими в концлагерь? Если это вранье, то как получается, что 7 детей из трех разных семей рассказывают то же самое, не сговариваясь? Если это вранье, то почему арестован вот это Серега, которому как раз предъявлена педофилия? Если Серега один насиловал детей, то как получилось, что воспитатели выдавали ему детей? Ну, как в закрытом интернате они могли быть не в курсе или не в доле? Если вранье, то почему уволена заведующая? А если это не вранье, то почему госпожа Кузнецова отдала детей обратно под власть этих людей? Я обращаю ваше внимание, что всё, что говорят дети, на самом деле, очень легко проверить. Пункт первый: они говорят о систематическом насилии. Очевидно, в таком случае немедленно детей забирают из интерната врачи и освидетельствуют, простите за подробность, смотрят, разорваны ли анусы. Если да, выясняется — когда и при каких обстоятельствах? Если нет – ну, может быть, что дети врут. Это сделано? Нет. Почему? Помните, у нас только что судили историка Юрия Дмитриева за педофилию. Ему пытались пришить. Он взял на воспитание приемную дочку. Кто-то забрался в его компьютер, Нашел там фотографии, которые делались, действительно, в медицинских целях, и на некоторых из этих фотографиях, чтобы проконтролировать рост дочки, как ему сказали на курсах, Дмитриев ее, действительно, фотографировал обнаженной. Вот долго-долго… возили в Институт Сербского… Что происходило? Девушка ничего не говорила, девушка никогда не говорила, что на нее хоть как-то что-то покушались. Дело было высосано из пальца. Но, тем не менее, бесстрашно боролись, чтобы девочку взять из семьи, хотя, еще раз повторяю, что дело было высосано из пальца. Вот здесь 7 детей рассказывают. Почему же других детей не освидетельствуют? Пункт второй: Дети говорили, что воспитательница приглашает в интернат по вечерам педофила Серегу, и звонит ему перед этим. Но очень просто: проверьте ее телефон, возьмите детализацию. Так и проверять не надо, потому что воспитательница сразу говорит: «Да-да, звонила, но я просто хотела выяснить, что за человек общается с детьми». Ребята, до чего смешно! Она проверяла, звоня каждый вечер? Вот именно вечером, и разговаривала там по 6 секунд. Ведь там же по характеру детализации – сколько длился звонок — сразу будет ясно, это проверка, или это просто произносилось кодовое слово «приходи» Третий пункт: Очевидно – немедленно всех детей изъять, с психологами пусть беседуют. Если изолированные дети рассказывают то же самое и показывают в тех же местах… и рисуют то же самое… А там, извините, дети в подробностях рисовали половые органы воспитателей, на что, значит, статья в защиту педофилов объяснила, что дети вместе ходили купаться. Я чего-то не понимаю, с какой стати у нас воспитатели, когда они вместе ходят купаться, свои штаны, пардон снимают? Вот если дети будут рассказывать, одно и то же… Это, знаете, такой старейший пример в истории, как допрашивают — известен еще из истории в Библии про Сусанну и старцев из книги Даниила. Помните историю? Напоминаю Следственному комитету. Захотели старцы Сусанну изнасиловать, а она отказалась. Тогда они обвинили ее в том, что она сама занималась прелюбодеянием. И уже совсем Сусанну хотели казнить, когда мудрый пророк Даниил велел развести этих старцев по разным углам и спросил одного, под каким деревом она занималась прелюбодеянием. И один говорит – под мастиковым, а другой говорит – под зеленым дубом. Вот я напоминаю российскому Следственному комитету, а попадья Кузнецова, она по роду деятельности должна помнить книгу Даниила, что таким образом следовало бы допросить детей, как пророк Даниил допрашивал старцев. И ничего этого сделано не было. Вместо этого получается, что сотрудникам этого интернета (или концлагеря) был предоставлен месяц на то, чтобы запугивать, закалывать лекарствами потенциальных свидетелей, согласовывать, их показания. Госпожа Кузнецова, все-таки скажите простым русским языком, кто врет: воспитатели или дети? На самом деле, мне понятно, что произошло в интернете. Это моя собственная реконструкция. Потому что дети там, действительно, не подарок – и по причине наследственности и по причине предыдущей ужасной среды, а главное, что таким детям нужна особая забота. Некоторым она помогает. Вот Андрей Мальгин рассказал нам как-то потрясающую историю в своем Живом Журнале о мальчике Вите, который был усыновлен итальянскими пекарями. И когда усыновляли его из Кузбасса, ему сказали, что он не умеет говорить, а он, действительно, не умел говорить: у него атрофировался от неупотребления речевой аппарат; что он полностью умственно отсталый, что он не мог ходить по прямой (а ему было четыре года), он не мог держать глаза на собеседнике… И вот те же самые люди, кстати, которые, обращались с этим, мальчиком, как с животными, были уверены, что кровавые итальянцы его вывозят на органы. Оказалось, что у мальчика нарушений нет. Что просто его, живого ребенка содержали в российском детском доме в таких условиях… — вот когда ребенок попадает к волкам и возникает «синдром Маугли» — вот его так содержали при живых нормальных воспитателях. Мальчик восстановился, патологий не оказалось. Проблема: когда мальчик слышит русскую речь, у него начинается истерика. Понятно, что не всем так везет, как с мальчиком с Витей. Некоторые потерянные для общества, никогда, себя не найдут, и бывают страшные трагедии с такими, детьми. Но вернемся к нашему интернету, потому что, как сказано в отчете комиссии госпожи Кузнецовой, «работы по коррекции девиантного поведения воспитанников практически не проводилась». То есть в переводе на русский язык, когда трудные дети с отклонениями попадали в интернат, то вместо того, чтобы пытаться их воспитывать, как я себе представляю, сотрудники делали из них себе рабов. Еще раз повторяю, что это моя собственная реконструкция событий. И этот прочес превращения интерната в концлагерь, видимо, имел много граней, в том числе, и сексуальную. Но это было не только о сексе. Если верить детям, детей избивали, детей накачивали лекарствами. Если ребенок с, отклонениями обделывался, ему могли заставить есть дерьмо. Это было — о доминировании. Вот мы должны помнить, что большинство этих воспитателей – это, скажем так, на самом деле не Макаренки. Это люди часто с низким социальным, статусом, с низким заработком, иногда с низким интеллектом, иногда сами с отклонениями, и как и многие надзиратели, это люди с безграничной жаждой власти. Вообще, в чем причина гомосексуализма в природе? Он же очень распространен и среди животных, что бы ни говорили наши защитники того, что в природе это не наблюдается. Как раз в природе это наблюдается настолько, что, допустим, 96% контактов между жирафами – гомосексуальные. Потому что секс слишком важный инструмент, чтобы применять его только для размножения. Он применяется, в том числе, и для построения отношений в обществе, для иерархии. Он применяется в любом обществе, потому что, когда, извините, на Востоке придворный падает пред правителем на колени и отклячивает зад, то символически – да, это оно, самое. Но то, что происходило в интернате, как раз напоминает эту историю, когда жестокие и примитивные люди выстраивают иерархии, и одним из инструментов ликующего унижения является, секс. Меня в этой истории поразило следующее. Есть такой ново-гвинейский народ эторо. На самом деле, очень много таких народов в Новой Гвинее, они хорошо изучены такими этнографами, как Раймонд Келли, Уильям Гилберт. Эти народы практикуют стиль жизни, в общем, похожий на тот, что согласно рассказам этих детей, был в интернате. Вот в современном обществе есть два состояния: мужчина или женщина. Ну, в основном. А у эторо есть три возраста. Когда мальчик достигает 10 лет, его отдают в мужской дом, и его там все пользуют. Там все ходят голые, извиняюсь, часто с эрегированными членами. И пользует мальчика обычно муж его сестры. Это считается необходимым для роста мальчика. Считается, что мальчик не вырастет, если не получит мужского семени, извините анально или орально. И вот антропологи, когда они еще в начале XX века стали это узнавать, у них глаза становились круглыми, они приходили в замешательство, они с ужасом спрашивали своих респондентов: «Как, и ты тоже?!» А он отвечал: «Но я же вырос». Когда мальчику ближе к 20, он сам становится человеком, который творит половое насилие. А потом он уже женится, обычно на сестре своего полового, партнера. И вот что бросается с глаза с этой система эторо, что, с одной стороны, они не знают последствий перенаселения, а, с другой стороны, они не знают цивилизации и прогресса. Это такая естественная система варварского тоталитаризма через секс. Мальчика еще в 10 лет опускают. Он воспринимает это как норму. Когда ему 20, он в свою очередь опускает товарища. И вот это очень похоже на то, что, дети описывали, творилось, в этом интернате. И поэтому почему я еще верю рассказам этих детей – потому что вряд ли эти дети, вне зависимости от степени продвинутости, читали антропологические работы Германа Вирта. Но то, что они описывают – это такое устойчивое состояние некоторых видов человеческого общества, состояния варварства, что сложно придумать, что они это выдумали. Еще раз: это, не про секс. Вернее, это не только про секс. Это про то, какими методами организовываются, в некоторых обществах или в некоторых концлагерях жизнь. А в концлагерях всегда, конечно, надзиратели делали часть заключенных своими соучастниками. Это, собственно, самая важная часть того, что я хочу сказать, потому что, в чем поразительность ситуации? Скандал произошел у всех на глазах. Систему характеризует не ошибка, систему характеризует реакция на ошибку. В каждом человеческом обществе может случиться какая-то такая ужасная вещь. И понятно, что это ужасная вещь, что в нее, мягко говоря, не были вовлечены высокопоставленные педофилы. Наверное, бывают и такие ситуации, и я, даже о каких-то краем уха слышала. Но вот здесь просто выясняется, что Следственный комитет, что аппарат уполномоченного по правам человека, что губернатор, что все те взрослые люди, которые во всем этом не участвовали, они встали просто на защиту системы, просто потому что иначе – это вынести сор из избы. Вот, собственно, последняя история, о которой я хочу сказать. Что они защищают не конкретного воспитателя, они защищает не конкретного Серегу, тем более, что Серега – это единственный, кто сейчас сидит. Они защищают систему. Госпожа Кузнецова, адепт телегонии не хочет покушаться на систему. С системой спокойней. Зато она публично будет защищать традиционный ценности: упаси господи, женщине без брака переспать с мужчиной. Ну да, если вы хотите узнать позицию нашей современной российской системы по сексуальному вопросу, она такая: «Мы за традиционные ценности, мы против геев. Но нашим традиционным ценностям не мешает, когда в наших детских домах творится такое». И последний мой вопрос госпоже Кузнецовой очень смешной: Она в Бога верит? Вот она на Страшному суде этим детям что будет отвечать: «У вас сексуальные отклонения», «Вы сами такие»? <…>