В каком по счёту вагоне отправят Соловьёва или Кобзона?

Не будет никакого русского бунта, каким бы бессмысленным и беспощадным он не был. Не будет такового против режима, а вот против крайних, которых, в случае чего, кремлёвские паханы найдут, очень даже возможно. Я даже знаю, кто может быть первым на очереди. А вы не догадываетесь?


В каком по счёту вагоне тогда отправят Соловьёва, или того же Кобзона? Учтут ли их верную службу до того момента, как охлосу дадут команду «бей» сами знаете кого?

Беда, даже катастрофа для России в том и заключается, что никогда недовольство не дойдёт до той критической точки, за которой не остаётся ничего другого, кроме как выйти на улицы. В этом подлинное историческое проклятие этой несчастной страны, себя таковой, кстати, вовсе не считающей.

Подопытное население всегда, в силу своих ментальных особенностей, останется лояльным режиму, причём, чем более людоедским последний будет становиться, тем большей будет эта самая лояльность. Доказано всем ходом российской истории. И не надо здесь вспоминать Перестройку, многолюдные митинги и даже защиту Белого дома.

В который раз напомню, что основная масса населения не желала никаких перемен, а уличную массовку создавало немногочисленное пассионарное меньшинство. Подлинные же симпатии толпы, охлоса проявились в октябре 93-го, когда поддержка мятежников, и правда, была массовой.

Да, истории известны примеры тяжёлого общенационального помешательства. Зачем далеко ходить за примерами — нацистская Германия. Однако, примеры эти лишь убеждают в особенности и тяжести российского случая.

При всей неполиткорректности этого утверждения, я более чем уверен, что русские, вернее сказать — россияне, это, действительно, особенный народ. Особенный, увы, в очень плохом смысле, ибо неизвестны случаи столь массового помешательства и сопутсвующего ему рабства, которые бы тянулись так долго, из века в век. В политическом плане Россия никогда не несла миру ничего хорошего, какой-бы исторический отрезок мы не брали, и на всём протяжении её истории никто, ни элиты, ни, тем более, охлос не усомнился в правильности выбранного пути.