Борьба с религией в СССР

Союз Советских Социалистических Республик был создан большевиками в 1924 году, на месте Российской Империи. В 1917 году Русская Православная церковь (РПЦ) была глубоко интегрирована в самодержавное государство и имела официальный статус. Это был главный фактор, который больше всего волновал большевиков и их отношения к религии. Они должны были полностью взять под свой контроль русскую церковь. Таким образом, СССР стал первым государством, одна из идеологических целей которой, ликвидации религии и ее замена на всеобщий атеизм. Коммунистический режим конфисковывал церковное имущество, высмеивали религию, преследовали верующих и распространяли атеизм в школах. О конфискации собственности религиозных организаций можно говорить долго, но частый итог этих конфискаций — незаконное обогащение.

Церковную утварь разбивали.

Красноармейцы на субботнике выносят церковное имущество из Симонова монастыря, 1925 год.

2 января 1922 г. ВЦИК принял постановление «О ликвидации церковного имущества». 23 февраля 1922 года Президиум ВЦИК опубликовал декрет, в котором постановлял местным Советам «…изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий, по описям и договорам все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Народного Комиссариата Финансов для помощи голодающим».

РЕЛИГИЯ охотно одевается в узорные одежды ИСКУССТВА. ХРАМ это особого типа ТЕАТР: АЛТАРЬ — СЦЕНА, ИКОНОСТАС -ДЕКОРАЦИЯ, ДУХОВЕНСТВО — АКТЕРЫ, БОГОСЛУЖЕНИЕ — музыкальная ПЬЕСА.

В 1920-х гг. в массовом порядке закрывались, переоборудовались или разрушались храмы, изымались и осквернялись святыни. Если в 1914 году в стране насчитывалось около 75 тыс. действующих церквей, часовен и молитвенных домов, то к 1939 году их осталось около ста.

Конфискованные митры, 1921 г.

В марте 1922 г. Ленин писал в секретном письме членам Политбюро: «Изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».

Арестованные священники, Одесса, 1920 год.

В 1920-х и 1930-х годов, такие организации, как Лига воинствующих безбожников были активны в антирелигиозной пропаганды. Атеизм был нормой в школах, коммунистических организаций (например, пионерскую организацию), и средств массовой информации.

С Воскресением Христовым боролись рейдами и танцами в храмах, а верующие устраивали «горячие точки» и исповедовались в письмах. Если религия — опиум, то Пасха — его супердоза, считала советская власть, не давая народу отмечать главный христианский праздник.

<ins data-ad-client="ca-pub-7771943118097385" data-ad-slot="2011364958" data-ad-format="auto" data-adsbygoogle-status="done"><ins><ins></ins></ins></ins>

На борьбу с церковью в Союзе уходили миллиарды рублей, тонны бумажных отчетов и неизмеримое количество человеко-часов.

Но стоило коммунистической идее дать сбой, как куличи и крашенки тут же выбрались из подполья.

Из многих освободившихся храмов попросторнее устраивали клубы. По словам историка, бывали случаи, когда молодежь не могла заставить себя ходить туда на гульки, и тогда местные функционеры буквально заставляли девчат танцевать в церкви в присутствии партверхушки. Кого замечали на всенощной или с крашенками, могли выгнать с работы или исключить из колхоза, и семье приходилось туго. «Страх так укоренился, что даже малыши осторожничали и знали: о том, что дома пекли куличи, рассказывать нельзя.

В 1930-м выходной из-за Пасхи перенесли с воскресенья на четверг, чтобы праздник стал рабочим днем. Когда эта практика не прижилась, горожан стали выгонять на ленинские субботники, воскресники и массовые шествия с чучелами священников, которые потом сжигали. К этому дню, по словам Олеси Стасюк, приурочивали антипасхальные лекции: детям рассказывали, что пасхальные гуляния плодят пьяниц и хулиганство. Колхозные бригады старались отправить на работу подальше в поле, а детей забирали на выездные экскурсии, за игнорирование которых родителей вызывали в школу. А в Страстную пятницу, время глубокой скорби у христиан, для школьников любили устраивать танцы.

Сразу после революции большевики начали бурную деятельность по замене религиозных праздников и обрядов новыми, советскими. «Внедрялись так называемые красные крестины, красные Пасхи, красные карнавалы (те, что со сжиганием чучел), которые должны были отвлекать народ от традиций, иметь понятную ему форму и идейное содержание, — рассказывает религиовед Виктор Еленский. — Опирались на ленинские слова о том, что церковь заменяет людям театр: мол, дайте им спектакли, и они воспримут большевистские идеи». Красные Пасхи, правда, просуществовали только в 20—30-х — уж слишком издевательскую пародию представляли они собой.

В конце 40-х в семьях предпраздничные приготовления все еще держали в тайне. «Когда в полночь из церкви выходил крестный ход, его уже поджидали: учителя высматривали школьников, а районные представители — местную интеллигенцию, — приводит он пример из свидетельств участников тех событий. — Исповедоваться к празднику научились заочно: записку со списком прегрешений человек передавал священнику через связных, а тот в письменной форме отпускал их или накладывал епитимию». Поскольку действующих храмов оставались единицы, поход на всенощную превращался в целое паломничество.

«Из отчета уполномоченного Верховного Совета по делам религий в Запорожской области Б. Козакова: «Мне довелось наблюдать, как в темную ночь под ливнем на расстоянии почти 2 км до Велико-Хортицкой церкви в грязи, болоте буквально пробирались старики з корзинками и сумками в руках. Когда их спрашивали, зачем они в такую непогоду мучают себя, отвечали: «Это не муки, а радость — идти в церковь на святую Пасху…».

Всплеск религиозности случился во время войны, и как ни странно, граждан почти не преследовали. «Сталин в своем выступлении в связи с началом Великой Отечественной даже обратился к народу на церковный лад — «братья и сестры!». А с 1943-го Московский патриархат уже активно использовался на внешней политической арене для пропаганды», — отмечает Виктор Еленский. Агрессивное высмеивание и сжигания чучел откинули как слишком брутальные, верующим отвели этакое гетто для тихого отмечания праздника, а остальных граждан планировали ненавязчиво занимать в пасхальные дни.

На атеистическую пропаганду в СССР выделяли сумасшедшие деньги; в каждом районе ответственные люди отчитывались о принятых антипасхальных мерах. В свойственной «советам» манере от них требовали, чтобы каждый год число посетителей церкви было ниже, чем в предыдущем. Особенно наседали на Западную Украину. Приходилось брать данные с потолка, и бывало, Донецкая область показывала чуть ли не втрое больший процент крещеных детей, чем Тернопольская, что невозможно по определению».

<ins data-ad-client="ca-pub-7771943118097385" data-ad-slot="2011364958" data-ad-format="auto" data-adsbygoogle-status="done"><ins><ins></ins></ins></ins>

Чтобы удержать народ дома в святую ночь, власти делали ему неслыханный подарок — давали телеконцерты «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» и прочие редкости. «Слыхал от старших: раньше у церкви ставили на ночь оркестр, играли похабные спектакли, выставляя дьяконов и батюшек пьяницами и крохоборами», — рассказывает уроженец Виннитчины Николай Лосенко. А в родном селе сына священника Анатолия Полегенько на Черкасчине ни одна всенощная не обходилась без музыкального фона. В центре села храм соседствовал с клубом, и как только прихожане выходили с крестным ходом, на танцах громче прежнего гремела веселая музыка; заходили обратно — звук приглушался. «Доходило до того, что перед Пасхой и с неделю после родители яиц в доме не держали вообще — ни сырых, ни вареных, ни белых, ни красных, — говорит Полегенько. — До войны отец был вынужден уходить подальше в поле и в одиночестве исполнял пасхальные песнопения».

Ближе к перестройке борьба режима с религией становилась профанацией. Адекватные «контролеры» никого не карали, но играли роль до конца. «Учителя вели беседы про «поповский мрак» чисто для проформы, за крашенки могли разве по-отечески пожурить, — говорит Лосенко. — Они и председатель вместе с сельсоветом и куличи пекли, и детей крестили, просто не афишировали это».