Леонид Е. Сокол: Прогулка к Чистопу

От редакции. Публикация Владимира Гарматюка «История трагической гибели студентов на перевале Дятлова» вызвала такие отзывы, которые было грех оставлять в виде отзывов. Вниманию читателей — воспоминания туриста о тех местах и днях более чем полувековой давности.

* * *

В январе 1963 года, т. е. ровно через четыре года после похода группы Дятлова, мы с ребятами решили сбегать в ту сторону. До Отортена у нас времени не хватало, поэтому только до Чистопа, это на юго-восток километров тридцать от перевала Дятлова, который тогда, естественно, так не назывался.

Наши тогдашние походы сильно отличались по организации и материальному обеспечению от «правильных» групп, типа группы из УПИ. Что мы были несколько моложе — 15‒17 лет — не имеет особого значения, но во всём остальном разница большая.

Пару дней назад поговорил по скайпу со старым товарищем и другом Славой Гуляевым в связи с этой заметкой в Мастерской, вспомнили старые маршруты и в очередной раз посмеялись и удивились, как всё прошли и остались живы.

Прежде всего, ходили мы — зимой, в морозы ‒30‒40°C! — без палаток (про печки разговора нет вообще). Вполне обходились: останавливались на ночёвку, разгребали снег до земли (с собой всегда были фанерки), разводили широкий костёр, прогревали землю, потом сгребали уголья, стелили лапник на прогретую землю, сверху одеяла (спальников, само собой, не было), укроешься телогреечкой — и спи спокойно. В ногах разводили нодью, подогрев в течение ночи обеспечен. Кстати, про телогреечки: основной зимней одеждой для походов у нас была фуфайка, более-менее приличная куртка была редкостью. Да и лыжи были дрова-дровами. И ещё, спрашиваю:

— Славик, а у нас хоть была маршрутная книжка, забыл что-то, чтобы знали, где потом искать.

— Да откуда, но мы ведь ребятам говорили, куда идём…

В этом походе 63-го мы доехали до Полуночного, потом, частично на попутке, до Вижая. Переночевали там в лагпункте у майора Касовского. Как сейчас помню, такая у него шкура медвежья на полу валялась, с головой. У меня потом тоже была неплохая, но без черепа, совсем другое впечатление. Ещё один медведь, пока живой, храпел у майора в сарае. Вечером нам нарассказывали про группу Дятлова, гипотез уже было навалом, но большинство вариантов, перебранных в недавнее время, когда вновь вспыхнул интерес к тогдашнему происшествию, существовало и тогда.

Утром сбегали в пещеру на реке Лозьве, принесли оттуда зачем-то летучую мышь. Вечером пришли к нам в барак гости из колонии-поселения (это 2/3 срока, но не меньше 5 лет), рассказывали (выпендриваясь перед пацанами, конечно) про свои лихие дела и жалели мышку. Сейчас и мне жалко.

Чистоп расположен примерно посередине (по прямой) между Вижаем и перевалом Дятлова, вот мы и пошли в том направлении. Про «направление» — не для красного словца. Сколько и где только мы ни ходили, карт не было никогда, в лучшем случае кроки, схемка, нарисованная от руки. Вот и в этом случае у нас была карта Свердловской области, не помню, какого масштаба, наверное, миллионка, может, чуть крупнее. Для «направления» этого достаточно, а гору издалека увидишь… Прошли сколько-то по долине Тошемки, заночевали, а потом напрямую полезли, и забурились напрочь в снегу. Топали, топали, по пояс проваливаясь, измотались, но вышли на какую-то тропу и нас догнал старик-манси. Покурили с ним, поговорили, Вовка Вахрушев даже в малице сфотографировался.

Фото из того похода: Володя Вахрушев в малице

Старик говорит:

— Не ходите, нельзя! Пошли — погибли.

Ну, он нам не указ.

— Давай, — говорит, — хоть дорогу покажу.

Пошли мы за ним побыстрее, он на широких лыжах, подбитых камусом. Довёл до застругов, где снег плотный, поблагодарили, распрощались, полезли вверх.

Из того похода: Слава Гуляев со стариком-манси

До вершины Чистопа добрались, а уже темнеет. Мы бегом вниз, но совсем темно стало, пришлось останавливаться. Ни леса, ни дров, одни камни. Насобирали каких-то прутиков, чай сварили, и стали мучиться до рассвета. Холодная ночёвка — это вещь! Особенно, когда не чересчур холодно. Чуть развиднелось, пошли вниз, там не очень-то далеко зеки лес валили, оттуда уже на лесовозах потихоньку.

Наверное, это и есть вершина Чистопа, но точно не помню, а Слава Гуляев сказал, что под снегом все тригопункты одинаковы

Вот я и думаю, при достаточно серьёзной подготовке группе Дятлова просто не повезло, вне зависимости от истинных причин гибели (по моим понятиям — естественных, скорее всего связанных с испытаниями.

Недаром, наш манси говорил, что в тайге новое солнце зажглось). С нашим снаряжением, с нашими ночёвками мы ещё, может, и проскочили бы такой случай. В палатке с печкой расслабляешься. Хотя, смотришь сейчас, ведь по краю ходили, порой просто везло.

Но скоро наши отчаянные походы закончились, мы повзрослели и поехали испытывать судьбу в другом месте. Там, порой, было не чище…

А про группу Дятлова мы пели песню, только не могу сейчас вспомнить, хотя сотни других в голове. Вот несвязные отрывки:

Вспорот был борт палатки, вихрем неслись по склону,
сделали подлое дело ветер злой и мороз…
…. в этой прощальной песне мы вспоминаем юных,
тех, чей от злого рока был бесполезен бег.
…спите родные души, спи Игорёк и Зина,
сна больше не нарушит скорбная эта вершина,
мы над … каменистым эту песню споём.

* * *

Miron: Что такое нодья? Не помните как были одеты зэки на лесоповале и конвой, если был? Вопрос связан с перечитыванием, сейчас, воспоминаний Е. Гинзбург «Крутой маршрут». В тексте прорываются высказывания о быте зоны, которые драматизируются и местами опровергаются. Без всяких“но”— трагедия людей попавших в мясорубку не подлежит, на мой взгляд, никаким оправданиям “высоких целей” страны. Брали с собой алкоголь или какой-то Н.З. на случай беды? Как Вас и друзей пропускали через режимную зону?

* * *

С удовольствием отвечаю на вопросы, приятно вспомнить…

Нодья — такой костёр из пары брёвен, положенных друг на друга и закреплённых кольями. Между ними, обычно в вырубленный паз, закладывается всякая мелочь, мох, поджигается и брёвна горят-тлеют себе потихоньку и дают ровное тепло. Мы, обычно, делали из трёх брёвен — проще, колья не нужно загонять в мёрзлую землю, положили треугольничком на собранные от костра уголья и оно горит в ногах.

Сразу: никакого спиртного мы с собой не брали, да и не пили… Правда, летом того же года попёрлись из того же Ивделя на запад, через Денежкин камень, через хребет Хозатумп на Кутим, потом сколотили плоты и по Улсу до Вишеры. И я нёс бутылку водки, потому что с нами шёл преподаватель геодезии (нам казённые продукты на поход выделили), а он-то как раз пил. Перебирал я рюкзак, бутылка упала и разбилась…

Это была такая трагедия! Хорошо, что я геодезию успел сдать.

* * *

Про зэков: это всё-таки был 1963 год, а не на 20 лет раньше там же в Ивдельлаге. Нормально одеты, мы порой бывали драней и обгорелей в таких же зэковских фуфайках. На лесосеке не помню, как их охраняли, но Слава напоминает, что зона лесоповала была ограничена только лыжнёй. Мы подошли, садились по паре в лесовозы да ехали в Вижай. А в Вижае контактировали с расконвоированными (б/к) или теми, кто на поселении доканчивает срок. Проблем не было, в том числе и в одежде. За проволоку нас не пускали, а так — никакой режимной зоны, приехал — и приехал. По крайней мере, по отношению к нам, туристам.

В Ивдель мы возвращались на бортовой машине и с нами подсел один зэк. Всю дорогу он жаловался, рассказывал, как спасая свою девушку, убил её обидчика (дословно помню: «он применяет к ней грубую попытку изнасилования» — видать, из дела запомнил формулировку), за что и получил срок. На станции нас потом допросили, где и когда к нам подсел этот зэк, который оказался беглым и, к тому же, ограбил отпускников мужа и жену, но мы только таращили глаза и мекали (это Слава вспомнил).

Гораздо позже, в конце 80-х, я был внутри Лабытнангской зоны с депутатской проверкой, там строгий режим и действительно всё строго, но одежда нормальная и кормили приемлемо, т. е. внешне не выглядело ужасно. Помню, спросил, почему в суп закладывают перекрученное мясо. Сказали, чтобы не приходило к некоторым в одну тарелку. Не думаю, что для меня «Потёмкин» старался, что я, Уоллес какой-нибудь на Колыме в 44-м…

Смешно опровергать свидетельства тех, кто прошёл «Маршрут», но даже в то время у разных был разный опыт. Одно дело Шаламов в 38-м в глубине, в «мрачных пропастях» Колымы, или Разгон в те же годы в лесных лагерях Устьвымлага. Но потом те, кто не умер (подох!) приспосабливаются по возможности, Шаламов в больничке фельдшером, Разгон нормировщиком, и всё для них не настолько ужасно (но они помнят всё и не стараются изо всех сил забыть). А у Михаила Дёмина, «Блатного», и на Колыме жизнь ничего так! Или возьмите Валерия Фрида, ещё конец войны и следующие десять лет: свободы нет, но и здесь жить можно, и на воле не у всех так получается. Правда, у него и «58,5» называются «Записки лагерного придурка».

Люди, оправдывающие режим негодяев и самих негодяев — сами негодяи, что бы ни говорили в оправдание. Сегодня им разрешают оправдывать Гулаг — они оправдывают без особых репутационных потерь в «народе», завтра разрешат абсолютно свободно оправдывать Холокост — они будут это делать и ждать повторения. Это одни и те же люди, их настолько много, что удивляешься порой. Не знаю, как с ними бороться, разве только постоянной правдой, кого-то из их детей вдруг зацепит и их множество будет уменьшаться.