НЕЧТО. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОНЕЦ 3 ГЛАВЫ «ОТОРВА МАРКОВНА И ПЕРЕПОЛОХ В МАГАЗИНЕ»

НЕЧТО. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОНЕЦ 3 ГЛАВЫ «ОТОРВА МАРКОВНА И ПЕРЕПОЛОХ В МАГАЗИНЕ»

   Петрович не то, что остолбенел. Окаменел. Слова выговорить не может. Опять непонятный случай. Марковна, конечно, такое не скажет и искать хворостину, чтобы её отпороли, не станет. но не он же сказал, а никого другого не было. Снова слуховые галлюцинации?

- Древний человек ты, Петрович, - перебила его мысли Марковна. – Самый что ни на есть древнейший. Тебе бы только пороть на лавках.

- Не потянет наше производство на выработку стольких лавок. Слабовато. Это всю сибирскую тайгу нужно под корень.

- А если потянет? Хворостину, кому бы доверил?

- Такого достойного и интеллектуального человека, Марковна, у нас сейчас нет, даже на горизонте не видно, - вздохнул Петрович. - Нужно выращивать, но есть одна закавыка. Разве из мелких веников можно вырастить крепкий дуб?

   Он направился к выходу, когда услышал возле уха шёпот: не уходи, Петрович, сейчас самое интересное начнётся.

- Мать твою, - взорвался он. – Марковна, посижу немного у тебя, а то голова закружилась.

   А в этот час лучшая подруга Марковны Анна Николаевна готовилась к встрече своего лучшего друга: мужа Марковны, которая, заметим, также имела своего лучшего друга: мужа Николаевны.  

   Лучшие подруги, встречаясь, обнимались целовались, а лучшие друзья выпивали и клялись в вечной дружбе, вытягивая её из пивных кружек. В посёлке все знали, а друзья не знали, потому что не могли противостоять сильному ночному красноречию жён, против которого разве могло удержаться какое – то мелкое слово какой – то мелкой посельчанки.

   Анна Николаевна тщательно полоскалась под душем: тёрлась, мылилась, а чтобы хорошо пахла, она в шампунь с десяток капель дорогих духов запустила, и представляла, а что представляла стало бы ясным, если бы мы заглянули в спальню, и мы заглянули бы, но это оказалось невозможным, потому что Николаевна неожиданно выскочила из ванны, в спешке набросила махровый халат на голое тело и босиком, что сосем не годится, ногти на пальцах ног разноцветные, с бешенной скоростью выскочила на улицу и, поднимая клубы пыли, помчалась. Куда? В одном халате с развевающимися полам. Чтобы решиться в таком виде высветиться перед посельчанами – нужно иметь вескую причину.

   Потянемся и мы за ней, куда же она мчится, приговаривая: ну, подожди, я тебе покажу, ты у меня попляшешь. Это были слова, которые выносил язык, а вот те, которые не выносились бурлили в душе и были такими забористыми, к которым прибегают мужики, когда их раздирает похмелье после посиделок в бусугарне.

   Петрович уже собирался к выходу, но в это время в магазин буквально внеслась Николаевна.

- Ах ты, паразит, - с ходу взяла она, ринувшись на Петровича. – Кулачник, пьяница, прикидываешься хорошим человеком, - понеслась она, - а что творишь. Распустил руки.

- Ты что? Очумела, - вскинулся Петрович.

- Я всё слышала, - захлестала Николаевна, - все своими глазаньками видела, как ты Марковну бил, слышала, как она кричала, на помощь меня звала.

- Обалдела, что ли, - взвинтился Петрович. – Я ее пальцем не тронул. Водку покупал. И халат застегни. Вся челка твоя видна.

- Челка моя, а не твоя, - отрезала Николаевна. - Что хочу, то и делаю с ней. А ты не отвиливай. Тронул, тронул Марковну. Ударил. Я в свидетели пойду. Пусть сажают его. Марковна он тебе такой синяк под глазом поставил.

   Что случилось дальше в других ситуациях считается обыкновенным случаем, но в этой ситуации это был случай необыкновенный.

   Николаевна размахнулась, Петрович подумал, что размах пошел в атаку на него, но ошибся. Такого поворота он не ожидал.  Николаевна, разрывая кулаком воздух, со всей силой приложилась под правый глаз Марковны. Да так крепко, что Марковна отслоилась от прилавка, прилепилась к стене и стала медленно сползать на пол. Петрович только огогокнул, увидев, возле прилавка распластавшуюся, словно на пляже, продавщицу.

- Вишь, Марковна, - закричала Николаевна, - какой тебе синяк Петрович поставил. Звони в полицию. Вызывай. Я в свидетели пойду.

- Ты что ошалела, - набросился Петрович. – Это же ты ее строганула, а на меня валишь. А за что? Мозги с курса сбились. Она же твоя лучшая подруга. Ваши мужья в друзьях ходят. А ты ей такой штамп поставила.

- Я, а разве не ты, - Николаевна даже упала ростом и стала осматриваться. Она смотрела то на Петровича, то на плачущую Марковну, которая уже сидела перед зеркалом, подгоняя цвет синяка под цвет кожи. – А как я тут оказалась? Я же была дома, готовила обед, а потом меня будто, какая – то сила подхватила и на улицу выбросила и на ухо стала кричать: беги скорей к магазину, Петрович Марковну бьет. Дай ему, как следует. И не бойся. Он баб не бьет. Только мужиков складирует, когда разойдется. Я и помчалась.

- Чтоб ты подавилась своим обедом, - бросила Марковна. – Такой синяк залепила. Как я с ним по поселку ходить буду?

- Марковна, - подбросил Петрович. – А ты наведи равновесие. Накачай ее синяком.

-А ты не лезь не в свое дело, - атаковала Николаевна. – Мы сами разберемся.

- Петрович говорит правду, - вклинилась Марковна. – Он честный и справедливый человек.

   Николаевна попыталась застегнуть лицо ладонями, но Марковна пробила такой удар, что в магазине полоснула молния.

- Ты что же делаешь, паразитка, - вспыхнула Николаевна. – Как же я теперь буду знать, где мой муж, а где твой.

- Ну, коли так, то и разбирайтесь, кто кого синяком украшал, кто, чей муж, а я пойду в больницу, - сказал Петрович. - Водку покупать не буду. У меня самогон дома есть. Да, - протянул он, - Что – то не пойму я, что за день сегодня.

   Хороший день, Петрович. Просто отличный, классный. Всё распутается. Ты только поглубже вникай.