«Она утонула»

На модерации Отложенный

После того, как в СССР была вновь разрешена религиозная агитация и пропаганда, главным вектором развития РПЦ МП стало «восстановление порушенного благолепия церковного». Ни в конце 1980-х, ни сейчас никто не задавался простым вопросом – а сколько, собственно говоря, на территории, подконтрольной РПЦ МП, находится практикующих православных? И нужно ли в обязательном порядке восстанавливать все порушенные храмы и монастыри – или для нынешнего количества верующих хватит и десятой части того, что было сто лет назад?

Вопрос этот далеко не праздный. Если предприниматель собирается открыть магазин с товарами первой необходимости в поселке, в котором проживает сотня человек, он никогда не построит там гипермаркет, даже если магазина раньше в поселке и не было. Кто-то из жителей уже привык покупать хлеб и молоко в соседнем городе, в котором он работает, кто-то пользуется автолавкой по средам и пятницам, а кому-то продукты привозят родственники. Поэтому умный предприниматель выстроит в поселке не «Ашан», а маленький магазинчик, а хлеба и молока будет завозить не на 100 человек в день, а на 25-30 максимум.

Но почему-то эта здравая логика отказывает в случае с храмами, и сплошь и рядом видны призывы к восстановлению церкви в той или иной деревне, рассчитанной не на такое количество человек, которое там проживает, а на гораздо большее. Будет ли такой храм рентабельным? Никогда. При том, что количество «практикующих православных» равно максимум 14% от общего количества верующих – это те люди, которые бывают в церкви чаще, чем раз в месяц (а личный опыт показывает, что еженедельно в храмы ходит не более 2-3% населения), в условном поселке на сто человек хватит и небольшой молитвенной комнаты.

Тот же вопрос касается и восстановления монастырей. Для кого восстанавливать комплексы, рассчитанные на несколько сотен человек, если по официальной статистике РПЦ МП даже в благополучной Украине в 2013 году на 219 монастырей приходилось немногим более 2600 монашествующих (в среднем – менее 12 человек в монастыре), а на конец 2016 года в 33 ставропигиальных монастырях, наиболее населенных монашествующими на территории РФ, насчитывалось чуть более 2000 насельников (примерно по 60 человек в обители)? Кто будет жить в этих отремонтированных корпусах? Призраки насельников трехсотлетней давности? Больше-то некому.

Вектор на «восстановление порушенного благочестия» приводит к тому, что во главу угла ставятся сверкающие титаном купола, а не наличие верующих, пожертвования которых способны оплатить это величественное сверкание.

Приходской священник становится прорабом-снабженцем, а монастырь превращается либо в образцово-показательный колхоз, либо в туристическую «потемкинскую деревню». При этом по тем же официальным данным РПЦ МП, количество храмов (36878) уже сейчас почти равно количеству священников (39414). Учитывая то, что во многих городских храмах служит куда больше одного священника, можно заключить, что сельские храмы в большинстве своем окормляются «совместителями» — при этом, как нетрудно догадаться, доход церкви от этого падает (меньше служб – меньше и доход), а вот расходы на восстановление и эксплуатацию зданий не уменьшаются.

***

В 2000 году российский президент в ответ на вопрос о том, что случилось с АПЛ «Курск», сказал знаменитое: «Она утонула». Мне кажется, что именно эту фразу надо громко и четко озвучить в ответ на вопрос о том, что случилось с существовавшей сто лет назад Православной Российской Церковью. Ее нет, она больше не существует, а все попытки «восстановления былого благолепия» — это всего лишь реконструкция той или иной степени циничности.

Честное признание того, что существовавшая сто лет назад организация сейчас мертва, как мне видится, позволит и честно подойти к вопросу об организации новых общин и реорганизации старых. Если несколько взрослых людей хотят вместе жить монашеской жизнью, ничто не мешает им приобрести за свой счет небольшой дом и организовать общину там, а не идти «по благословению Священного Синода» восстанавливать циклопические сооружения в частично руинированном состоянии и широком ассортименте. Если в поселке, в котором живет сто человек, нашлось семь-восемь энтузиастов, не способных прожить без еженедельной службы, то они могут скинуться для того, чтобы к ним раз в неделю приезжал священник – а храма для этого строить не надо, послужить и на дому у кого-нибудь из энтузиастов можно. Что же касается уже существующих приходов, то те из них, которые не могут содержать священника и храм, к сожалению, придется закрывать – а монастыри объединять таким образом, чтобы проживающие в них могли обеспечивать себя сами, а не при помощи астрономического количества обслуживающего персонала (нередки случаи, когда в монастыре может быть 2-3 монаха и едва ли не сотня трудников обоего пола).

А что же делать с разрушенными храмами? А ничего. В конце концов, такие руины – наиболее зримое свидетельство краха Российской империи и ее государственной церкви. Руины всегда в истории человечества были памятниками ушедших цивилизаций – и развалины храма в Ленинградской или Смоленской области ничем не хуже развалин Колизея. Наглядные примеры никогда не бывают лишними, когда ты учишь историю.