То что было до меня.

О родном городе. То что было до меня. В названиях все знакомые с детства места, всё там обошёл за 20 лет.

Около заводика "Металлист" моя последняя  школа, другие места тоже облагороженные. 

А во время войны такая там была работа.

Одевали нас очень плохо. Бушлаты и телогрейки дырявые, а на ногах ССП (сапоги собственного производства). Они были стеганные из тряпок, а подошва - из автопокрышек. Знали мы, что новые бушлаты и обувь разворовывались.

Кормили тоже плохо. Суп-баланда из травы, заправленный сурепковым маслом. Каша без масла. Хлеба давали 800 граммов, если выполнишь норму. Он был очень плохого качества; просто глина мокрая, величиною чуть больше куска хозяйственного мыла. Приходили после работы в темные бараки и ложились на абсолютно голые нары из неструганых досок. Если ночь была дождливая или вьюжная, то по три раза замертво уснувших от усталости людей поднимали, заставляли строиться побригадно и проверяли с целью выявления побегов заключенных. Если не было сил спуститься верхних нар, то мигом тебя сбрасывали вниз. Сколько людей поубивали таким образом во время этих ночных проверок!

Помощниками у начальников были уголовники - бандиты и головорезы. Их называли комендантами, нарядчиками и воспитателями. Они «воспитывали» ленинградских и московских ученых и нас, местных жителей. Причем нас считали просто-напросто фашистами. Таких каждый раз перед всенародными праздниками за 2-3 дня сажали в КПЗ, тесную, темную камеру с миллионами клопов. Если напишешь жалобу на имя Берии, то тебя осудят еще и еще раз на 10 лет. Людей по три и более раза судили по ложным доносам. Я помню заключенного Ушакова, который имел много лагерных судимостей, в общей сложности осужден был на 200 лет.

Осенью 1941 года приезжали к нам в лагерь Берия и Ворошилов. Они призывали работать больше и лучше, говорили, что враг находится у ворот Москвы, что великий Сталин любит только тех, кто работает добросовестно и сверхурочно.

Возили нас и на Волгу добывать лед. Тогда в СССР не было холодильников. Сначала следовало прорубить толщу льда, чтобы была прорубь, затем вырубали большие ледяные кубы, вытаскивали их из воды и грузили на автомашины. На Волге ветер со свистом гуляет, а заключенные в рваной одежде, вытаскивая льдины, обливаются ледяной водой. Через 1-2 дня многие заболевали, получали осложнения, умирали.

Страшный лагерь строгого режима был в Орловском овраге на Красной Глинке. Сюда загоняли заключенных, осужденных вторично или больше раз. Кругом холмы, глубокое ущелье, только небо видно. Здесь побывали писатели, художники, ученые.

Работали мы и на строительстве завода "Металлист". Утром нас везли на работу на машинах, вечером в лагерь гнали пешком. Люди не выдерживали, падали и умирали в пути.

Были мы на Гавриловой поляне в так называемой колонии смерти. Ленинградцы, прибывшие раньше меня, предупреждали: «Продержись на ногах, а потом попросись в сетевязальный цех. Работа терпимее, возможно, уцелеешь». Я с детских лет умел вязать волокуши и другие рыбацкие приспособления. И это умение спасло меня от смерти.

Во всех лагерных подразделениях гибло много людей, но куда увозили и где хоронили, знали только расконвоированные, а рассказывать они не имели права. Хоронили умерших в общих ямах, заготовленных летом. Утром погонят нас на работу, а за воротами по обеим сторонам стоят переполненные мертвецами большие лари. Сколько их, погибших... Не считано...

Сейчас в Самарском мегаполисе 2 миллиона человек