Мои аджарские воспоминания

Мои аджарские воспоминания.

 

...Здесь сутками варят бульоны для хаши
И кофе глотают из маленьких чашек.
Спросите: где лучшие в мире хинкали?
Добреют курильщиков хитрые лица:
А где хачапури вкусней вы едали?
Присядь и попробуй — «зачем торопиться?»!

( Танка nl , «Батуми»)

 

        Скажем, по поводу хинкали могут быть и другие мнения —уж где-где, а в Казбеги и Сванети их готовить умеют, в чем я не раз убеждался.

А вот  по поводу «абхазских» хачапури, не говоря уже об «ачме», — тут, конечно, свой приоритет.

Вообще-то, если быть до конца честным, то должен признаться, что и ачму-то попробовать в Батуми мне не пришлось, потому что в этот город в первый раз я попал еще в студенческие годы во время военных сборов, а так как это совпало с периодом «холерного» карантина (если вы помните, мы были практически изолированы в военной части— я писал об этом в «Бил осен...»), то было не до прогулок и чревоугодия.

Да и в тех случаях, когда, по дороге в Шуахевский район Аджарской Автономной республики, я попадал в Батуми, времени у меня было в обрез — успеть бы пересесть с поезда на автобус, или, наоборот, не опоздать на поезд.

Шуахевский район занимает несколько горных ущелий и граничит с Турцией. Для того, чтобы не местному жителю попасть туда нужно было иметь особый пропуск, выдаваемый «компетентным органом», а получение его в первый раз — не такое уж простое и быстрое дело. Но Минздрав это дело урегулировал в свое время и «допуск» у меня был.

Хотя само село Шуахеви расположено в 67 км от Батуми, дорога туда по горным петлям занимала около 3 часов, а автобусы ходили редко и не скажу, что всегда регулярно. Сейчас село получило статус поселка городского типа. Может, и дороги починили, и транспортная связь улучшилась, — не знаю, но тогда обеспечить оперативную медпомощь более 60-ти деревушек и сел, раскиданных по склонам гор, да с тем количеством давно уже амортизированного транспорта, который был в наличии, — это была большая проблема.

 

Помню, как мы с моей сотрудницей Додо Напетваридзе приехали туда в первый раз. А надо сказать, что Додо была девушкой яркой и умной. И курить не стеснялась, и выпить могла за столом, и спеть, и «пару слов» сказать, а уж за словами в карман не лезла! Говорят, к тому же неплохо играла в шахматы, и даже сыграла вничью с тогдашней чемпионкой мира Майей Чибурданидзе, когда та давала сеанс одновременной игры в нашем институте.

Так вот, пошла она знакомиться с делами в «кардиологии», а я занялся проверкой лечебной «цепочки», начиная с приемного отделения. Районная больница располагалась в старом, давно забывшем о последнем ремонте здании.

Медперсонал тоже, скажем так, немолодежный, «сложившийся». Смотрят на нас, «молодых» проверяющих, косовато. (А вообще-то, хоть я и не выгляжу солидно, перевалил за 30)

Что такое районная больница, слава богу, я тоже знаю, хотя, конечно, и сравнивать нечего курортный Цхалтубо с горным Шуахеви, но ведь приходилось работать и во время экспедиций и командировок в не менее отдаленных и труднодоступных горных селениях других частей Грузии. Поэтому, при проверках я никогда не «качал права» и не строил из себя «инспектора», а старался те недостатки, или недочеты, которые находил, по возможности, конечно, немедленно исправлять на месте, или, по крайней мере, быть уверенным, что замечание принято к сведению и недочет будет в определенный срок исправлен. Ну и, соответственно, подобные вещи уже не вносил в итоговый отчет в Министерство.

На это раз что-то пошло не так. В шкафу неотложной помощи приемной не было инструментов для трахеотомии и кислорода. Ни в баллоне, ни даже в резиновых «подушках» (в то время еще пользовались такими прорезиненными камерами в виде подушек).

Ну, нету — нету. Я добрый — принесите и положите на место. Так нет! Мне начали доказывать, что в этом нет необходимости, так как в случае чего больного поведут прямо в хирургический кабинет, где ему всё и сделают. И при этом, чувствую, что за этим стоит «мы сами знаем — как и что надо делать… нечего нас учить!..»

И тут я вспомнил медицинские «учения» в Туапсе, которые в 50-х годах устраивались раза два в год. Папа тогда работал хирургом, а потом зав.хирургическим отделением, поэтому нагрузка ложилась, в основном, на него и его отделение. Помню, что он занимался с медсестрами и др. персоналом, а потом, совместно с военкоматом, проводилось «полевое» больничное учение, которое проходило, обычно, на большой поляне между зданием больницы и берегом моря, где, на территории порта, располагался «ближний пляж» (собственно говоря, все жители тогда купались на этом пляже, или на рядом расположенном стадионе — вода в порту была такая, что в ней плавали морские коньки, не говоря о рыбе!)

Так вот, на этой поляне были и кусты, и полузаросшие, оставшиеся не засыпанными, воронки, и даже небольшая речка, с непочтительным общеупотребляемым называнием «Г-ка», которую долгое время переходили по камням, уложенным на дно, пока не построили бревенчатый мостик (потом речку упрячут в трубу, а со временем и закатают под асфальт, а на месте поляны сейчас красивая набережная с клумбами и газонами).

На поляне разворачивались военные палатки, в которых обустраивали военно-полевой медпункт, «операционную» и пр. Из зрителей, а их всегда собиралось много, благо место людное, отбирали желающих на роли «раненых». Так как я был маленький и легкий, то меня брали с удовольствием, укладывали в какую-нибудь заросшую воронку, или под какой-нибудь куст, прикрепляли бирку с обозначением «ранения», а потом, иногда добираясь ползком, «находили», «оказывали» первую помощь — перебинтовывали, или накладывали специальные проволочные «шины» (а иногда использовали и подручный материал — какую-нибудь доску, или палку), несли на носилках, или ползком на себе вытаскивали в медпункт. Естественно, что все этапы хронометрировались.

Победителей поощряли, отбирали на районные соревнования, а может, и на краевые — не знаю. Знаю только, что потом у папы в кабинете стены были увешаны красивыми грамотами.

Итак, вспомнил я, как изображал в детстве раненого и сказал особо рьяно выступающей медсестре приёмной, что сейчас я являюсь задыхающимся ребенком, которого доставили в больницу.

И демонстративно засек время, записав его в блокнот.

Прошу провести меня в тот кабинет. Привели. Кабинет закрыт, никого в нем нет. Начинают выяснять, кто сегодня дежурит, у кого могут быть ключи. Я записываю время.

Тут они поняли, что я уже не шучу, заметались... Через 10 мин. пришел хирург, еще позже нашли санитарку, которая открыла дверь. Набор для трахеотомии был в кабинете, но когда его стерилизовали в последний раз понять из бессистемных записей в журнале стерилизаций было невозможно. Кислорода не было и здесь!

Опять начинают мне доказывать, что ничего страшного в этом нет, при необходимости можно и ржавым ножом оперировать, а кислород — там, наверху, стоит в больших баллонах и в случае чего его всегда можно быстро оттуда принести в подушке.

Снова засекаю время. «А кто принесет кислород?» — Указывают на санитарку. А та сама пенсионного возраста и еле двигается. Потом вызвалась принести медсестра помоложе. Конечно, на том баллоне, о котором они говорили, не было специального крана с манометром. Не сразу нашли и специальный ключ от баллона, чтобы выпустить кислород. Пытаясь быстрее наполнить подушку, медсестра, как видно, слишком отвинтила гайку и сильной струей кислорода не то разорвало подушку, не то вырвало ее из рук медсестры, от чего, конечно, ей самой стало плохо и теперь сотрудники бросились ее отпаивать...

Короче говоря, половина содержимого баллона просто ушла в воздух, а «свою», заполненную кислородом подушку, я получил из рук уже другой женщины только где-то через полчаса.

Ясно, что ни один задыхающийся больной своевременной помощи здесь не получил бы.

 

Как видно, кто-то сообщил о моем «зверстве» главврачу и он появился на горизонте.

Если вы помните, мой папа довольно долго был главврачом, и я помню, что он никогда не вмешивался в работу комиссий и не давил авторитетом. Поэтому когда кто-то обратился к главному с претензией на мои методы проверки, я опередил его, сказав, что сперва закончу свои дела, а потом уже в его кабинете обсудим все вопросы в рабочем порядке. Возразить главному было нечего, поэтому я начал «чесать» уже терапию. Прошелся по оформлению историй болезней, записям консультаций, журналам стерилизаций и пр. Сравнил соответствие назначений выставленным диагнозам...

В итоге, я положил перед главврачом такой список, что при «разборе полётов» я, в основном, молчал, а главный, завхоз и заведующие выясняли — почему что не так и как это исправить.

По-моему, такого бурного и делового совещания «по существу» у них никогда не было.

Пока суть да дело, день пошел к вечеру, а во рту, после утреннего завтрака в поезде, — ни крошки. Главный предложил пойти «куда-нибудь» пообедать, но оказалось, что Додо еще не вернулась из соседней деревни, куда ее взяли на консультацию, а без нее идти мне не хотелось. Тем более, зная, что этот процесс затянется, было ясно, что потом никакого «рабочего» настроя уже не будет. Поэтому я предложил никуда не ходить, а перекусить чем-нибудь на месте. Вот тогда я поел настоящие аджарские хачапури (было, конечно, и кое-что другое, но ачмы не было точно!)

 

За это время сотрудники стащили в приемную исправный кислородный баллон и привязали к нему его ключ, заполнили «подушки» (кстати, оказалось, что некоторые из них негодные), стерилизовали инструментарий, навели чистоту в туалетах...

В общем, развили бурную деятельность под личным контролем главврача. Да и понятное дело — запросто могли все загреметь на заседание Коллегии Минздрава.

Ну, конечно, в отчете я отметил кое-какие недостатки (те, без которых, в общем-то, работы практически и не бывает), указал, что исправлено, а для чего дан тот или иной срок.

Додо, рассказывая потом на работе о нашей поездке, говорила, что не ожидала от меня такой требовательности.

А не надо спорить из упрямства и испытывать чужое терпение!

 

О.С. Через месяц после этой поездки меня повторно послали в Шуахеви и поручили кураторство терапевтической службы района.

11. 11. 2017 г.