Виктор Ерофеев «Особое мнение» 07 ноября 2017

https://youtu.be/EuKbItu7Rr0 О.Бычкова― Добрый вечер, добрый день! Это программа «Особое мнение». У микрофона Ольга Бычкова. С особым мнением писатель Виктор Ерофеев. Добрый вечер!

В.Ерофеев― Добрый вечер!

О.Бычкова― Мы начнем, конечно, с сегодняшней даты, с сегодняшнего числа. 7 ноября, казалось бы, столетие Октябрьской революции. Много об этом говорили в течение этого года. Как-то вроде пытались к чему-то готовились. Сегодня, кажется, что тишина. Это кажется? Это нормально?

В.Ерофеев― Я, во-первых, всех поздравляю с тем, что, по-моему, в первый раз за всё время каждый имеет право сам решать, любит он революцию или ненавидит. Эта кругла дата совпала с каким-то плюрализмом или с отсутствием просто мнений. Мне кажется, это уже достижение для страны…

О.Бычкова― Или с отсутствием интереса.

В.Ерофеев― Или с отсутствием интереса и, следовательно, и мнений. Поэтому это какое-то достижение для страны, которая обычно шагает только в строю: правой-левой, левой-правой… Поэтому, у каждого тут есть свое мнение. Я думаю, что и у вас, Оля, есть свое мнение. И вот у нашего режиссера свое мнение и у меня тоже. Поэтому это уже превращается даже не в особое мнение, а превращается в личное мнение.

Но понятное дело, что революцию не празднуют, потому что непонятно, с каким знаком праздновать революции власти. С одной стороны, она действует по-прежнему советско-большевистскими методами, а, с другой стороны, она не любит революции, что тоже понятно, почему — потому что она думает, что ее и свергнут революционным путем.

И еще с какой-то стороны, потому что все-таки она понимает, что экономически и, может быть, даже идеологически это все-таки не её революция, я имею в виду власти сегодняшней.

О.Бычкова― Но он ведь, например, и не наша с вами тоже революция.

В.Ерофеев― Нет, она для меня, во-первых, совсем не революция. У меня сегодня появилась колонка на Deutsche Welle, где я пишу: Великая Октябрьская неудачная революция. И она великая исключительно только по масштабам. Она, наверное, самое главное событие XX века, которое привело к власти и Гитлера и Мао Цзэдуна и кого только не привело — одну сволочь привело к власти, включая нашу собственную – товарища Сталина.

А, с другой стороны, это и не революция, поэтому она и неудачная. Конечно, это переворот. Вот я читал в подборке блоков на «Эхо Москвы», что какая разница, революция или переворот? Все-таки есть разница. Потому что государственный переворот – это явление случайное: оно может быть, а может и не быть. Вот случилось coup de'tat, как говорят на Западе. Могло случиться, а могло и нет. Мне кажется, самое обидное, что произошло со страной – что этой революции мог бы и не быть. Она стала возможной благодаря удачному большевистскому перевороту.

Почему она была неудачной, Оля? Наверное, только потому, что она пошла против самой человеческой природы. То есть те принципы, которые строили ленинцы и считали их во главе угла, главными, наверное, и основополагающими, то есть и уравниловка и, вообще, отдать земли малоимущим крестьянам и так далее, — это все-таки то, что не соответствует иерархии человеческого сознания, человеческой мысли, человеческой культуры. И в общем, конечно, это было мучение человеческой природы, в результате которого мы, эти мученики, дети мучеников, в конце концов, в общем, оказались жертвами антиселекции, негативной селекции.

Я вот был сейчас в Париже на конференции по революции. Там была большая конференция. Приехали, может быть, официальные русские историки и французы. И тоже меня попросили как бы поговорить о революции культуры, культуры революции. И вот все буквально – тут даже не было плюрализма – пришли к тому, что революция унесла с собой 100 миллионов людей – 100 миллионов, до 59-го года считается почему-то.

О.Бычкова― Это если считать вот всё: Гражданская война, нерожденные, репрессии, опять нерожденные…

В.Ерофеев― Голодомор, коллективизация… Да. Причем поразительно, там были еще такие замечательные русские аристократы: Шаховской был потомок, там был Трубецкой – ну, такие…И они говорили слово «государь» с таким глухим и почитаемым государя голосом (или почитающим). Но они были удивлены, что все, то есть никто не сказал ни одного доброго слова о революции, все — путинские историки, антипутинские, эмигрантские, французские, английские приехали — вообще, большая такая, серьезная конференция была – никакой пощады революции не было. И, в общем-то, тоже говорили о перевороте. Там разделилось мнение: случайно – не случайно. Оно, видимо, будет всегда, это разделение. Кто-то считает, что докатились ровно до большевистской власти. Я считаю, что это обидно и абсурдно то, что это, конечно, было, на мой взгляд, случайно.

Но я не настаиваю на этом, потому что потому что доказать это очень трудно. Но вот есть ощущение абсурдности, есть ощущение наглости. Есть ощущение того, что… все-таки было Учредительное собрание собрано. Они же пришли все. И сказал: Караул устал…» — и на этом революция…

О.Бычкова― На этом всё закончилось.

В.Ерофеев― Да, восторжествовала в тех пределах, в которых потом мы все стали мученики. А что такое «караул устал»? Да это тоже уже не революция, правда? Тоже переворот. Поэтому сторонник, я бы сказал, абсурдистского представления о Ленине, который, кстати говоря, поначалу был очень яркий, интересный. Вот если почитать его ранние работы: «Развитие капитализма в России» или «Что делать?» даже местами… ну, почти «Майн Кампф», в общем-то, но неплохо написано.

О.Бычкова― Вы могли себе представить, например, сколько-нибудь лет или десятилетий назад, что Ленин, который всю сложившуюся советскую власть или советский период был такой главной титанической фигурой и главным китом, на котором все это держалось И вот сейчас вдруг он окажется вообще где-то на какой-то периферии абсолютно?

В.Ерофеев― Это у нас — на периферии. Надо сказать, что за границей Ленин гораздо стоит выше, чем в России.

О.Бычкова― Выше, чем Сталин?

В.Ерофеев― Ну, конечно! Сталин, в общем, считается монстром. Сталин – как Гитлер. А Ленин, он, как Че-Гевара – он тот, что осветитель. И надо сказать, что это везде. Это практически во всех странах, если только на брать те, которых затронула чума коммунизма, я имею в виду Польшу…

О.Бычкова― Ну, если не говорит о Восточной Европе. Понятно, что там примерно как здесь, только острее еще. Это же смешно, на самом деле.

В.Ерофеев― Да не совсем смешно. Он, вообще, интересная фигура. Он не такой смешной. Я тоже тут как-то для «Форбса» писал статью о Ленине. Я, вообще, считаю, что он тоже герой Серебряного века, он такой антигерой. Но он ложится в какие-то представления утопические, мистические – мистические имеется в виду всё равно социально-утопические. Потом, у него же «треугольник» возник с Инессой Арманд и с Крупской. Они в одном купе ехали, в пломбированном вагоне в одном купе. Что они делали…

О.Бычкова― О чем это нам говорит, кроме того, что у всех бывают какие-нибудь треугольники или многоугольники?

В.Ерофеев― Я думаю, не у всех, конечно. Это бы было слишком вольно по отношению к человечеству, но, тем не менее, это говорит о том, что был разрушитель и это был человек, который буржуазная мораль — надо ее выпустить и включая тоже мораль, связанную с домашней жизнью. Ну и, наконец, у него была невероятная страсть к Инессе. Собственно, она стала главной женщиной России, пока она не умерла от тифа на Кавказе. Послал он ее на Кавказ, запретил ей ехать в её родную Францию. Послал на Кавказ лечиться – она там умерла. И он ее хоронил буквально в карете расписной такой, серебряной карете Серебряного века за Кремлевскую стену. Она же была главой женского отдела ЦК КПСС… НРЗБ

О.Бычкова― Да, это интересная тема. У меня сразу возник вопрос в связи с этим. Я его сейчас задам после очень маленькой остановки.

О.Бычкова― Мы продолжаем программу «Особое мнение». У микрофона Ольга Бычкова. С особым мнением писатель Виктор Ерофеев. Вы начали говорить о Ленине. Действительно, очень интересно, как менялось на протяжении тех периодов жизни, истории, которые мы с вами застали, отношение к нему, как к человеку, как к исторической фигуре, как к вождю, как к кому угодно.

А почему вы так сентиментально, как-то сочувственно сейчас о нем говорите? Какой смысл искать там человеческие черты? Человек совершил кровавый переворот, перепахал страну, поднял всё самое отвратительное в людях.

В.Ерофеев― Я думаю, что вы просто ошибаетесь, слыша в моих словах что-то сентиментальное. Просто я пытаюсь найти какое-то историческое место объективное и одно, действительно, неоднозначное. Конечно, то, что случилось во время революции и после, — это он такой же монстр, как и Сталин, если не хуже, потому что он открыл и террор, он открыл и Гражданскую войну, и в общем, демагогия его уничтожила страну. «Вся власть Советам!» — не получилось. «Мир нардам!» — обманул. «Землю – крестьянам!» — обманул.

О.Бычкова― Какой-то совершенно аморальный, абсолютно бесчеловечный. тип.

В.Ерофеев― Когда анализируешь, на мой взгляд, надо говорить спокойно, потому что месть как говориться, надо подавать в каком виде? В холодном. Я считаю, что о Ленине надо говорить спокойно. Я вообще, не очень люблю, когда люди начинают бурлить по поводу монстров. Если люди бурлят по поводу монстров, значит, они чего-то не слышат, не понимают.

Мне кажется, что Ленин достоин самого чудовищного наказания исторического и метафизического – самого чудовищного, как и Сталин, но при этом, в общем, поводу вот так вот возмущаться и бурлить не стоит.

О.Бычкова― Нет, я не возмущаюсь, я просто удивляюсь как раз другому…

В.Ерофеев― Я не по отношению к вам. А сентиментальность, мне кажется, что это удивительно. Человек, действительно, тоже сыграл свою роль именно в Серебряном веке. Вот эти страсти, вот эти поразительные статьи, которые полны ненависти – это же, в общем, тоже продолжение Серебряного века, если говорить об этом.

О.Бычкова― Ну да, да. Самый простор, действительно, который вы привели с семьей, с отношением к этому всему…

Почему так получилось, что, например, Рамзан Кадыров сейчас, который требует от господина Зюганова перед кем-то извиниться за какие-то слова про 17-й года. Даже не буду это цитировать, все это более-менее читали. Почему получилось, что Рамзан Кадыров сейчас выражается, мне кажется, вполне вменяемую точку зрения на этот счет.

В.Ерофеев― Я не знаю, вменяемая это или нет…

О.Бычкова― Ну, прямо хочется с ним солидаризироваться.

В.Ерофеев― Мне кажется, это такая племенная скорее позиция, потому что, действительно, революция уничтожила огромное количество его соплеменников из-за того, что Сталин их выселил, но, поскольку революция все-таки сделана не Сталиным…

Мне кажется, это абсолютно такая, племенная ненависть, она может совпадать с идеями либерализма или демократии. Но часто какие-то люди, которые стоят на разных позициях, иногда смыкаются по тому или другому поводу. Наверное, так. Я так это вижу.

О.Бычкова― Вы сейчас что-нибудь находите для себя интересного, нового в информации, либо в подходах и в осмыслении, связанного с 1917 годом? Потому что при том, что государство отстранилось, можно сказать, от этой темы – и бог с ним, — но, действительно, очень много происходит интересных вещей в обществе и в интеллектуальной среде, потому что очень много выставок интересных, и там показывают то, чего не видели или видели под другим углом раньше. Какие-то книжки выходят, конференции проводятся.

В.Ерофеев― Да, в Париже и в Лондоне я тоже был на конференции. конференции…

О.Бычкова― Да. Есть очень интересные проекты в интернете. Там «Горький» очень делает, например, портал.

В.Ерофеев― Мне интересна идея этой негативной селекции, из-за чего страна, в общем, получила то население, которое, действительно, готово преклоняться пред властью, перед культом власти. В общем, лучших уничтожили во всех областях, начиная от аристократов, кончая журналистами, писателей порезали, всех вырезали, в общем, и крестьян, тех крестьян, которые трудились на земле, которых называли кулаками, рабочих. И семьи – Мандельштам их назвал «случайные семейства» — после революции. Случайно стали жить...

Мне кажется, вот это самая страшная катастрофа, которая случилась с революцией — что все остались недостойны той культуры российской, которая всегда тоже противостояла власти, но при этом была высокой и мужественной культурой.

А всё это как-то сейчас стало мелко – все эти распри, вся эта мерзотина – она мне малоприятна. Я думаю, эта антиселекция, о которой говорили, кстати, и российские историки в Париже, — это, в общем, нехороший знак. Потому что в основном либералы у нас считают, что власть у нас плохая, Путин плохой, Сталин плохой, всё плохие, а мы хорошие. Мы встречаемся с совершенно противоположным явлением, что мы-то как раз плохие – и власть как раз отражает тот самый «плохизм» народа, населения: журналисты плохие, оппозиционеры плохие, в общем, куда ни плюнь, везде плохо.

О.Бычкова― Все недостаточно хороши, конечно, для каждого из нас.

В.Ерофеев― Ну, видите, как-то так сентиментально мямлите. Я говорю, вы вошли в сентиментальность.

О.Бычкова― Это ирония, сарказм, извините.

В.Ерофеев― Я бы сказал, что это печальное событие, когда, действительно, люди пытаются находиться на каком-то среднем уровне развития. А не просматриваются ни в ту, ни в другую сторону не просматриваются именно беды и наши дали.

Потому что это уничтожение, которое произошло – мы знаем это просто, начиная с первого дня большевистского переворота 17-го года, оно продолжается и сейчас, но в измененных формах, в измененном сознании, но оно продолжается. Посмотрите: русские бегут из страны, скрываются или еще каким-то образом, в общем, здесь находятся в беде.

О.Бычкова― Ну да, или пытаются бить по тем шапкам гвоздей, которые высовываются заметнее других по-прежнему.

В.Ерофеев― То есть по-прежнему идет такая негативная селекция. Причем слово «селекция» — страшное слово. Это слово, которое мы знаем из словаря другого тоталитаризма. И тут, получается, что революционная селекция еще более страшная.

О.Бычкова― Но это безнадежно тогда. Это значит, что нет вообще никакой надежды. Потому что, даже если надеяться на то, что дети, внуки и следующее поколения будут лучше нас, то откуда же они будут лучше, если они тоже результаты той же самое селекции? Совсем грустно.

В.Ерофеев― Вы, когда говорите – безнадежно, вам самой надежно или безнадежно?

О.Бычкова― Нет, я вам задаю вопрос. Потому что, когда я думаю, что всё безнадежно, я все-таки думаю, что нет, не всё безнадежно. Хочется на что-то надеяться.

В.Ерофеев― Тут, наверное, такая позиция, что если сказать, что все безнадежно, то нужно просто закрывать студию «Эха Москвы» и сказать: «Ну, всё. Люди достойны того, что есть». Наверное, есть какие-то надежды. Мы же знаем по истории, например, Европы: были периоды, когда казалось, что тоже всё безнадежно. Варвары завоевали великую римскую цивилизацию. Были и другие периоды малоприятные. Потом все-таки что-то получилось.

Я не думаю, что Россия безнадежная страна. Просто нам казалось в начале 90-х, что мы попали в яму, допустим, 5-метровую, а оказалось, что она 50-метровая. Должны быть другие веревки, чтобы вытаскивать, другие инструменты, другие люди, наверное, тоже – специалисты.

О.Бычкова― А вы смотрели этот сериал, который сейчас показывают по «Первому каналу» — я не видела — или не по «Первому каналу», но, в общем, по какому-то каналу показывают – и очень громко все про него говорят – про Троцкого…

В.Ерофеев― Оля, у меня нет телевизора, и я его не смотрю последние 25 лет, и просто нет ни времени, ни желания. А уж с 14-го года… Я даже когда в доме отдыха каком-нибудь оказываюсь, к друзьям иду и оказываюсь в зале, где этими чудовищно фальшивыми голосами они сообщают новости об Украине фашисткой или еще о чем-то, я не знаю, — вот здесь у меня сентиментальность пропадает. Может быть, отсутствующая сентиментальность у меня окончательно улетучилась…

Я не смотрю телевизор, ни про Троцкого… Троцкий очень интересная фигура, понимаете. Но все мы увлекались Троцким лет 30 назад. Как-то был, действительно, интересно понять альтернативу. И с Бухариным тоже… Господи, всех мы тогда в моем кругу… Троцкий интересный…

О.Бычкова― А объясните, что значит, увлекались?

В.Ерофеев― Увлекались просто личностью, характером. Его отношения со Сталиным. Почему не он, а Сталин победил и так далее. А там, на Западе, когда я жил – был у меня такой грех – в Париже, — там вообще троцкизм был прямо нашей идеологией какое-то время. Но такой, очень поверхностный.

О.Бычкова― Ну и сейчас, конечно, это никуда не делось, там где-то более-менее в каких-то даже в оригинальных проявлениях...

В.Ерофеев― Есть, есть… Троцкизм как такая перманентная революция, что не надо останавливаться, не надо застоя, надо двигаться дальше. И потом, он, действительно, человек неплохого образования. Его статьи о поэзии, о Есенине. Они просто прекрасны независимо от его идеологии.

А его работа о Сталине тоже интересна. В общем, конечно, он выше всех. Наверное, опять антиселекция. Но он был чудовище тоже, чудовище. Я не знаю…Я думаю, что Ленин и Троцкий – это оба монстры. Вот так вот не повезло России. За что? Если бы быть каким-то проницательным мистиком… Ну вот Даниил Андреев пытался объяснить, за что. Там, в Париже говорили: Россия поплатилась за детоубийство. Вот убили детей царских. Но, боже мой, Россия до этого столько убивала… В общем.

О.Бычкова― Ну, как бы Россия не единственная страна, которая убивала царский детей или королевских детей. Но, в общем, поплатилась больше всех.

В.Ерофеев― Но на российской памяти, наверное, все-таки это осталось как страшное пятно.

О.Бычкова― Мы продолжаем программу «Особое мнение». У микрофона Ольга Бычкова. С особым мнением писатель Виктор Ерофеев.

Вот такая новость пришла: ТАСС получит государственные субсидии на создание политического канала для детей. Правительство предложило выделить агентству субсидию на этот канал, который будет общественно-политической направленности, ориентированный на возраст от 8 до 16 лет. И РБК предполагает, что это будет – если я смотрю в правильную строку – до 80 миллионов рублей ежегодно из подраздела: «Высшее образование». Ну, вот такая идея. Не знаем до конца, но посмотрим, произойдет это или нет.

Как вы считаете, нужно специально создавать государственный общественно-политический канал для детей?

В.Ерофеев― Это тоже примеры продолжающееся антиселекции. Потому что, конечно, лучше, чем большевики придумали, не придумаешь. Надо октябрят делать, пионеров, комсомольцев, но, видимо, это не получается. И это тоже не получится. Но это будет такой распыл денег, естественно. Не получится. Потому что интернет сильнее ТАСС…

О.Бычкова― Но это же привет Алексею Навальному, очевидно?

В.Ерофеев― Не только ему, кстати говоря. Он очень серьезная и интересная политическая фигура. Я его всегда поддерживаю, и считаю, чего он добился при этой антиселекции, — это удивительное дело, удивительное.

О.Бычкова― Такая политическая фигура как Вячеслав Мальцев и вся эта история с «Артподготовкой», которая на наших глазах разворачивается, — к ней вы как относитесь?

В.Ерофеев― Но здесь, наверное, как-то по-другому видится. Потому что в каждой радикальной атмосфере – а страна живет в такой предреволюционной атмосфере, потому что непонятно, когда всё взорвется – есть такие люди.

И, по-моему, тут тоже на сайте «Эха Москвы» я читал, что он похож на Гапона. Ну, не знаю. Гапон был, по-моему, более умудренный опытом человек. А здесь просто есть такой человек, который выдвигает свой популизм. И вообще, это смесь такого Герострата с милиционером. И я не люблю ни того, ни другого как личность, или как тип.

О.Бычкова― А людей, которые, например, гипотетически, мы скажем, — потому что сейчас очень многих задержали, арестовали, но мы не знаем, кого за что, на самом деле, потому что привыкли как-то скептически относиться к этим задержаниями – людей, которые могли ему поверить и, действительно, могли подумать, что на 5 ноября назначено там… что-то, – вы как к ним относитесь?

В.Ерофеев― Ну, если есть люди, которые верят телевизору, так почему бы не поверить антителевизору? Я отношусь к ним сочувственно, к этим людям. Мне жалко, что они могут попасть сейчас в мясорубку. Мне кажется, что они тоже показатели предреволюционных… «мы — дети страшных лет России»…

О.Бычкова― Вам жалко, даже если – мы теоретически рассуждаем – кто-то гипотетически взял или готов был взять коктейль Молотова?

В.Ерофеев― Ну, не взяли. И то, что кто-то в мыслях, в снах берет коктейль Молотова, то это еще не повод по этому поводу ахать. Ничего, подумаешь. Это же нормальная молодежная удаль. Другое дело, что в одном государстве им объясняют, а в нашем – посадят. Поэтому мне их скорее – я бы не сказал, жалко (это такое бабье слово) – я бы сказал, я сочувствую. И боюсь, что их судьба будет показательно плохая.

О.Бычкова― Конечно, статьи по терроризму и массовым беспорядкам…

В.Ерофеев― Да, могут, вообще, просто улететь… Просто у этого Герострата ума не хватило или желания не хватило понять, что мальчики будут мучиться долгие годы в чудовищной резервации под названием «русская тюрьма», которая, по-моему, сама по себе является адом.

О.Бычкова― Вас не пугает то, что эта радикализация людей, которые недовольны, выброшены за пределы общественно-экономической, какой угодно жизни – их становится все больше?

В.Ерофеев― Ну уж прямо сказать, что меня пугает что-то – я, в общем, не из пугливых. Но просто, мне кажется, что это сигнал такой, что как бы здоровье России расшатано. Россия больна. Россия, может быть, даже при смерти. Поэтому это знаки этого несчастья русского, что не знают люди, радикализируются или бегут из этой страны. Сколько и этих случаев есть. Или уходят куда-то тоже в эскапизм. Короче говоря, делают то, чтобы подальше быть от государства и не связываться с ним или, наоборот, бунтовать против него.

Но в России, в общем, это всегда было. Мы знаем и пугачевские восстание и прочие, они тоже были достаточно бессмысленными и беспощадными. Но сейчас это знак того, что надо радикально менять режимы. И, конечно, это все должно начаться со смены, разумеется, главного человека, который тут уже засиделся в кресле. Но если не будет смены, будет все больше и больше радикализация.

О.Бычкова― Другой сюжет на внутрироссийскую тему. Следите вы за этим и насколько? Все вот эти совершенно неожиданные битвы вокруг татарского языка в Татарстане. Как-то это всё больше выглядит как мина замедленного действия. Как вы к этому относитесь? Мне кажется, странным…

В.Ерофеев― У нас все мины замедленного действия…

О.Бычкова― А некоторые — ускоренного.

В.Ерофеев― А некоторые – ускоренного действия. У нас, куда ни плюнь – везде мины. Я рад, что наш разговор только не заминированный сегодня. А что касается татарского языка, так это совершенно понятно. Это же тоже продолжение большевистской линии, в общем-то. Мало большевики поощряли национальные языки в республиках. Была борьба и против украинского языка и против других языков.

И есть ощущение того, что опять-таки решили, что будет татарский язык – значит, будет сепаратизм, будет борьба центра с татарами и так далее. Но бороться надо не с языком. Бороться надо со своим собственным бескультурьем.

Дело в том, что.. Вот смотрите, я только что был в Абхазии. Абхазия стала нашим сателлитом. Далось это нам не такой кровью, как с Крымом. Я имею в виду международно, но все-таки. Вот я проехал сейчас по Абхазии. Я был там на вечере Фазиля Искандера. Меня пригласили – я приехал туда выступить, потому что мы дружили с Фазилем. Фазиль – великий писатель.

Я поехал. Чего они получили от нас? Ну, нищету. Все заборы ржавые, всё повалилось. Я еще десять лет назад там был — в Абхазии…

О.Бычкова― Что, всё плохо выглядит, да?

В.Ерофеев― Просто вообще всё лежит.

О.Бычкова― А вроде говорили, что туда какие-то деньги вкладываются.

В.Ерофеев― Сам Сухуми или Сухум… они так тоже: вместо Сухуми, естественно — Сухум; вместо хачапури – хачапур. Вот, значит, из грузинского слова «хачапури» превратилось в абхазское слово «хачапур».

Въезжаешь в Сухуми – и такое ощущение, что война только сегодня утром закончилась: разбитые дома, разбитые улицы. Ходят все женщины в черном. По всей республике огромное количество траурных мест, потому что столько парней погибло… Там же молодые ребята воевали. Ну, хорошо, случилось несчастье, беда национальная или межнациональная, потому что ну, грузины тоже немножко хотели повоевать с абхазским языком…

О.Бычкова― Так, сколько уже лет прошло с тех пор.

В.Ерофеев – 92―й, 93-й год – воевали примерно в этот срок. Ну, хорошо. Я был, когда десять лет назад, то такое было ощущение – вот мы про надежду говорили немножко с вами, – что, может быть, что-то такое пойдет. А сейчас… При том, что эта же история о том, как Бог раздал всем народам земли, где они живут. А абхазцы спросили: «А нам?» А он говорит: «Ой, а про вас не подумал. Ну, берите мою» — и дал свою землю. Божественно. Она же потрясающая там! И озера Рица и черт знает чего. И вот в этом раю стоят недостроенные монстры домов отдыхов. Ничего не строится.

И думаешь: ну, хорошо, но вы положили, как это сказать… лапу на эту страну – там рубль ходит, там всё, так сказать, определено интересам определенного государства, – ну так сделайте что-то, как-то помогите им. Почему они обречены на это нищенское существование? Мне когда стали говорить о зарплатах в рублях, естественно – у них страшные зарплаты…

Так что вот то, о чем мы говорим сегодня, это еще хапнуть… И поэтому, когда люди сопротивляются, учат татарский язык – это они не хотят сепаратизма, они просто хотят жить лучше и более достойно, более чисто, что ли. И, мне кажется, «Крымнаш» тоже загнется именно по причине бестолковости властей — и местных и не местных. Это тоже типа наказание, только уже непонятно, зачем наказывать тех, которые не хотели лезть в петлю.

О.Бычкова― Ну да, но справедливости же нет, мы знаем. Что же ее искать, справедливость?

В.Ерофеев― Но почему-то кому-то достается некоторое количество справедливости, а другим гораздо меньше. Вот мы говорили в перерыве про Голландию. Там как-то чуть больше справедливости, мне кажется.

О.Бычкова― Закончим на этом. Спасибо большое! Виктор Ерофеев в программе «Особое мнение».

В.Ерофеев― Спасибо, Оля, спасибо