Большие грабли неизбежности

А ещё в год и день столетия революции мне особенно интересно наблюдать за нашей либеральной творческой интеллигенцией.

Сто лет ведь прошло. Как усвоили исторические уроки? Никак.

Что нам постоянно говорят из того лагеря? Как прекрасна была революция Февральская, как жалко, что всё закончилось революцией Октябрьской.

Ровно так они рассуждают и о 1991-м. Как прекрасны были девяностые, как плохо, что потом начались нулевые.

Элементарного вывода им не сделать. Такого: за Февралем в России всегда идет Октябрь. Всегда. Никогда не останавливается. За Ельциным всегда приходит Путин. Это не ошибка, это не сбой, это историческая закономерность.

Подогревая смуту и камлая революцию, творческая интеллигенция всегда работает против своих собственных интересов. Закапывает саму себя, уничтожает саму себя. Потому что именно ей во время переломных моментов никогда и ничего не обламывается. В лучшем случае голод и безработица. В худшем - спешная эмиграция, тюрьмы и расстрелы.

В семнадцатом власть получили самые разные люди. Некоторые из них действительно были никем, а стали всем. Творческая же интеллигенция топила буржуйки книгами, отплывала на философских пароходах, валялась по обочинам с дырками во лбу и прочее, тому подобное. Из некой самостоятельной политической силы она быстро превратилась в обслуживающий класс и стала работать по заказу. "Шаг влево, шаг вправо является танцем и поощряется аплодисментами". Самостоятельное значение вернулось к творческим только после ХХ съезда, когда возникли те самые шестидесятники.

Выгодополучателями 91-го года стали отчасти бывшие комсомольские секретари, отчасти красные директора, отчасти фарца и другие представители беловоротничковой советской преступности. Ну и некоторые гопники поднялись. А славные певцы перестройки сосали лапу. Режиссеры таксовали, писатели торговали на рынке рубашками, художники челночили. На одного успешного Шендеровича приходилась тысяча враз обнищавших актеров, драматургов и скульпторов-монументалистов.

"Хлоп - и облысели"

Тиражи грозных перестроечных изданий съежились от нескольких миллионов на название до нескольких тысяч. Большинство позакрывалось вовсе.

На собственном примере наблюдала. Портфели толстых журналов закладывались на многие месяцы вперед. Мой муж отдал подборку рассказов в один из таких журналов, скажем, условно, в девяностом (точнее уже и не помню). Вышла подборка в 92-м. Гонорар, на который в 90-м можно было прожить пару месяцев, в девяносто втором позволил купить два блока сигарет "Бонд".

Детская пьеса, которую муж с соавтором продали минкульту в 1989-м году за три тысячи рублей, позволила нам даже на тот момент, когда всё катилось под откос, весьма сносно жить. Мы были молодые. Да и другие заработки имелись. 800 рублей из этого гонорара, остававшиеся у мужа на сберкнижке, сгорели в том же 92-м практически моментально.

Девяностые прошли практически в нищете. Для мужа возможность зарабатывать текстами так, чтобы содержать семью, вернулась только к 1998-му, потом кризис, а потом только нулевые.

Звезды ТВ рассекали по Москве в конце девяностых на праворульных пятнадцатилетних тойотах, и это считалось роскошно. "Бахатая жизня". Некоторые (не будем тыкать пальцами) имели таких машин аж по две - ну вообще шоколад, пришли к успеху. Конечно, потому что рабочая провинция в то время вообще цеплялась за жизнь зубами. А так-то Евгений Киселев винный погреб завел. Ему было хорошо. Он опять был обслуживающим классом.

Так что я не понимаю простого. Кому-то революции со всякими движухами приносят дивиденды. Кто-то взлетает на социальных лифтах. Однако конкретно всяким творцам эти самые революции приносят исключительно беды, страдания, несчастья - раз за разом. И раз за разом люди с сутулыми спинами, с тонкими шейками, в очочках лезут в глашатаи революции, словно лемминги. Считая себя при этом не только совестью, но и мозгом нации.

Вот как так? Загадка же.