Мой русский американский дедушка

 

В похоронке на моего деда написано, что он «предан морю». Это и так, и нет. «Не бил барабан перед нашим полком, когда командира хоронили». В Таллиннском переходе старший лейтенант отряда особого назначения КБФ Петр Болычев был военным комендантом транспорта «Иван Папанин». Переход - самая страшная трагедия советского флота, по самым скромным оценкам, в нем погибло 10 тысяч человек и шесть десятков кораблей и судов (для сравнения: при Цусиме Россия потеряла 5045 человек). 

Звонок из прошлого

Я не знаю точно, как погиб мой дед. 29 августа 1941 года на «Папанина» налетели «юнкерсы», всадили в него несколько бомб, поливали очередями. Горящий пароход выбросился на западный плес острова Гогланд. На следующий день немцы добили его с воздуха.

Все это я знаю теперь. И понимаю, что дед скорее всего погиб на мостике еще при первой атаке. Но мальчишкой я верил, что дедушка, конечно же, спасся. Надеялся, что его подобрали какие-нибудь шведы, что он был ранен и потерял память, но обязательно вспомнит нас и вернется. Фантазировал, что он на самом деле разведчик и послан к врагам с долгим секретным заданием. В детстве каждому из нас нужен дедушка. Как оказалось, не только в детстве.

Год назад, копая в Интернете информацию по конвойному судну «Генри Бэйкон», на сайте Смитсонианского института я наткнулся на фото с подписью «американский моряк Вальдемар Семенов с товарищами в шлюпке после потопления немцами транспорта «Алкоа Гайд». Не ищите в дальнейшем логики, в голове засела мысль, что это мой дед, хотя и имя, и возраст не совпадали. Вычитал, что Семенов, которому уже 96 лет, до сих пор жив и живет где-то под Нью-Йорком. А именно там, на Ньюйоркщине трудится в Бруклинской библиотеке моя однокурсница Алла Макеева-Ройланс. Я попросил ее помочь. И однажды у меня дома раздался звонок: «Здравствуйте, я Владимир Семенов. Вы меня искали?»

Конечно, американский пенсионер оказался не моим дедом. И на этом можно было бы ставить точку. Но жизнь бывшего питерского речного пирата и… мурманского рыбака выдалась настолько богатой на самого невероятного рода приключения - почище любого авантюрного романа. Дальнейшее - результат интернет-переписки (да, Семенов - уверенный пользователь компьютера), моих телефонных интервью и бесед Аллы Ройланс с «дедом Вальдемаром». А начнем мы с самой главной - на мой взгляд - истории в жизни Владимира Яковлевича.

16 апреля 1942 года американский транспорт «Алкоа Гайд» шел Атлантикой из Вихокена, штат Нью-Джерси, на карибский остров Гваделупу с армейскими грузами: трубами, цементом, мукой, пиломатериалами, автомобилями. Помощник судового механика Вальдемар Семенов, отстояв вечернюю вахту с восьми до нулей, вышел на палубу с кружкой кофе подышать свежим воздухом и удивился:

- Ветер был с кормы, и в нем чувствовался запах работавшего дизеля. Откуда? Мы же угольщик? Потом-то оказалось, что за нами уже 6 часов гналась немецкая подлодка - в надводном положении. Пошел в каюту спать. Только-только задремал - взрыв. Как по барабану ударили. Думаю, сейчас будет торпеда и… Так лучше оставаться в койке. Ну, полежал еще 2-3 минуты - опять взрывы. Но не торпеды (U-123 в долгом и успешном походе израсходовала к тому времени все торпеды, на борту оставалось только 29 снарядов к палубному 105-миллиметровому орудию и боеприпасы к 37- и 20-миллиметровым зениткам. Именно поэтому командир субмарины и старался подкрасться к транспорту на убойно-короткую дистанцию. - П. Б.).

Встал, оделся в рабочее, вышел на палубу - смотрю, палубный груз горит вовсю. Пошел к шлюпке на левом борту (подлодка атаковала справа), где было мое место по тревожному расписанию. Смотрю, а они лодку уже спустили, отваливают, а мне снизу кричат: «Прыгай!» Я что, дурак, чтобы прыгать? Обстрел еще продолжился - решил вернуться в каюту. А я только перед рейсом купил в Нью-Йорке хороший костюм, думаю: «Что же, оставлять его, что ли?!» Переоделся, взял свежую рубашку, галстук выбрал… Да причем тут «стальные нервы»?! Не скажу, что боялся. Просто решил «будь что будет».

Так вот: оделся, взял бумаги, фотокамеру, поставил в нее новую пленку и пошел закусить. А что? Ведь не знаешь, когда и где в следующий раз есть будешь. Да, еще пальто взял, сигареты - я тогда еще курил. На камбузе налил кофе, сделал бутерброд. Отдраил иллюминатор, чтобы светло было - электричество из-за повреждений уже отключилось. Смотрю - палуба вся в пламени, такой огонь - за десятки миль должно быть видно. А внизу в кучу собрались те, кто остался еще на борту: один плачет, другой молится, третий просто что-то бормочет. Я кофе допил и решил, что надо как-то отсюда выбираться.

Подлодка еще была рядом, но они уже не стреляли. Смотрю, а шлюпка правого борта цела! Пошел вниз к тем, кто остался, говорю: «Хотите отсюда убраться или будете ждать, пока утонем, или нас здесь расстреляют?» Как-то никто умирать не захотел, пошли за мной. И я стал командовать. По пути подобрали убитого, я сказал «берем его с собой». Прошел по пароходу еще раз, захватил на камбузе пару буханок хлеба. А меня все подталкивают: «Let’s go, Russian! Let’s go» («Пошли, русский, пошли!»).

Спустили лодку и потихоньку отошли от парохода. Он горел, как костер. Тогда немцы снова принялись стрелять - под ватерлинию. Судно легло на правый борт и затонуло.

А я стал командовать шлюпкой. Почему? До этого ходил на английских пароходах. Там, чтобы командовать спасательной лодкой, надо сдать экзамен и иметь специальный сертификат. У меня был.

На утро увидели ракету. У нас было две лодки и два плота на борту. Одну лодку они спустили сразу. В шлюпку положили капитана (Сэмюэль Кобб после первого немецкого выстрела скомандовал переложить руль право на борт и таранить субмарину. Но следующим выстрелом был смертельно ранен, а рулевое управление было нарушено. - П. Б.), туда же попрыгали все судовые офицеры. На плот сели шестеро (здесь Семенова, видимо, подводит память: официальные документы говорят о четверых на плоту. - П. Б.).

Так вот, увидели ракету, она была с плота - его мы и заметили вдалеке. Говорю: «Давайте грести к нему». А тут один, барахло такое, выскочил, зараза паршивая: «Ты не американец! Ты из машины! Я буду командовать!» А остальные сидят, будто у них язык отрезали. Ладно, говорю, командуй. Этот стал парус поднимать - вверх ногами. Понятно, ничего не получается. Он в крик, всех ругает… В общем, потеряли мы этот плот из виду.

Потом оказались рядом с другой нашей шлюпкой. Те к нам подошли. А всем к тому времени надоело слушать эту заразу и, когда лодки сошлись бортами, попросили его от нас забрать, а нам дать второго штурмана, который по расписанию и должен быть в нашей лодке.

Второго звали Джеральд Костелло, вредный такой итальянец, все время ко мне придирался. А когда на «Алкоа Гайд» пришел, СССР с Германией еще не воевал, так я назвался латышом, чтобы не приставали. Так этот второй, как встретит меня - хоть в столовой, хоть на палубе: «Мы смотрим за тобой».

И когда второй к нам пересел, все ему говорят: «Мистер Костелло, где вы были, когда все это случилось? Вы самый первый в лодку прыгнули. Мы хотим, чтобы русский управлял лодкой, без него мы бы неизвестно где были». И он согласился.

Я условие поставил: уж раз я командую, чтобы не было «я не хочу это делать», или «а зачем это?», или «я весь из себя такой…» В общем, чтобы не спорили. И все согласились.

А через три дня нас подобрали (американский эсминец «Брум». - П. Б.). Тех, на плоту, нашли только через месяц. Выжил лишь один. И вот я часто вспоминаю этот плот и как будто вижу того одного выжившего парня. А ведь мы могли спасти всех - если бы не это барахло, что возомнило себя командиром. Он ведь просто решил, что это не плот, а подлодка: мол, они хотят нас подманить, чтобы утопить. Я долго хотел встретить эту заразу и разбить ему морду так, чтобы его никто не узнал.

Спасшиеся с «Алкоа Гайд» в шлюпке. Босиком и в шляпе - Владимир Семенов.

Моряк десяти флагов

Вы еще не запутались, кто такой Семенов? Русский? Латыш? Американец? Нью-Йоркер? Мурманчанин? Петербуржец? Вальдемар? Владимир? Или вообще - Уолтер? Да всего понемножку.

Владимир Яковлевич Семенов родился в семье адвоката в Петербурге в 1914 году 17 июня (вот только он не знает - по старому стилю или по новому). Отца в 19-м расстреляли. Учился в Анненшуле - известной питерской немецкой школе. Говорит, был из первых учеников, пока ему не отказали в приеме в пионеры - одноклассник стукнул про дедушку и бабушку в буржуазной Латвии (как будто расстрелянного отца для отказа мало).

Мол, после такой несправедливости забросил учебу, стал пропадать на Неве, обзавелся маленькой лодчонкой, из простыней сшил парус:

- Когда по реке плыли барки с дровами, я выходил и тихонько выгружал дрова себе. Отопление тогда было печное, и у меня отбоя не было от желающих купить дров. Интересно было.

Речное пиратство было не единственным увлечением Вовки. Однажды угнал машину и всю ночь лихачил по ленинградским улицам. На следующий день к нему пришли из милиции, но дома была только мать. А поскольку за Семеновым уже имелись приводы, они с мамой поняли, что пора ему делать ноги. Так он оказался в 1931 году в Мурманске. Устроился на траулер на камбуз помощником кока. Сделал пару рейсов, решил, что достоин большего: заявился в контору и объявил себя мотористом. Поверили. А как-то «совершенно случайно» познакомился и подружился с моряками с латвийского парохода, «вспомнил» о деде и бабке в Риге и «решил их проведать»:

- Было представление, что за границей все есть, всего довольно, мол, жизнь там хорошая. Решил попробовать.

Пробрался на «латыша» и покинул СССР и Мурманск «зайцем». На перекладных все тем же «попрыгайцем» добрался до Риги. Дедушка с бабушкой от шебутного юноши быстро устали и попытались сплавить его на хутор ухаживать за коровами. Ушел наш «колобок» от деда с бабкой - привычно пробрался в порт, сел на корабль…

Англия, Германия, Франция, Польша, снова Латвия, таинственная история возвращения в СССР (не колется дед Вальдемар на детали) и бегство из Мурманска № 2. Как-то незаметно из вечного «зайца» Семенов переквалифицировался в моряка. И опять, как в калейдоскопе, замелькали страны и языки.

Под флагами десятка стран ходил моряк Владимир Семенов. Кроме родного русского овладел еще норвежским, немецким, французским, английским.

Войну провел на американской стороне, на войсковых транспортах возил солдат в Европу и так называемых перемещенных лиц в Южную Америку и Австралию. Летом 45-го попал служить на Тихий океан, а через две недели Япония капитулировала. Всех демобилизовали, а Семенов завис на полтора года в Маниле. В 47-м вернулся в США, женился на американке, прожил с ней долгую жизнь (три года назад овдовел). Учился, получил диплом механика, море оставил в 87-м в 73 года.

Две дочки, двое внуков, четверо правнуков. Другие награды?

- Есть. Целый набор. Не столько, конечно, как у ваших ветеранов, но штук пять или шесть есть.

Еще пару лет назад Владимир Яковлевич катался на коньках и роликах. До сих пор водит авто: «У меня на севере, в штате Мэн, дачка. Семь часов за рулем и я там. Хорошо». Курить бросил, но под разговор приговорить бутылочку красненького не против. Собирает в северных лесах чернику, смотрит по спутнику российское ТВ: долго с пристрастием пытал меня, кто все-таки - Медведев или Путин - снял Лужкова?

Как ему удается в 96 лет оставаться таким же неугомонным, как в юности?

- Не хочу сдаваться. Всегда надо что-то делать. И главное - общаться. Здоровье? Ну, были у меня маленькие проблемы с сердцем. Мой доктор сказал: «Я тебя до 100 лет дотяну. А уже дальше ты сам давай».

Он и «дает», благо повидал за долгий век немало, и удивительных историй у него в достатке.

Вековечные враги

- Во время гражданской войны в Испании я ходил на английском пароходе - возили грузы республиканцам: в основном провиант - консервы, соленую рыбу. Причем провиант был из СССР: советские пароходы везли его в Англию, выгружали, мы подхватывали и везли в Испанию. А выгрузившись, шли за обратным грузом (у республиканцев-то его не было, не возвращаться же в балласте!) на другую сторону - к националистам. Брали или удобрение, или апельсины. И по новой.

И была такая… э-э… традиция: зарабатывали моряки тогда мало, так что все «дополняли» заработок, если была возможность, из груза. А груз у нас тогда был хороший, большой выбор. Воровали? Ну-у… просто брали немножко себе: от капитана до самого последнего кочегара, все были замешаны. На переходе капитан приказывал отдраить трюмы «для вентиляции». Смотришь - один за другим все потянулись, кто с мешком, кто с ящиком.

По дороге заходишь в Гибралтар, подплывают торговцы на лодках и меняют наш товар на беспошлинные сигареты и виски. А в Испании мы эти сигареты продавали. Денег у каждого было - полные карманы. Только потратить их было негде - кроме как там, валюту республиканцев нигде не принимали.

А поскольку националисты бомбили порт почти каждый день - «практиковались» - мы, имея деньги, старались жить на берегу в гостиницах, там безопаснее. И однажды я проспал отход. Что делать? Документы на борту остались. Было это в Аликанте, мне посоветовали идти в Валенсию, мол, большой порт, придумаешь что-нибудь. А на въезде в город меня арестовали: «Ты никакой не моряк, а дезертир из интербригад». Собирались расстрелять. Уговорил послать телеграмму в нашу пароходную компанию, там подтвердили, кто я. Отпустили, стал искать куда пристроиться, а тут в порт приходит мой же пароход! Капитан говорит: «Повезло тебе, есть место, один чудак-грек остался в Марселе». Взял, но 19 дней прогула не оплатил.

Потом я полтора года во Франции проболтался на берегу. Не только язык выучил, но научился делать «мгновенный» коньяк - от настоящего не отличишь. А еще за пять минут готовить «почти настоящее» шампанское. Я тогда работал в придорожной кантине возле Кана, это Нормандия. Ну, автобусы рейсовые всегда у нас останавливались вне расписания, «починить» что-нибудь. Хозяин, понятно, за это водителю платил. А у нас уже на столе по бокалам «шампанское» разлито, а рядом обязательно стоит пустая бутылка из-под настоящего дорогого шампанского. Пассажиры заходят, видят все это и «клюют»: цена-то смешная, и бутылка из-под известной марки.

Оттуда мне пришлось удирать: сбил нечаянно ночью на велосипеде дочку фермера, у которого жил. Судья говорит: «Или плати, или в тюрьму». А откуда у меня деньги?! Ну, опять в порт, опять на пароход.

Море мне было спасением. Всегда, когда казалось, все, тупик, выхода нет - шел в порт и… Если человек с первого раза моря испугался, его туда больше не загонишь. А если, наоборот, полюбил - все время тянет. Я и сейчас здесь живу возле воды. И дача у меня на морском берегу - как без него?

Готовясь к интервью с Владимиром Яковлевичем и траля Интернет, я наткнулся на удивительный факт. Подлодкой U-123, потопившей семеновский «Алкоа Гайд», командовал капитан-лейтенант кригсмарине Рейнхард Хардеген. В том походе он потопил 9 транспортов и «корабль-ловушку». «Алкоа Гайд» был его последним успехом, по возвращении в базу Хардеген был награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту Железного креста и приглашен на обед к Гитлеру. Где и довел Гитлера до бешенства, критикуя его за недооценку значения подводной войны. Больше ас-подводник в море не выходил.

Так вот оказалось, что он до сих пор жив. Ему 98 лет. И в разговоре этим фактом я поделился с Семеновым:

- Да знаю я. Мой приятель, тоже русский американец, познакомился с немцем-адвокатом. Тот у него гостил и предложил нам с Хардегеном свидание устроить. Я согласился, а почему нет? Я ничего против него не имею. Он выполнял свои обязанности. На его месте я сделал бы то же. Немецкие подводники соблюдали цивилизованные правила, давали нам шанс выжить. Он же не стрелял по нашим шлюпкам. А в некоторых случаях их подлодки подходили к нашим спасательным шлюпкам, они помогали лекарствами и даже иногда брали на буксир, чтобы довести ребят ближе к берегу. Позже, правда, немцы стали забирать со шлюпок судовых офицеров - штурманов и механиков и увозили их в Норвегию. Так у нас образовалась нехватка специалистов. Но убивать ведь не убивали…

* * *

Истории дедушки Володи производят неоднозначное впечатление. С одной стороны, он не пытается выглядеть ангелом без крылышек, рассказывает о себе не самые лестные вещи. С другой - трудно поверить, что жизнь одного человека может вместить в себя столько приключений и небывалых совпадений.

Мои сомнения развеяла встречавшаяся с Семеновым Алла Ройланс: «Не думаю, что он привирает. Он такой очаровательный прохиндей, по натуре настоящий авантюрист. Мне кажется, нам просто непривычно, что человек прожил жизнь без страха. Вот это - самое главное мое от него впечатление».

А мне, наверное, придется лететь в Нью-Йорк. Американский дедушка зовет в гости, заманивает обещанием рассказать, как в середине 30-х нелегально пробрался в СССР в поисках клада с драгоценностями, о котором ему поведали белоэмигранты.

Глядишь, на двоих с Семеновым напишем продолжение «12 стульев»...