Защита докторской

Не диссертации. Степени.

На человеке бирка "Доктор наук". То есть – "Оч-чень умный". Кто ж такую позволит с себя сорвать?

В истории с Мединским нет ничего сколько-нибудь интересного. Путин своих не сдает. Коней в нашем сенате – полна конюшня. Что культуры министр, что образования... Только на лица посмотрите. А чем министр иностранных дел хуже? Страна победившего хамства – ну, и министры соответствующие...

Это всё не интересно. И деградация всяческих бирок – от бакалавра до академика – тоже не новость. И вскрики "Всё пропало! Проигран последний и решительный бой" здесь неуместны.

Помните доктора философских наук Жириновского? Когда он защитил свою диссертацию? И где? И как мы на это отреагировали? При Ельцине защитил. В МГУ. И никак мы не отреагировали.

Что ж теперь на Мединского бросаться? Когда наука растоптана. Когда теология (не история религии, а теология) назначена в науки. Когда о РАН ноги вытерли. Ну, какая тут разница: мединский туда, мединский сюда? А что нам шмась снова сотворили? Так поделом. Мы всё пытаемся с ними на кортиках фехтовать, когда они кроме арматуры иного оружия не используют. Легально хотели мединского обездокторить. А легального поля нет. Легальную борьбу нам дают исключительно в виде игры, чтобы мы верили, что мы сильные и что борьба эта легальная есть. Это как отец "борется" с трехлетним сыном и всё время оказывается внизу – вот какой сильный сын!  

Здесь даже вопросы "Когда началось?" и "Кто виноват?" не слишком уместны. Очень далеко мы уйдем. В еще до без царя. У нас ведь Менделеев только членкором был – в академики не удостоили. А Лобачевского и членкорством не наградили. Что уж говорить про крупнейших русских психологов – дореволюционного Лазурского и послереволюционного Выготского? А это помните – у Пушкина про князя Дундука? Который заседает в Академии потому, что имеет... Тоже ведь вице-президент был. Хотя и не замеченный в занятиях наукой.

Это всегда был клуб специфический. Уже в наше время Перельмана они к себе не взяли. Предложили прошение написать. Он их, естественно, послал. И, естественно, правильно сделал. Но это началось не сегодня. Отделение математики, например, десятилетиями было открыто антисемитским. Гельфанда в академики не избирали. Гельфанда! Но дело не только в  антисемитизме. Мой учитель, действительно крупный советский математик с совершенно чистой анкетой, работавший однако в инновационных областях математических основ кибернетики и того, что сегодня называют обучением машин, много лет штурмовал это отделение, но взять так и не смог: только, когда создали новое отделение информатики, его записали в академики.

В общем, болезнь старая. Но, конечно, после распада Союза то, что давно скользило вниз, стало падать свободно. Тогда-то уже в доктора пошел не середняк, как шутили за десять лет до того мои сверстники, нет, в доктора пошли человеческие очистки. И ученые советы за них голосовали. И ВАК их утверждал. А потом такие же очистски попадали и в саму академию. И сама академия всё больше и больше превращалась в помойку.      

Что со всем этим делать? Защищать перед быдловластью достоинство институтов, своё достоинство давно потерявших? Ну, это как бросать перчатку назвавшему проститутку женщиной легкого поведения.

Менять нужно, конечно, всю систему научной аттестации. Как? Выстраивать параллельную. Во  главе со своими высшими органами, своими ваками и своими академиями.

Но тут начинаются совсем другие проблемы. Вот с академиями мы уже попробовали. Создали после распада Союза академию естественных наук. Ну, и что? Сегодня ее членом состоит Кадыров. Младший. И никто ведь из академиков новой академии из нее после избрания Кадырова не убежал.

Никто. Ведь каждому приятно писать на карточке "член". Тем более, когда этот член еще и действительный. Да еще – и академии каких-то там наук.

И вот здесь мы подходим к самому печальному. Нам ведь не из кого строить новую систему атестации и новую академию наук. Материала человеческого нет. Нет не то что сверхпринципиальных ученых, которые без любви не дадут поцелуя соискателю красивой степени. У нас просто квалифицированных, талантливых ученых дефицит. Нету. Тут проблема не в том, что мерзкое ГБ будет ночами разрушать построенное нами за день. Проблема – что у нас кирпича нет. Да, и с раствором – с преданностью науке – дело не лучше. Хуже дело.

И интерес к науке мы утратили. Когда он не связан с быстрым получением денег. И это произошло не сегодня. Немедленно после развала Союза выживать на зарплату профессора МГУ стало невозможно. Мы сдуру уверовали, что рынок всё устроит. Он и устроил. Всё.

Нравственно ученых растлевали еще в советское время. Не только гражданская позиция ученым была запрещена: при Сталине за нее стреляли или сажали, позднее выгоняли из науки или просто в науку не пускали – но и просто научная честность и человеческое достоинство были невозможны. Со всеми ведь нужно быть в хороших отношениях. А для этого в самые плодотворные годы приходилось запрещать себе заниматься главным и все время озираться, как бы кого чуть-чуть не задеть. А как было не задеть, когда "ученых" было, как сельдей в бочке? Только - если ты лежишь смирно, не двигаешься.

А при рынке началось другое. Всё это умствование стало просто неинтересно. Интересны живые дела. То есть – деньги.

Мне не повезло. Три мои главные книги были опубликованы в 1996-2006-м годах. Любая из них вызвала бы взрыв в восьмидесятых годах. А в девяностых "Психология духовности" с трудом разошлась пятитысячным тиражом (плюс пиратские перепечатки еще тысяч двадцать; в СССР меньше 50 тысяч и тиражом-то не считалось). В нулевых же уже и тысячный тираж стал большим. Еще недавно писать нужно было короткими заметками – одна-две страницы, остальное – "многа букафф". Сегодня уже и одна страница – слишком долгий текст. Фраза – больше читающая публика не вмещает. А лучше – анекдот. И чтобы не читать, а слышать. Мы всё движемся вперёд.   

Так что восстановление быстрым быть не может. По кирпичику нужно подбирать материал для нового строительства. И очень тщательно продумывать архитектуру нового здания.

Кто это будет делать? Те, кто не может не делать. Найдутся и такие. Но их не будет много. Особенно вначале. И пока они создадут свою систему квалификации, и пока эта система завоюет признание – пройдет немало времени.

Но этим всё равно надо заниматься. А плакать по докторской мединского, когда уничтожена вся наука, – нет, это как-то несерьзно.

Пока же нужно просто зафиксировать положение. Если бы мне сегодня государь-император велел бы набрать элитный клуб в области, которую я знаю лучше всего – в психологии, такое вот отделение психологии правильной академии наук (ОП ПАН), просто приказал бы  кооптировать действительных членов ОП ПАН по моему разумению, я бы не смог назвать ни одной фамилии. Просто ни одной. Да, что там – в академики? И с докторами психологических наук было бы немногим лучше – несколько имен от силы. Да что докторов – магистров осталось бы несколько процентов от обладателей дипломов. И – бакалавров.

Ну, и сами посудите, кому нужен такой квалифицирующий орган? Сколько судеб он поломает? Пусть уж лучше будет как будет. Летим вниз и летим. Куда-нибудь прилетим...

Вот в чем реальная беда. Не в проделках Путина с Мединским. В нас.