Почему из баскетболиста нельзя сделать карлика

Эта идея греет многие сердца: вот распадемся, разоружимся ядерно и будет на месте немытой России 85 уютных швейцарий. Ну, или хотя бы эстоний. Кто-то об этом мечтает, кто-то за это борется. А кто-то горюет, что не получится: народ собрался не тот, не швейцарский. И даже не очень эстонский.

Насчет перспективы распасться – она более, чем реальна. Мало что соединяет. Портреты Путина – ржавая скрепка. А нержавых не видно. Русская культура? Где она? В прошлом. Русский язык? И он для многих уже не родной, а мечтают сделать его неродным еще больше. Православие? Вы еще про самодержавие и народность вспомните. А то – расскажите большому защитнику русских святых в Чечне про объединяющую роль православия. Он выслушает...

Нет, скреп на поверхности не видно. Страну зажали между святых ягодиц Хирурга. Не смею усомниться в их святости, но должен заметить – не надолго.

Только здесь вот какое дело. "Не видно на поверхности" не значит "нет внутри". Мало ли чего на поверхности не видно. Мечта про 85 эстоний от Калининграда до Чукотки наивна детски. И первым свидетельством ее наивности являются сами мечтатели. Хоть покойная Новодворская, хоть здравствующий (дай ему бог зоровья) Яковенко.

Мечтатели-то эти – ярчайшие пассионарии. За страну слезами исходящие. Как бы сделать ее лучше, счастливее. Не знаю насчет Эстонии, но в Швейцарии ТАКУЮ пассионарность встретишь нечасто.

Там народ всё по-другому живет. Крестьяне летом встают в пять утра, ложатся в десять вечера. И весь световой день так, не торопясь, спокойно так, временами попивая пивко, пашут – обихаживают своих восемь коров, готовят для них сено, делают из их молока сыр, в общем, не отдыхают: дел хватает аккуратно на всю семью: косаря 6 лет от роду увидеть под палящим солнцем на альпийских лугах совсем не редкость. А вот пьяного на улице видеть мне не повезло ни разу. Если не считать русских болельщиков на чемпионате по футболу. В общем, трезвые, в общем, работяги. И очень гражданственные – к своим делам не равнодушные. Но... не пассионарные. Не наши...

Собственно, в этом всё дело. Наша экспансивность, которая так раздражает, и правильно раздражает, "антиимперцев", растет не из большой территории. И даже не из большого ядерного арсенала. Тут причина со следствием перепутаны: это размеры и арсенал растут из экспансивности. А экспансивность растет из души. Душа же наша устроена таким образом, что наруби страну хоть даже не на 85, а на 186 кусков, каждый из них не захочет быть эстонией. И я вам больше скажу: в самой Эстонии это тоже есть, хотя и не так заметно, а вот в Литве уже гораздо заметнее.

И даже в Польше заметнее. Даже в Венгрии. Даже в Германии восточной. Не очень им нравится быть эстониями. Без этого не было бы ни всплесков неофашизма, ни безумия религиозности, как в Польше.

В нашей психике есть зоны, которые мало изучены психологией или даже совсем современной психологии не известны. Но которые определяют нашу общественную физиономию и нашу историческую физиономию не менее сильно, чем фрейдовские комплексы влияют на нашу индивидуальность.

Эти зоны общие – они характерны для всего этноса. Или точнее – для всего суперэтноса; русского этноса нет, но есть русский суперэтнос, который много больше, чем число обладателей паспортов РФ. Содержание этих общих зон составляет не только общий язык и общая культура (в широком понимании культура – совокупность общих стилевых особенностей жизни и деятельности). Но – и нечто, из чего язык и культура вырастают.

Это нечто можно назвать "чувством судьбы" или немного высокопарней – "чувством исторической миссии". Чувство это общее – у Проханова и Новодворской, Дугина и Быкова, Полонской и Стомахина, Соловьева и Яковенко, Кургиняна и Каспарова, Гундяева и Невзорова. Оно общее для умных и глупых, честных и бесчестных, добрых и злодеев... Кто мы такие, зачем, что нам предстоит сделать...

Проявляется это "чувство" в поведении, естественно, совершенно по-разному. Одному оно подкидывает способы манипулирования аудиторией, а у другого становится пламенной проповедью. Один трансформирует его в бред сивой кобылы, другой – в прекрасные стихи. Всё зависит от того, через какую душу "чувство" будет прорастать. В результате, стремление к русскому миру у одних оборачивается бандитизмом на Донбассе, а у других антипутинскими манифестациями в Москве. Одни заходятся в восторге от крымнаша, другие – от стыда... А кто-то вообще выходит на майдан посреди матери городов русских и отрывает пиявку, присосавшуюся к другой матери, к матери-родине.

Но основа всех этих как будто бы взаимоисключающих проявлений одна.

Вот это и есть наша настоящая скрепа, на сегодня – единственная. Разогнуть ее? Хотеть, естественно, можно. Но разогнуть – никак. Перефразируя Михал Афанасьевича, разогнуть ее может только тот, кто согнул.

Нам бы не разогнуть – нам бы заметить. Заметить ее. Намного бы меньше стало сразу и вранья, и злодейства...

Но быстро мы не заметим. Не туда головы повернуты. Да и думать мы не приучены. Как – и смотреть на реальность открытыми глазами. Мы всё больше – мечтать. Как бы нам превратить баскетболиста в карлика.