«Москва» в страхе. Как живет рынок в Люблино после стычек мигрантов с полицией

Старая «Москва»

Торгово-ярмарочный комплекс (складывается в неблагозвучную аббревиатуру ТЯК) «Москва» — «муравейник» площадью в 175 тысяч м2, населенный преимущественно трудовыми мигрантами из азиатских стран. Невысокие смуглые люди живут здесь в своем мире — как рассказывали местные жители, полиция практически не заходила на территорию рынка, а за порядком приглядывали сотрудники ЧОПа и сами торговцы. Рынок «Москва». Фото: Открытая Россия

«Москва», возникшая в Люблино в конце девяностых, навечно застряла в этом времени. Здесь по-прежнему торгуют дурно пахнущими китайскими пуховиками, джинсами за 500 рублей, кроссовками «Иew Balance» и телефонами без документов. Кроме того, у рынка есть своя «крыша» — как пишет «Росбалт», процессами управляют два криминальных авторитета Ходжи Джаббор и Ходжи Самата. О том, что на дворе 2017 год, в «Москве» напоминают только редкие магазины, торгующие гироскутерами.

Вечером 20 сентября около главного входа в «Москву» собрались несколько сотен разъяренных мигрантов. Они требовали привлечь к ответственности охранника, избившего их земляка, и выпустить двух человек, которые видели, как пострадавшего выкидывали на свалку. Прибывшие на место силовики разогнали толпу.

21 сентября митинг повторился снова, но уже в меньших масштабах; о количестве задержанных тогда МВД не отчитывалось.

Побои за триста

Сейчас около главного входа на территорию «Москвы» полиции нет. От произошедшей стычки не осталось никаких следов — маршрутки как обычно довозят людей от метро, бомбилы наперебой предлагают свои услуги, а азиаты в черных спортивных костюмах снуют с обмотанными скотчем тюками, курят возле припаркованных автомобилей или пьют кофе «три в одном» из прозрачных пластиковых стаканчиков.

О событиях последних дней вслух почти не говорят. Лоточники утверждают, что не знают, что происходит у грузчиков; арендаторы точек и продавцы — что следят только за своим товаром, и в тот день закрылись пораньше, потому что их «попросили». Китайцы отказываются говорить по-русски, киргизы советуют обратиться к таджикам, потому что это «их земляк». Таджики говорят, что избитый работал на другом углу. «Он же в синей жилетке был, а мы в красных работаем, не ясно, что ли?», — пытается объяснить невысокий мужчина без пары зубов. Никакой жилетки на нем нет.

«Нет-нет, я ничего не знаю, ничего не слышал, я только вчера устроился на работу», — отвечает на вопрос о случившемся один из носильщиков. Мимо нас проходят два охранника в черной форме с нашивками «Витязь» на спине и резиновыми дубинками на поясе. Рабочий испуганно косится на них, хватает тележку и убегает восвояси.

Именно сотрудники «Витязя» избили грузчика, утверждает невысокая женщина со светлыми короткими волосами, торгующая пуховиками на углу «Москвы».

По ее словам, пострадавший задолжал охране несколько сотен рублей. «Он работал тут, носил баулы. За то, что не заплатил, его избили до потери сознания и выбросили на свалку. Обнаружили его там только вечером, он был как мертвый, вызвали скорую. Врачи сказали, что у него был эпилептический припадок, но все знают, что это ложь. Он был весь избитый, на нем были следы от дубинок. Такое здесь происходит постоянно», — рассказывает она. Свалка, в которой, по утверждениям работников рынка, нашли тело грузчика. Фото: Открытая Россия

Ее версия произошедшего совпадает с тем, что говорил президент федерации мигрантов Таджикистана Каромат Шарипов «Ленте.ру» и «Регнуму». «Мы давно знали о конфликтах между работниками рынка и охраной. Охранники избивали, вымогали деньги. Там рабские условия работы: человек платит 800-1000 рублей в день за то, что ходит с телегой по рынку, за то, что помогает другим. Себе он оставляет только 200-300 рублей. За месяц таджики зарабатывают в среднем по 20-25 тысяч рублей. При этом нужно заплатить за патент, за проживание, отправить что-то домой, на еду остается тысячи три», — утверждал он.

«Где ты людей видишь?!»

Для обычных покупателей услуги носильщика стоят от трехсот до тысячи рублей в зависимости от расстояния и размера груза. Я нанимаю одного из них, солгав ему, что в одном из павильонов лежит тяжелый тюк, который нужно забрать и довезти до машины. Сперва он косится с подозрением — я «не очень-то похож на торгаша» — но потом соглашается.

Мы идем в сторону главного здания; тележка звенит и подпрыгивает по неровному асфальту.

— Как вы вообще тут работаете? Я слышал, пару дней назад у вас тут человека охранники побили, выбросили, буквально за несколько сотен рублей, — пытаюсь начать разговор я.

— Нет, я ничего об этом не слышал.

— Не слышали? Он ведь, вроде, тоже носильщиком работал, ваш земляк...

— Так вам поговорить, а не груз? — перебивает меня спутник — Нет, спасибо, говорить я об этом не буду, себе дороже.

Другой носильщик оказывается чуть разговорчивее — после того, как он убеждается, что на мне нет «скрытной камеры», рассказывает, что избитый работал тут около трех лет, и они были знакомы. Собеседник отказывается говорить о том, выходил ли он на акцию протеста; уточняет только, что и протестующих, и задержанных было куда больше, чем в официальных сводках. «ОМОН приезжал, били всех жестко. Друг рассказывал, что выносил побитых», — вспоминает парень.

Наша беседа привлекает внимание других рабочих. «Че, как движуха, нормально?», — обращается ко мне сухощавый таджик. В руках у него большой пакет насвая; он закидывает несколько шариков за нижнюю губу и начинает шепеляво говорить на своем языке. «Если вы ищете ОМОН, он по-прежнему здесь, на стоянке за углом», — подсказывает мне кто-то из толпы. Грузовики ОМОНа на территории рынка. Фото: Открытая Россия

На парковке действительно стоят два полицейских грузовика и автобус ПАЗ. Я фотографирую их; ко мне подходит молодой ОМОНовец в бронежилете.

— Зачем снимаешь? — гаркает он.

— Нельзя, что ли?

— Нет. Удаляй.

— Нет. На каком основании?

— Основания? Сейчас покажу основания.

ОМОНовец отводит меня чуть ближе к автобусу. Вместо задержания он внезапно произносит короткую и бессвязную речь о том, что полицейские защищают свои семьи, не вылезая из командировок, а я веду себя подобным образом. Я удаляю фото с телефона, потому что уже переслал его в редакцию; это никак не помогает установить с ним контакт — на вопросы о том, что здесь сегодня делает ОМОН, он отвечает «ты сам все знаешь, посмотри в интернете».

Вскоре я привлекаю внимание еще одного человека в униформе, на этот раз — охранника. Он возникает словно из-под земли, когда я пытаюсь поговорить с очередным рабочим. Я сую ему под нос пресс-карту; по рации он связывается с начальством и говорит, что «поймал журналиста». К нам подходит рослый свиноподобный ЧОПовец — начальник смены. Бейдж на его куртке выцвел настолько, что на нем нельзя разобрать ни слова.

— Молодой человек, стоит ли это того? Тут чужая территория, частная территория. Зачем вы тут рыщете? Вдруг вас случайно убьют... тюком задавят. Пойдемте со мной, — увещевает он. Рынок «Москва». Фото: Открытая Россия

После недолгих препирательств мне приходится согласиться — нас обступают другие охранники. Пока мы идем в сторону выхода, свиноподобный по телефону обсуждает, как ему со мной поступить.

— Да, да. Тут корреспондента нашли. В кабинет его или просто за территорию? За территорию? Понял. Да сейчас ему руки-ноги переломаем и выпустим. Шутка — он убирает телефон.

— Меня-то, я знаю, вы не тронете. А вот что вы тут с людьми делаете, что их потом в мусорке находят? — не выдерживаю я

— Где ты людей видишь?! — к его лицу приливает кровь. — Это я человек, он человек. Где ты людей видишь? Где?! Они, твари, приезжают сюда, на мою землю, диктуют нам условия... а людей мы не трогаем.

Мигранты, гребущие мусор лопатами, не обращают на его крики никакого внимания. Мы идем дальше, к 13-ому выходу.

— Владимир Путин сказал, что мы должны быть то-ле-ран-тны-ми. Мы эту толерантность выполняем и исполняем. А для решения силовых вопросов есть полиция. У нас все культурно, все что о нас говорят — это враки. Мы никого и никогда. Так что будьте добры до свидания, — он машет полной рукой и разворачивается; шлагбаум опускается вниз.

Больше в «Москву» меня уже не пропускают

Максим Литаврин