За что же нас не любят

О противостоянии империй, имперском сознании, о том, почему Европа и Америка до сих пор пытаются что-то с нами сделать (продолжение)...

Да. Александра, жена Николая II, в первые дни войны писала мужу: «Наряду с тем, что я переживаю вместе с тобой и дорогой нашей родиной и народом, – я болею душой за мою «маленькую, старую родину», за ее войска… и за многих друзей, терпящих там бедствия. А затем как постыдна и унизительна мысль, что немцы ведут себя подобным образом».

– Это законы монархической жизни. Короли не становятся проводниками влияния своей предыдущей семьи.

Вы согласны с академиком Пивоваровым, что XIX век был золотым веком России?

– Здесь, хотя я с ним во многом другом яростно дискутирую, пожалуй, соглашусь с Пивоваровым, прекрасным полемистом, ярким интеллектуалом, что редко в современном западничестве, которое в целом очень деградировало. У нас, знаете ли, сегодня такое примитивное представление о западничестве и славянофильстве! Ведь на самом деле они не были такими антиподами, как нынешние дремучие западники и нынешние дремучие славянофилы. 

Славянофилы  Аксаков, Киреевский были одними из самых образованнейших по европейским меркам  людей. У Хомякова есть письмо редактору французского журнала на французском, где он разбирает перевод послания апостола Павла на немецкий язык, сделанный одним пастором, библеистом. 

Хомяков пишет: «Как же он мог использовать этот термин? Если на арамейском это так, на древнегреческом – так, в латыни было вот так, то сразу же видно, что здесь два смысла, и он должен был использовать не этот, а другой! Вы можете себе представить, чтобы какой-нибудь Чубайс был на такое способен?.. Знает ли он, что Пролог к Фаусту – это фактически пересказ в художественной форме Книги Иова многострадального? Нет, конечно. 

Славянофилы и западники были двумя богатыми сторонами русского сознания,  и вот вам две цитаты. Киреевский, который  считается основателем славянофильской философии, пишет: «Как бы кто-то из нас ни хотел либо искоренения, либо сохранения всего западного или  наоборот – искоренения или сохранения всего русского – не будет ни того, ни другого. Поэтому неизбежно надо принять, что будет что-то третье, вытекающее из двух этих начал». 

Кавелин Константин Дмитриевич, выдающийся русский историк, признанный западник, говорит: «Каждый думающий и честный человек не может не чувствовать себя наполовину славянофилом, наполовину западником. Но ни то, ни другое не разрешило и не могло разрешить проблем русской жизни». Практически – одно и то же! Понимаете? И не надо придумывать непроходимой пропасти, якобы отделяющей Россию послепетровскую от допетровской. 

На самом деле петербургский период вырос из московского, и уже при царевне Софье возникла Славяно-греко-латинская академия. Русь расширялась огромными темпами еще до Петра и имела огромные международные связи. Были уже концерты при дворе. То есть Петр это ускорил, безусловно, революционным рывком. Но, вы знаете, большой корабль лучше вести медленно. Он и разворачивается медленно, иначе его можно опрокинуть, если пытаться подгонять… 

Германия до реформации, до протестантизма, описанная в «Фаусте» (Маргарита), отличалась от Германии после реформации гораздо больше, однако там нет в сознании такой пропасти непроходимой. А мы почему-то ее делаем… Не надо делать этого. У нас все есть, нам внятно все, и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений, как Блок сказал! Все у нас присутствует. Действительно, мы – модель мира. У нас есть все европейское и все свое. И мы постоянно  перерабатываем,  постоянно воспроизводим и западное, и свое. И будем такими. Не надо завышенной самооценки, у нас грехов предостаточно, но не надо и комплекса неполноценности. Надо спокойно и уверенно продолжать быть русскими.

Как же человек, подверженный нынешней идеологической обработке, становится славянофилом? Как становятся западниками, понятно. Просто не увернешься.

– Вы знаете, я проработала в Америке почти восемь лет. И в отличие от Ельцина, который где-то сказал, что, облетев вокруг статуи Свободы, он глубоко преобразился, я, уехав туда типичным советским интеллигентом с очень большой симпатией к Западу, с желанием много чего перенять, стала там, наоборот, такой жгуче русской, что просто невозможно передать! 

Конечно, Америка впечатляет своей организованной жизнью и благосостоянием, но больше ничем. Поразили меня пресса и телевидение. Вот уж где существует только внешняя разница во мнениях! Пресса вся в одну дуду повторяла одни и те же клише. 100 телевизионных каналов круглосуточно вещают, пропагандируя одни и те же идеи: бьют и наваливают, бьют и наваливают, и все одно и то же, никаких альтернативных мнений.

У нас сейчас модно возмущаться: у нас нет свободы, потому что мы не влияем на принятие решений. Вот я вас уверяю, и в Европе, и в Америке никакого влияния на решения либеральной элиты, находящейся у власти,  народ не имеет. Иначе элиты не игнорировали бы невиданные демонстрации против изменения пенсионного законодательства, и, конечно, они не могли бы делать вид, что ничего не происходит, когда в Париже, а он в пять раз меньше Москвы, вышло на улицы два миллиона против закона о гомосексуальных браках. И никакого вам референдума! Вот это и есть новый тоталитаризм. 

И оболванивание идет, конечно, через СМИ. Прежде всего через  телевидение. Главный инструмент политики – манипуляция общественным сознанием. Поэтому я всех сегодня призываю: думайте больше сами и читайте.

Поменьше пользуйтесь Интернетом с подставными комментариями. Сами научитесь различать: факт от мнения о факте. Хорошая или плохая погода – это мнение о факте, а дождь за окном – это факт.

Очень похоже на то, что сегодня людьми управляют не мораль, не нравственность, не духовные ценности, а так называемые рыночные отношения. Где совершенно другие мотивы и другие расчеты. Ну погибнет нация, ну и пусть, этот народ плохой, он мешает рынку, вырастим другой, который за пределы рынка и головы не повернет.

– Вы совершенно правы. Государство как бизнес-проект. Рынок – все, а народ… Вот народ у нас какой-то не такой – ничего перевоспитаем! Потому что человек – это гомо-экономикус, это винтик в экономической системе. Вот о людях в экономических выкладках теоретики пишут «людские ресурсы». Это что? Кто? Или вот: «человеческий капитал». Знаете, почему в  XIX веке таких терминов не употребляли? Потому что это не по-христиански. Ведь человек, самый последний, самый грешный, тот, что валяется под забором, он – человек!  Он – тварь Божия, он выше и ценнее любой сделанной рукотворной вещи.

И государство не должно быть бизнес-проектом, где все, что нерентабельно, отсекается! Сейчас слушаешь иного молодого человека, и  вроде говорит понятные вещи: два семьдесят – туда, три пятьдесят  – сюда,  остается семь двадцать, слушаешь, а жить не хочется. И ни к чему не побуждает. Государство должно думать не только о том, что рационально и правильно, а о том, что должно и праведно. А быть праведным затратно. Увы. Ты что-то теряешь или, как говорят, не получаешь должной прибыли.

Получается, что сегодняшняя тотальная политкорректность кому-то выгодна?

– Выгодна, безусловно, оторванной от национальной почвы элите, которая сама себя воспроизводит, она ненавидит все национальное как препятствие для движения мира к одномерному образцу. Человек, по ее понятиям, – гражданин мира, а не гражданин  отечества.

Вот сейчас, когда мы приняли закон, запрещающий пропаганду гомосексуальных отклонений среди подростков, на наш институт в Париже вышли европейские консервативные организации, которые сформировались на волне массовых французских протестов против гомосексуальных браков, и попросили провести круглый стол, потому что для них Россия сейчас становится опорой, защитницей христианских, нравственных ценностей! Хотя я совсем не в восторге от всего, что у нас происходит, но невозможно не видеть, что наша демократия не позволяет меньшинству бесчестить и топтать ногами то, что дорого большинству.  Я считаю, это и есть подлинная демократия.

В последнее время в нашем обществе, уже было сложившемся как общество потребления, все больше людей задумывается о том, чтобы не просто прожить жизнь, удовлетворив свои материальные потребности, но как-то ее оправдать перед самим собой, увидеть в ней смысл, что-то после себя оставить.    

И эта тяга – к непорабощению реальностью, а освобождает от порабощения именно вера – тоже не нравится той элите в Европе, что руководит собственными нациями, которые считают, что живут в свободном мире, но при этом полностью порабощены. Да, они совершенно свободны в выборе своей сексуальной ориентации, но разве свобода только в этом?

Новодворская считает, что огромная Россия должна умереть, остаться на небольшом клочке земли, размером с Рязанскую область, но что же нам делать с нашим менталитетом, за который нас тоже упрекает Запад. Основной мотив этого менталитета – наше имперское мышление. От которого нам никак не удается избавиться.

– А Россия и немыслима вне имперского мышления. Она может быть только империей. Большая политика, большая национальная идея, иначе мы просто не сможем осознать свои национальные интересы, не будем понимать, зачем нам нужны судоходные реки и незамерзающие порты, которые важны были и монархам XVII века, и олигархам XXI. 

В наших широтах нельзя построить потребительскую цивилизацию. Да и Запад не даст нам просуществовать хоть сколько-нибудь в такой России, как у Новодворской. Он нас проглотит. Такая Россия неугодна Богу. Россия может существовать только как большая величина. А большие величины требуют большой политики и большой мысли, большой философии, большой национальной идеи. 

Вот есть большие государства, та же Канада, без всякой  идеи. Страна большая, богатая, но она никакая, и никто не спросит ее мнения ни по одному вопросу! Польша, казалось бы, что такое в сравнении с Канадой, а какое это громкое государство! Сколько оно в Европе голос свой возвышает, не важно, нравится это нам или нет! Это нация, которая сохраняет свой национальный дух, помнит свои славные страницы, когда они других завоевывали, а не когда их рвали на части! Это где-то даже вызывает уважение …

Дело в том, что Восточная Европа, Центральная – это судьба малых наций на стыке соперничающих геополитических систем. Они обречены не иметь собственного поведения, их либо втянут в одну систему, либо в другую. И когда Советский Союз был взорван, Бжезинский, у которого всегда на языке то, что на уме, сказал: это не Советский Союз пал, это наконец-то пала ненавистная Российская империя. И началось соперничество за российское наследство по всему периметру, перетягивание малых народов в другие геополитические конфигурации. 

Посмотрите на географию цветных революций на постсоветском пространстве – все по периметру наших границ! И сейчас попытки оторвать от нас регионы, которые сотни лет ориентировались на нас, очевидны!

(окончание следует)