«Для правящей элиты перемены – это катастрофа!»

На модерации Отложенный Очередной политический сезон в России закончился единым днем голосования 10 сентября. Практически без раскачки страна вступает в новый избирательный цикл, пожалуй, самый важный за последние пять лет – уже через полгода населению страны предстоит выбрать президента. Каким был завершившийся сезон и каким будет следующий, пойдет ли Владимир Путин на выборы и отправят ли в отставку Дмитрия Медведева, станет ли Наталья Поклонская кандидатом в президенты России и какой неприятный сюрприз готовят американцы российской элите – об этом и многом другом в интервью политолога Валерия Соловья «ФедералПресс».

Итоги сезона: «дезорганизация государственной машины»

– Валерий Дмитриевич, сентябрь воспринимается как начало нового сезона, в том числе политического. Очередной закончился 10 сентября. Каким вы увидели этот политический цикл (не будем ограничиваться избирательным)? Какие главные выводы из него можно сделать?

– Главный вывод – это то, что в стране нарастает нестабильность (это можно определить более мягким термином «турбулентность»). Эта турбулентность касается как верхов, так и масс. Что касается верхов – это дезорганизация или дисфункциональность государственной машины. То есть принимаются решения, которые вызывают острую, неоднозначную общественную реакцию, смысл и мотивы которых непонятны. Типичные ситуации – это арест Серебренникова и дело «Седьмой студии», это аресты губернаторов, которые были ранее, это до сих пор сохраняющаяся у элиты неясность по поводу избирательной кампании…

– Имеете в виду – Путин идет или нет?

– Путин идет. Он фактически уже ведет избирательную кампанию. Но элиты не понимают, чего от них хотят, какие ориентиры им будут поставлены. То есть, повторюсь, существует общая дезорганизация, дисфункциональность.

Что касается низов, то главное событие, которое проявилось в уходящем политическом сезоне, - это поистине исторический сдвиг массовых настроений. Историзм в том, что, по-моему, впервые за 25 лет люди начали говорить, что они хотят перемен больше, чем стабильности. Причем во всех возрастных и во всех политико-идеологических группах. Это беспрецедентный сдвиг. И надо ожидать (не сейчас, а позже), как этот сдвиг откликнется в политическом поведении. Но эти изменения пока не повлияли на результат выборов 10 сентября, что на муниципальном уровне, что на выборах губернаторов.

Хотя, я бы сказал, в Москве отмечается очень интересный симптом: среди политических активистов возрос интерес к муниципальным выборам. Прошла высокоорганизованная избирательная кампания, было много желающих стать муниципальными депутатами, хотя на общественных настроениях это никак не отразилось. Московской мэрии было выгодно сушить явку и хранить молчание о том, что 10 сентября выборы, которые могут иметь (не сейчас, но впоследствии) довольно важное значение: когда речь пойдет о выдвижении кандидатов в мэры. И вообще эти выборы могут сыграть определенное значение в процессе, который [политолог] Глеб Павловский называет политизацией. На самом деле политизация – это часть кризисного процесса, очень важный элемент и проявление. Хочу подчеркнуть, что речь идет не о социально-экономическом кризисе, а именно о политическом.

Таким образом мы вступаем в новый политический сезон со множеством знаков вопроса. Главный – пойдет ли Путин на выборы? По всем признакам он собирается: он ведет кампанию. А как на это будет реагировать общество и что ожидать в дальнейшем – мы пока не знаем. Мы видим, знаем, чувствуем, что сценарий избирательной кампании будет инерционным.

Не время для перемен

– На своей странице в «Фейсбуке» вы написали, что перемен ждать не стоит, в том числе это касается кабинета министров. Почему?

– Дело в том, что и последующее после избрания Путина правление тоже обещает быть инерционным: никаких реформ в стране проводить не хотят. Даже особо менять состав правительства не хотят. Идея системных реформ отвергнута, насколько я знаю. Будут осуществлены некоторые изменения, касающиеся управления (имею в виду не кадровые назначения, а в целом аппарат управления) и судебной системы. Но не более того. Никаких экономических реформ – все и так хорошо.

– Это несмотря на то, что у людей есть запрос на перемены?

– Да. Все очень просто. Но власть полагает, что у людей это настроение, да, появилось, но оно же пока не манифестируется в каком-то политическом поведении. Ну, 26 марта были массовые акции, ну, 12 июня, и что? На самом деле массовые акции протеста проходят в России почти ежедневно, но они носят локальный характер и не становятся достоянием широкой публики, мы о них не знаем. Причем порой по российским меркам это серьезные акции, привлекающие несколько сот человек. Власть же считает, что в целом ситуация не драматична. Но массовая динамика не предсказуема – это аксиома истории и политического развития: все может начаться неожиданно.

Власть исходит из того, что ситуация в общем, может быть, и напряженна, но находится под контролем, что, может быть, нет роста, но экономический спад прекратился, значит, перспектива неплохая. Значит, надо просто продолжать двигаться в том же направлении. Естественно, будут говорить о цифровой экономике, о том, что Россия стремится к новым рубежам, что страна будет участвовать в гонке за создание искусственного интеллекта (это, кстати, проблема колоссальной важности – за этим направлением будущее, но это мало понимают). Все останется так, как было, потому что риски перемен с точки зрения тех, кто управляет страной, превышают риски сохранения статус-кво. Особенно в том, что касается силовой группы: введение независимого правосудия, реформа пенитенциарной системы, расширение экономических свобод (снижение контроля и карательных функций) – для них это катастрофа. Поэтому они против реформ. И они смогли донести это до президента.

– Но ведь Путин сам говорит о необходимости перемен и на этом, собственно, строит стратегию своей предвыборной программы.

– Нет у него никакой стратегии. Можно сколько угодно говорить о переменах, но перемены не наступают от того, что мы клянемся ими. Для перемен нужны серьезные изменения. Причем в тех проектах реформ, которые сейчас существуют, нет и речи, и намека на политические изменения. Там не говорится о либерализме, демократии, конкурентости, избирательности. Там все изменения рассматриваются исключительно с инструментальной, экономической точки зрения. Но даже они не приемлемы.

Явка и образ будущего в прошлом

– Как оцениваете результаты губернаторских выборов, которые прошли в воскресенье? Конкурентными их не назовешь, да и явка подкачала во многих регионах.

– Собственно, конкурентной борьбы и не было. Лишив губернаторские выборы конкуренции, Кремль тем самым апробировал сценарий президентской кампании – как пойдет? Явка будет низкой? Ну, ничего. Уже появились аналитические доклады работающих на Администрацию центров о том, что явка – это не критерий легитимности. Надо, чтобы люди просто пришли на выборы, а сколько придет – это не столь важно. Сейчас это просто проба, тестирование на редкость инерционного сценария президентских выборов.

– Но для президентских выборов явка разве не важна?

– Я думаю, что будут предприняты усилия, и они увенчаются успехом, чтобы явка была 50, или под 60 процентов. То есть не 70 на 70, как вначале целевой ориентир провозглашался. 60% придет, 70% проголосуют за кандидата от партии власти – это будет считаться приемлемым. Учитывая управляемое голосование в ряде регионов и возможности манипулирования подсчетом голосов, создать такое впечатление можно будет. В результате мы получим такую очень любопытную картину: люди будут спрашивать друг друга: «Ты на выборы ходил?» «Нет. А ты?» «И я нет. Странно». Это очень похоже на голосование в советскую эпоху: неважно, пришел ты или нет. С этой целью будет включена пропагандистская машина. Она будет забивать нам не просто уши, а уже все поры на нашем теле политикой. Видимо, главной идеей кампании станет следующее: Путин – это сохранение стабильности, это устойчивость, это семейные ценности, ну, и нация должна сплотиться вокруг национального лидера, вокруг вождя в условиях противостояния Западу. Это такой дозированный, очень дозированный, вербальный антивестернизм.

– Ничего нового…

– А что можно предложить? Если эти люди психологически не могут предложить образ будущего – они боятся. Потому что будущее – это открытость, это риск. Они не могут рисковать, потому что в этом будущем им может не найтись место, и с высокой долей вероятности не найдется. То есть массовое ощущение того, что необходимы серьезные перемены, это ощущение присутствует на всех уровнях, и есть категорическое нежелание что-либо менять.

– У нас, по-моему, с весны ведущие эксперты занимались поиском образа будущего для стратегии президентской кампании. Кремль от всех идей откажется?

– Откажется. Я думаю, от этого откажутся.

– Зачем вообще это все затевалось? И кто был инициатором?

– Я думаю, это вполне естественный запрос, который исходил от Кремля. Потому что, если вы идете на выборы уже в четвертый раз, вы должны предложить что-то новое, так как у людей наступает усталость даже от самого удачливого и привлекательного политического лидера. Это просто неизбежно. Лидер должен предстать в каком-то новом облике и предложить какие-то новые идеи: вот мы движемся к новым горизонтам, у нас грандиозные планы – пророем канал от Калининграда до Владивостока, например. Но никаких предложений нет, кроме деклараций о важности искусственного интеллекта. Все, что мы слышим, - это просто декларации. Проектов нет. И все это воспринимается не то что со скепсисом, а с некой усталой обреченностью. Главное противоречие между запросом и переменами носит уже повсеместный характер.

Путин и молодежь

– С конца мая мы наблюдаем особое внимание Путина к детям, к молодежи. Все встречи с молодым поколением как раз несли идею, что России нужны перемены, и молодежь – непосредственный участник и даже двигатель этих перемен. Если оставлять все, как есть, Кремлю придется менять концепцию работы с молодым поколением?

– Это общение, с моей точки зрения, совершенно не результативно. Владимиру Владимировичу интересно с молодыми людьми, он получает удовольствие от общения с ними. Но он обращается к ним на том культурном и идеологическом языке, который принадлежит другой эпохе. Вот в чем отличие Навального от Путина? Навальный говорит с молодежью на понятном ей языке, о понятных ей вещах, о понятных ей интересах и ценностях. Владимир Владимирович принадлежит другой эпохе. Его общение с молодежью адресовано не молодым людям, а их родителям. Здесь есть разрыв коммуникации, его невозможно компенсировать – нельзя изменить личность. Поэтому идея пригласить доверенными лицами президента кого-то из рэперов, представителей молодежной культуры более эффективна.

Но какой будет ее результат, я не могу судить. Я не ожидаю особого успеха кампании (инерционный сценарий – понятно, результат – предрешен). Более того, у меня есть ощущение, что кампания вызывает очень сильное недовольство. Оно будет носить подспудный характер. Оно необязательно будет манифестироваться в каких-то акциях протеста, тем более что все зацементируют, как это обычно происходит накануне президентских выборов, но в том, что массовое недовольство проникнет до мозга костей, - у меня сомнений нет.

– Когда Путин объявит о своем выдвижении? Может это произойти на фестивали молодежи и студентов в Сочи?

– Не исключаю этого, потому что ходят слухи, что именно в октябре он обещал объявить о своих намерениях. Но обещал он это несколько месяцев назад, и он может изменить свою точку зрения. Он хочет держать ситуацию подвешенной до последнего. Он считает это стратегически правильным с тем, чтобы повысить конкурентность в элитах, чтобы они волновались конкурировали друг с другом за право остаться в элите, войти в кабинет. Ну, и второе, я думаю, он получает от этого эстетическое удовольствие, наблюдая за информационным шумом и кадровой возней. Ему это просто очень нравится.

Ищите женщину

– А участие женщины, на ваш взгляд, сможет как-то оживить президентскую кампанию?

– Все идеи, которые время от времени появляются в публичном пространстве, в том числе «давайте женщину» и т.д., они как раз указывают на совершеннейшую убогость каких-либо идей – их нет просто. Старую собаку новым трюкам не научишь. И второе – риск. Любой элемент конкуретности рассматривается как неприемлемый риск: а вдруг что-то пойдет не так. Есть эти опасения, и они не безосновательны, потому что для элиты в целом сейчас характерно восприятие ситуации и ощущение ее как переходной. Это переход к какому-то новому состоянию дел, к какой-то новой политике. На всех уровнях – от Кремля до регионального. Не многие рефлексируют на этот счет, нет какой-то стройной концепции, но массовое ощущение для элиты, для высшей бюрократии такого сорта характерны.

Может появиться женщина, но что это изменит? Чтобы появилась какая-то интрига, должна быть не женщина, а яркая личность. Вот если бы это была Наталья Поклонская… Но она нежелательная для власти. Она может выступить более правоверной путинистской, чем сам Путин. Она привлечет скандальное внимание. А зачем это? Зачем этот шум? Вдруг она получит поддержку? Ведь у нас людей из изоморфных ей по психологической структуре в стране немало. Страна находится в массовом невротическом состоянии. Так что такой кандидат как раз несет неопределенность. А если появится женщина, глава какого-то комитета, ну и что? Хоть гермафродита выдвигайте, ничего не будет. Но гермафродит и то оживил бы кампанию.

– Одна из женщин, кстати, уже заявила о своем выдвижении – топ-менеджер одного из агрохолдингов. Каковы, думаете, шансы?

– Попробовать может, а собрать подписи как? Это практически нерешаемая задача. Просто привлечь к себе внимание – неплохой способ.

Сюрприз от оппозиции и американцев

– Оппозиция сможет создать какие-то проблемы на президентских выборах?

- Сможет, если выберет правильную стратегию. Но это точно не стратегия бойкота. Стратегия, которая могла бы оказаться чрезвычайно чувствительна для кандидата от партии власти, есть. Если оппозиция сможет ее сформулировать, она создаст проблемы, если не сможет, - будет в качестве статистов. Идея бойкота, которую пытались опробовать на выборах губернатора Свердловской области, – это безнадега. Другую надо стратегию предлагать, и она возможна. Но это уже вопрос ноу-хау.

– Как вообще оцениваете уровень протестных настроений в России?

– Я оцениваю его очень высоко по тем причинам, которые уже характеризовал: во-первых, это запрос на перемены в массах, во-вторых, запрос на перемены в элите, в-третьих, нарастание дезорганизации государственного аппарата. И даже небольшие усилия (даже случайная искра может пробежать) в состоянии изменить ситуацию. Еще очень важный фактор – пакет американских санкций против России, и особенно тот пункт, который предполагает расследование связей российской элиты с Путиным. Насколько я знаю, речь идет о том, что в конце февраля – в начале марта Конгрессу США будет представлен доклад о 200 представителях российской элиты, чье общее состояние за границей оценивается в триллион долларов США. И может встать вопрос о заморозке [активов]. Мне кажется, что это способно вызвать сильнейшее напряжение и очень острую реакцию, если это все, конечно, станет реальностью. Вот такой сигнал уже поступил с той стороны океана. Думаю, что для Кремля эта информация окажется неожиданностью – у кого сколько есть.

– Расследование в отношении Медведева окажется цветочками?

– Это будут не просто цветочки. Это будет скандал, если американцы запустят информацию в таком объеме. Вполне возможно, что они пускают пробные шары – такого еще мир не знал.

Губернаторов по осени сосчитают

– Недели полторы назад разгорелась дискуссия вокруг оппозиционных губернаторов – Потомского, Левченко и Островского. Одни ваши коллеги считают их позиции шаткими, другие не видят повода для волнений. На ваш взгляд, насколько они все-таки устойчивы сегодня? Возможно ли такое, что кого-то из них «съедят» до президентских выборов (или после, когда может и повод появиться – явку провалят или процент за главного кандидата).

– Ситуация довольно простая: губернаторы, которых вы назвали, находятся в списке потенциально неустойчивых фигур. Эти списки составляются не политологами, а Администрацией президента, и потенциально неустойчивы они в силу их неэффективности, в силу неумения наладить коммуникацию с региональными элитами, с региональным сообществом. Поэтому они находятся под угрозой. Но конкретно решение о том, когда снимать, зависит не от того, находятся они в этом списке или нет, а от ряда обстоятельств: когда будет готова замена, когда возобладает общее соображение, стоит это делать до выборов или после, наконец, от того, что кто-то подойдет к президенту, когда у него будет нужное настроение – указ о снятии может лежать у него на столе, но не подписываться. Ничего гарантировать нельзя.

– Губернаторские рейтинги имеют значение? Для кого большее – для Кремля или для губернаторов? Может быть, для региональной элиты? Реально они влияют на что-то?

– Эти рейтинги больше значение имеют для журналистов и для губернаторов, которые воспринимают это как какой-то индикатор. Кремль руководствуется собственными соображениями. Эти рейтинги могут влиять на что-то, если они делаются по заказу. Но это, совершенно очевидно, не решающее обстоятельство.

- Являются или могут ли в какой-то обозримой перспективе стать инструментом влияния социальные сети? Тот же Телеграм, где 99% политических каналов анонимные, но нередко там появляется в том числе компрометирующая информация.

– Я не очень понимаю, инструментом влияния на что. Если вы выстраиваете политическую коммуникацию, она должна быть двусторонней. Если она односторонняя, как вы оцените ее эффективность? По количеству подписчиков? Политический эффект – это когда вы призываете людей через социальные сети выйти на улицы, и они выходят. Но они никогда не выйдут на анонимные призывы.

Да, каналы влияют, они отчасти наполняют наш политический класс массой информации, которую можно обсуждать, пережевывать, строить различные гипотезы, но они совершенно беспомощны в плане политического воздействия. Вы можете запускать какую угодно информацию, но мы близки к перенасыщению. Даже у политического класса иммунитет возник. Да, читать интересно, но не более того. Вы не можете оценить правдивость написанного, вы не можете отреагировать, а это чрезвычайно важно. Коммуникация – это улица с двусторонним движением. Если вы такой возможности лишены, вы перестанете уделять внимание этому каналу.

– Сколько отставок губернаторов вы прогнозируете в новом политическом сезоне? Когда они будут целесообразнее – до или после президентских выборов?

– Это зависит от конкретного региона. Ожидать можно после подведения итогов муниципальных и региональных выборов, условно – в конце сентября, начале октября.

Риски Медведева и Кириенко

– Говоря о новом политическом сезоне, хотелось бы понять еще один момент. Через месяц будет год как сменилось руководство внутриполитического блока в АП. Какие наиболее важные изменения вы отметили бы за неполный год, что Кириенко находится в АП, положительно или отрицательно они сказываются на политической ситуации? Чего ждать в ближайшей перспективе?

– Для деятельности нового руководства АП на первых порах была характерна некоторая дезорганизация. Это связано, во-первых, с тем, что при смене руководства меняются ориентиры, естественно, возникает некоторое непонимание, во-вторых, изменилась сама политическая ситуация: появились новые вызовы и угрозы, которых не было, когда пришел Кириенко: фактор Навального как фактор реальной политики проявился в марте. Третье – у Сергея Владиленовича есть оппоненты, недоброжелатели, которые не были заинтересованы в его успехе. И сейчас ситуация не выглядит блестяще. Потому что совершенно очевидно, что политический блок не может повлиять на решение многих вопросов, которые влияют на политику. Классический пример – дело Серебреникова. Это политический фактор? Безусловно. Но он всецело находится в ведении силовиков, и никак политические группы повлиять на него не могут. Я думаю, итоги его деятельности и сам блок, и президент будут подводить после 10 сентября. Тогда можно будет сказать: если выборы прошли по такому сценарию, как было намечено, если все прошло гладко, значит, промежуточный итог с точки зрения бюрократической административной эффективности положителен – цели достигнуты. Это не означает, что в стратегической перспективе будет все хорошо, я думаю, скорее, будет плохо. Но как промежуточный итог – можно будет принять позитивно.

– Сегодня как оцениваете положение главы кабмина Медведева?

– Насколько я знаю (а я не сомневаюсь в качестве этой информации), Дмитрию Анатольевичу ничто не угрожает. Его позиции весьма сильны. Он пережил морально-психологический кризис весны этого года. Он полностью от него оправился, и среди элиты его положение воспринимается как устойчивое и даже благоприятное.

– В новом политическом сезоне россиянам стоит ожидать каких-то позитивных перемен?

– Я бы очень хотел сказать что-нибудь хорошее, но с моей точки зрения, позитивными переменами может стать только рост политической активности граждан России. Если граждане Росси становятся активными в выдвижении, отстаивании, защите своих требований, то впоследствии это принесет позитивные плоды. Если они инерционно реагируют на инерционный сценарий, чего ж хорошего ожидать?+

Фото: Алексей Филиппов, РИА Новости