Тонкая разница

Только что попался текст Андрея Зубова об открытии памятника Дзержинскому в Кирове. Текст горячий и горящий. Горящий в целом совершенно справедливым негодованием. Через 25 лет после победы над коммунизмом ставить памятники коммунистическим палачам недопустимо. Целиком и полностью здесь с автором согласен. Ни прибавить, ни убавить.

Зацепила же меня вот какая деталь, такой вот оборот речи – "в городе Вятка, который жители захотели оставить Кировым".

Оборот не случайный, здесь целое мировоззрение.

И тоже как бы общий посыл верный: нужно избавиться от чекистов во власти. Нет вопросов – нужно. И не только от чекистов, но и от пособников. Скажем, от бывших премьеров при президентах-чекистах. Сколько у нас таких людей в протесте и около? Но это так – шпилька. Важнее другое – люди, подобные Андрею Зубову или Игорю Чубайсу, хотели бы переименовать не один Киров. Они хотят стереть всю советскую часть российской истории. Обнаруживая этим желанием немалый философский и исторический инфантилизм. Делать этого ни в коем случае нельзя. Это как сыпануть себе песка в глаза.

Мы когда-то, в общем, справедливо возмущались отношением коммунистов к памятникам, поставленным добезцаря – сносили что ни попадя и переименовывали тоже что ни попадя. Вот Храм Христа Спасителя взорвали, паразиты! Мотивы у коммунистов были разными: от желания растаться с тяжелым наследием до желания обесмертить себя любимых – все эти бесконечные сталино и молотовы...

Но забавно, что получив власть, мы сами занялись ровно тем же самым. Первым делом снесли памятник Дзержинскому, потом переименовали его же площадь, а потом – и всё, что смогли: Ленинград, Калинин, Горький, Куйбышев, Свердловск... Обратно-обратно – в семнадцатый год. Как будто ничего не было.

Эмоционально – очень понятно. Моя родина – московская улица Фрунзе: детство прошло на углу Волхонки и Фрунзе, молодость – в двухстах метрах ближе к Арбатской площади, просто на Фрунзе. И я частенько вздыхал и по Знаменке, и по Храму Христа Спасителя... В общем – как все... И кампания переименования в 91-92-м годах тоже была очень даже созвучна моим настроениям: мы все жили одним...

Только вот чего мы добились теми переименованиями? Ну, не стало "площади Дзержинского". И – памятника Дзержинскому. Но сам-то чекизм мы не выкорчевали. Какой там... Сами ж знаете...

Но это только начало разговора. А нужно ли было для его корчевания сносить памятник и переименовывать метро? Или же, наоборот, ни в коем случае делать этого было нельзя? А нужно было наоборот – вокруг памятника расставить напоминания о свершениях того, кому памятник – Соловецкий камень приставить к постаменту и выбить на постаменте историю чекизма. В этой истории, в частности, следовало бы написать, что почти одновременные смерти Дзержинского и Фрунзе, много работавших с Троцким, в разгар борьбы за место главного коммуниста тоже могли быть не случайными.

Памятники – они ведь от слова "память", они – напоминания. Мы же хотели и хотим свою память ампутировать.

А отрезанное заменить протезами. Появились на карте Горький и Калинин – ну, и пусть остаются... Это уже часть истории. То же и с Дзержинским. Он ведь не просто злодей был. Он был очень интересным человеком. Как и многие большевики.

Это ведь были люди, которые шли в Сибирь за свои убеждения. Многие ли из вас, дорогие мои читатели, на это способны? И порыв их к государству счастья – он ведь тоже такой понятный. Кто же этого не хочет?.. И еще одно в них было интересно: они были практиками. Первыми практиками, решившими устроить на земле рай.

И как практики они очень быстро поняли, что должны быть беспощадно страшными. Иначе их снесут. Это в самом деле было так – снесли бы...

И вот только здесь они допустили ошибку: они не поняли и не могли понять, что не может быть мировой гармонии, оплаченной слезинкой ребенка. Это было выше их понимания. За пределами. Отсюда – и вся трагедия русского коммунизма.

Но это же была не только трагедия. Это же была еще и наша история. И мало того что история – это был высший (на сегодняшний день) подъем нашей истории: влияние России (СССР) на мир, причем не только политическое, но и общекультурное влияние, в это время достигло своего исторического максимума.

Оправдывает ли это жертвы? Нет, конечно. Не оправдывает. Жертвы ничто не оправдывает.

Но здесь разговор не про оправдания. А про существо исторического процесса. Существо же это было таким, что лучше, больше всех остальных русских интеллектуалов его почувствовали именно коммунисты. И наворотили они отнюдь не только горы трупов. Они наворотили и совсем другую страну.

Существо этого процесса, этого исторического движения мы сегодня не видим. А как увидишь, когда засыпал свои глаза песком? Но, не понимая исторического процесса, мы бессильны и политически. Как были бессильны, например, кадеты сто лет назад. Мы не можем определить программы, имеющей хоть какую-то перспективу быть реализованной.

Вот почему о той созданной семью десятилетиями русского коммунизма стране нам нельзя забывать. Нельзя, как это свойственно всем невротикам, стремиться вытеснить ту боль, не думать о ней. Нам нужно помнить и осмыслять постоянно – что происходило в течение тех лет.

И в этом нам сильно помогли бы и памятники, и коммунистическая топономика.

Большая разница между установленным в Кирове (не в Вятке ни в какой, а именно в Кирове) памятником Дзержинскому и памятником Дзержинскому, который мы, обезумев от счастья, снесли в конце августа 91-го года. Памятника в Кирове не должно быть – его нельзя СТАВИТЬ. А памятник в Москве – должен был бы быть. Его нельзя было СНОСИТЬ. Если бы мы это понимали, то не получили других, живых памятников чекизму.

Это, не значит, конечно, что надо сегодня ВОССТАНАВЛИВАТЬ памятник Дзержинскому на теперь уже Лубянской площади. Ни в коем случае. Это было бы просто установкой памятника палачу. Я говорю о другом – СНОСИТЬ не следовало бы. Два раза в одну воду не войдешь. Чего мы никак не можем понять.  

Повторяю – здесь разница тонкая.