Хаос

На модерации Отложенный

Существует мнение, что время введения боевых действий окружение действующих армий наиболее опасный сценарий развития событий. Это так и не совсем так одновременно. Наиболее страшное развитие событий происходит тогда, когда разваливается управление армейскими соединениями, прекращают работу штабы. Тогда наступает самое страшное, что можно было бы представить -- хаос.

Пока воинские части сохраняют стойкую организацию, у них остаются шансы на прорыв, особенно в первый дни после завершения окружения, когда "котел" еще совсем "сырой", неспособный удержать всех.

Командиры окруженных частей могут вывести не всех, но хотя бы часть из окруженных соединений, резко сократив потери.

Так должно быть. Но так было далеко не всегда. Некоторые командиры считали, что они могут позволить себе бросить управление фронтом

............................................................................................

Вяземский "котел" -- окружение советских войск под Вязьмой. Там 7 октября 1941 года немцы замкнули кольцо окружения четырех советских армий (19-й и 20-й Западного фронта и 24-й и 32-й Резервного фронта). Через 5 дней Ставка дает приказ командарму 19-й – генералу М. Ф. Лукину возглавить все четыре армии и прорываться с ними к Москве.

Окружение войск под Вязьмой еще не означало гибель армий, котел был слабым, силы немцев таяли

 

К этому времени генерал М.Ф. Лукин и командующий 20-й армии генерал Ф.А. Ершаков получили радиограмму Сталина:

«Из-за неприхода окруженных войск к Москве, Москву защищать некем и нечем». 
Скупой текст радиограммы подчеркивает опасность положения, которое сложилось на Московском направлении, и ту ответственность, которая легла на окруженные армии. 
Во всех военных справочниках говорится, что Лукин под Вязьмой раненым попал в плен. Создается впечатление, что он был пленен, так как в силу ранения находился в беспомощном состоянии и не мог оказывать сопротивления.

На самом деле в плен Лукин попал в октябре, а ранили его еще в сентябре. И, по всей видимости, ранение его было не очень серьезным. Во всяком случае, он мог  не только ходить с палкой, но и ездить верхом, причем, даже галопом.  Согласитесь, езда галопом с тяжелым ранением как-то не вяжется.

Как же организовывал прорыв из окружения генерал Лукин?

Странности с приказами Лукина начинаются с 8 октября. В воспоминаниях Стученко Андрея Трофимовича (в книге «Завидная наша судьба» М., Воениздат, 1964 г., 253 с.), командира 45-й кавалерийской дивизии, есть такие слова (С. 105 – 108):
«8 октября мы получили приказ командующего фронтом пробиваться из окружения. Войска сделали несколько попыток — ничего не получилось. 45-й кавалерийской дивизии приказано находиться в резерве командующего армией. Разместили нас в кустарнике к северу от Шутово. 

Расположив там дивизию, я утром 9 октября прибыл на хутор у Шутово. В крайней просторной избе за столом сидели генералы Лукин, Вишневский, Болдин и группа штабных командиров. Выслушав мой доклад, генерал Лукин приказал быть при нем. Сев на скамью и вслушавшись в разговор, я понял, что идет выработка решения на выход из окружения.

Командармы решили в 18.00 после артиллерийской подготовки поднять дивизии в атаку. Прорываться будем на северо-запад на участке 56-го моторизованного корпуса. Наша 45-я кавалерийская дивизия будет замыкать и прикрывать войска с тыла.
Вечером после короткой артиллерийской подготовки над перелесками прозвучало мощное «ура», но продвинуться наши части не смогли. Повторили попытку на следующий день — результат тот же. Люди были измотаны, боеприпасы подходили к концу.
Автомашины, тягачи и танки остались без горючего. Чтобы боевая техника не досталась врагу, много машин и орудий пришлось уничтожить. Подрывая их, бойцы не могли удержать слез.
Я убедительно просил командарма Лукина разрешить мне атаковать противника и этим пробить путь для всей армии. Но он не согласился:
— Твоя дивизия — последняя наша надежда. Без нее мы погибли. Я знаю, ты прорвешься, но мы не успеем пройти за тобой — немцы снова замкнут кольцо.
Этот довод, возможно, и был справедлив, но нам с ним трудно было согласиться. Мы, кавалеристы, считали, что можно было организовать движение всей армии за конницей. А в крайнем случае, даже если бы это не удалось, то сохранилась бы боеспособная дивизия для защиты Москвы».
«Мысль о спасении дивизии не давала мне покоя. На свой страх и риск решил действовать самостоятельно. Так как северо-восточное направление уже было скомпрометировано неудачными атаками армии, было намечено другое — на Жебрики, почти на запад.

К рассвету, расположившись вдоль опушки леса возле Горнова, дивизия была готова к атаке. Впереди конных полков стояли артиллерия и пулеметные тачанки.

План был прост и рассчитан на внезапность: по сигналу на трубе «В карьер» пушки и пулеметные тачанки должны были галопом выйти на гребень высоты, прикрывавшей нас от противника, и открыть огонь прямой наводкой. Под прикрытием этого огня сабельные эскадроны налетят на врага и пробьют дорогу.

Штаб дивизии, командиры, политработники разъезжали по полкам, проверяли их готовность, беседовали с бойцами, поднимая их боевой дух. Нужно было в каждого вселить твердую решимость прорваться или умереть — только в этом случае можно было надеяться на успех. Объехав строй дивизии, я обратился к конникам:
— Товарищи! Через несколько минут мы ринемся на врага. Нет смысла скрывать от вас, что не все мы пробьемся, кое-кто погибнет в этом бою, но остальные вырвутся из кольца и смогут сражаться за нашу родную Москву. Это лучше, чем погибнуть всем здесь, не принеся пользы Родине. Итак, вперед, и только вперед! Вихрем ударим по врагу!
По лицам всадников было видно, что они понимают меня, что они пойдут на все. Подан сигнал «Пушкам и пулеметам к бою».

Они взяли с места галопом и помчались вперед на огневую позицию. После первых же их залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было наблюдать, как отдельные небольшие группы противника побежали назад к лесу. По команде, сверкая клинками, дивизия перешла в атаку. До наших пушек осталось всего метров двести, когда мы увидели, что наперерез нам скачут на конях М.Ф. Лукин с адъютантом. Командарм что-то кричал и грозил кулаком. Я придержал коня. Полки, начавшие переходить уже в галоп, тоже придержали коней. Лукин подскакал ко мне:
— Стой! Именем революции, именем Военного совета приказываю остановить дивизию!
Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет...

С тяжелым сердцем приказываю трубачу играть сигнал «Кругом». А немцы оправились от первого испуга и открыли огонь по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин врага мы потеряли несколько орудий и тачанок. Снаряды и мины обрушились и на эскадроны, выполнявшие команду «Кругом». Десятки всадников падали убитыми и искалеченными.
Я с раздражением посмотрел на командарма и стал себя клясть, что выполнил его приказ. Не останови он дивизию, таких страшных потерь мы не понесли бы и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо. От близкого взрыва нас обсыпало землей и осколками, кони в испуге шарахнулись в сторону, а лошадь моего адъютанта повалилась с перебитыми ногами.
Полки на рысях уходили в лес, за ними тронулись и мы с командармом. М.Ф. Лукин продолжал доказывать мне, что так надо было, что он не мог лишиться нашей дивизии.
Подбираем раненых, хороним убитых. Надо скорее покидать этот лес, по которому уже пристрелялся противник. Дивизия «под конвоем» командарма Лукина и его штаба перешла на старое место — к хутору у Шутово.

Вечером на командном пункте Лукина собрались работники штаба, политотдела, трибунала, прокуратуры, тыла 19-й армии и штабов других армий. Здесь же были командарм Вишневский и Болдин. Командный пункт, по существу, уже ничем не управлял. Связи с частями не было, хотя переносные радиостанции действовали в некоторых частях (мощные радиостанции пришлось уничтожить)».

Командир 45 КД А.Т. Стученко много рассказал о том, как командарм Лукин подставлял его дивизию

 

Служивший в оперативном отделе штаба 19-й генерал-лейтенант И. А. Толконюк, в то время пишет следующее.

" «...Генерал-лейтенант М.Ф. Лукин, получив указание, что на него возлагается руководство выводом всех четырех армий из окружения, собрал совещание командующих армиями, с которыми не было никакой технической связи, и прибыли не все для обсуждения положения и выработки решения.

В этом совещании, проходившем в условиях строгой секретности и сильно затянувшемся, присутствовал и генерал-лейтенант И.В. Болдин. В результате родился приказ, исполнителем которого был начальник оперативного отдела полковник А.Г. Маслов. После неоднократных и мучительных переделок и поправок, вызывавших нервозность, приказ был подписан командармом и начальником штаба.

Этот последний, отданный в окружении приказ имел важное значение, ибо он определил дальнейшую судьбу окруженных армий. Кстати сказать, решение, выраженное в приказе, не было сообщено в Ставку. Думается, что это случилось потому, что руководство окруженными войсками не ожидало его одобрения.

Следует к тому же заметить, что на последние запросы Ставки командование почему-то вообще не находило нужным отвечать.
В приказе давался краткий и довольно мрачный анализ сложившейся обстановки и делалась ссылка на требование выходить из окружения во что бы то ни стало. Войскам приказывалось сжечь автомашины, взорвать материальную часть артиллерии и оставшиеся неизрасходованными снаряды, уничтожить материальные запасы и каждой дивизии выходить из окружения самостоятельно."

…Приказ был незамедлительно доставлен в дивизии нарочными офицерами. А когда его содержание довели до личного состава, произошло  то, что должно было произойти. Нельзя было не заметить, что за»дача была понята своеобразно: спасайся, кто как может

Генерал Толконюк прямо писал, что Лукин разрушил управление, дав приказ спасаться кто как может

 

Вот так. Генерал Лукин  получает распоряжение Верховного главнокомандования осуществить прорыв из окружения, но он вместо того, чтобы организовать прорыв, отдает команду: спасайся, кто может!

Это, вообще-то говоря, невыполнение приказа; за такое под трибунал отдают, а в полевых условиях просто расстреливают на месте без суда и следствия. При этом, заметим, о своем решение Лукин Ставку не информирует, а на ее запросы попросту не отвечает. Более чем странно.
Генерал И. А. Толконюк продолжает:
"В этот день я был оперативным дежурным и приказ, размноженный в нескольких экземплярах для 19-й армии, попал ко мне для рассылки в дивизии. Передавая его мне, полковник А.Г. Маслов был крайне расстроен: он, стараясь не глядеть никому в глаза, молча передал документ, неопределенно махнул рукой и ушел. Чувствовалось, что полковник не был согласен с таким концом армии.

 Через некоторое время он сказал мне по секрету: «Из всех возможных решений выбрано самое худшее, и армия погибла, не будучи побежденной противником. Правильно говорится, что армия не может быть побежденной, пока ее командование не признает свое поражение. В нашем случае командование признало себя побежденным преждевременно и распустило армию, предоставив ее непобежденным бойцам самим заботиться о своей участи».
...Приказ был незамедлительно доставлен в дивизии нарочными офицерами. А когда его содержание довели до личного состава, произошло то, что должно было произойти. Нельзя было не заметить, что задача понята своеобразно: спасайся кто как может. Офицеры штаба, проверявшие на местах, как доведен и понят приказ, наблюдали неприглядную картину, поправить которую уже возможности не было, да никто и не пытался что-либо изменить. Всякая связь штаба армии с дивизиями прекратилась, вступили в свои права неразбериха и самотек.

К вечеру 12 октября командование и штаб армии сложили с себя обязанность управлять подчиненными войсками. Командиры дивизии поступили также. Командиры многих частей и подразделений выстраивали подчиненных на лесных полянах, прощались с ними и распускали.

На местах построения можно было видеть брошенные пулеметы, легкие минометы, противогазы и другое военное снаряжение. Солдаты и офицеры объединялись в группы различной численности и уходили большей частью в неизвестность. В некоторых соединениях личный состав с легким ручным оружием начал поход в составе частей и подразделений, но с течением времени, встретившись с трудностями, эти части и подразделения также распадались на мелкие группы.
...Это невольно способствовало тому, что из 28 немецких дивизий, первоначально окруживших наши войска, к началу второй декады октября было оставлено здесь только 14, а 14 дивизий смогли продолжить путь к Москве. Расчет нашего командования на то, что окруженные армии организованно прорвутся из окружения и будут использованы для непосредственной защиты столицы, не оправдался.

Эти войска вынуждены были оставить в окружении всю материальную часть, все тяжелое оружие и остававшиеся боеприпасы и выходили из окружения лишь с легким ручным оружием, а то и без него.

В итоге всего сказанного и многого не сказанного группировка из четырех, хотя и обескровленных, армий, насчитывавшая сотни тысяч человек, с массой артиллерии, танков и других боевых средств, окруженная противником к 7 октября, уже 12 октября прекратила организованное сопротивление, не будучи разгромленной, и разошлась кто куда. Она, следовательно, вела бои в окружении всего каких-то 5–6 дней.

Это кажется невероятным, этому трудно поверить. И тем не менее это так."

Но может, положение окруженных было таково, что не оставляло другого выхода? Ничего подобного  И. А. Толконюк продолжает:
"... В продовольствии нужды не ощущалось, потому что в окруженном районе продовольствие могло быть получено из местных ресурсов: местность была запружена угнанным из западных районов советскими людьми скотом, и созревший урожай, при определенной организации, мог обеспечить питание личного состава длительное время.

К тому же не были полностью использованы и продовольственные запасы, находившиеся на складах и в железнодорожных эшелонах, которыми были переполнены железнодорожные станции. В общем, у нас не было крайней нужды в продовольствии.

В боеприпасах ощущалась некоторая нужда, но и их мы полностью не израсходовали, вплоть до прекращения организованного сопротивления. Нужда ощущалась в горючем для машин, а главное — в эвакуации раненых.

Так что не в материальном обеспечении в первую очередь нуждались окруженные войска. Они нуждались прежде всего в квалифицированном, твердом и авторитетном руководстве, чего, по существу, не было».

Как видим, каких-то серьезных проблем у окруженных, в общем-то,  не было. Не хватало горючего? Но что с того? Если горючего не хватало, то это не значит, что его вообще не было.

Оставшимся горючим следовало заполнить баки боевой техники, на которую горючего хватало, это позволило бы прорывающимся создать бронированный кулак. Тем более что окружение было еще неплотным и мощной группировке из четырех армий ничего не стоило ее прорвать.

Вспомним, что отозванный Коневым  Рокоссовский, выходя из окружения заметил, что

«…кольцо [окружения] не столь уж плотное. Противник крепко держал лишь основные коммуникации… Двигаемся, опрокидывая немногочисленные вражеские отряды и обходя крупные группировки».
Если уж Рокоссовский с небольшой группой штабных работников мог легко прорваться из окружения, нащупывая в нем слабые места, то соединенные в кулак четыре мощные армии численностью в сотни тысяч бойцов и не испытывающие нехватки практически ни в чем, легко могли бы прорвать окружение вообще в любом месте…

Вяземский "мешок" был завязан очень слабо, что давало высокие шансы выйти из него

 

Если бы, конечно, ими командовал Рокоссовский, а не Лукин. Именно так действовали советские войска под Брянском, хотя были слабее  и находились в гораздо более сложной обстановке.

Под Вязьмой же генерал Лукин, чье положение даже уж чересчур серьезным не назовешь, командует: спасайся, кто может! Трусость, паника? Увидим дальше.

Продолжение воспоминаний А. Т. Стученко, командира 45-й кавалерийской дивизии (108-111):
«Лукин не отпускал меня от себя ни на шаг. Собрали скудные свои запасы, принялись за ужин. В это время в хату с шумом ворвался какой-то подполковник и доложил, что стрелковый полк, прикрывавший район Шутово с запада, атакован немцами. Все вскочили. Лукин приказал мне остановить немцев, не допустить их продвижения к командному пункту.
Вскочив на коня, я помчался к дивизии. Эскадроны сели на коней и на ходу стали развертываться для атаки.
Став перед 58-м кавалерийским полком (он был в центре), я подал команду «Шашки к бою!» и, не видя еще противника, повел дивизию рысью, выбросив вперед разъезды.

Километра через два мы встретились с нашими отходящими стрелковыми подразделениями. Приказываю командиру резервного 52-го полка разомкнуть один эскадрон в одну шеренгу, остановить и собрать пехотинцев. В полукилометре от нас горел хутор. Особенно ярко пылал сарай, по-видимому, с сеном.

Высокий столб пламени зловеще озарял окрестность. И тут мы увидели немцев. Шли они беспорядочной толпой, горланили что-то и не целясь палили из автоматов.
При виде наглого, самоуверенного врага, поганящего нашу землю, убивающего наших людей, знакомое уже чувство страшной ненависти охватило нас. Командую полкам: «В атаку!» Конники ринулись навстречу фашистам. Те увидели нас, но было уже поздно. Мы врезались в их толпу; удар был настолько неожидан, что гитлеровцы и не отстреливались, кинулись к лесу, начинавшемуся за догоравшим хутором.

Немногим посчастливилось спастись, и то потому, что уже стемнело и гоняться за отдельными солдатами в темноте, да тем более в лесу, не имело смысла.
Надо было как можно быстрее организовать оборону. Сигналами «Стой» и «Сбор» приостанавливаю атаку. Командир резервного полка доложил, что собралось около 200 человек пехотинцев.

Мы покормили их из запасов пулеметчиков (у них в тачанках всегда кое-что припрятано «на черный день») и помогли закрепиться у хутора."

Внимательно изучая ставшие сегодня известными данные о первом периоде хода Великой Отечественной войны, мы имеем все основания полагать, что Красная Армия могла разгромить гитлеровскую армию уже в 1941 году.

Как представляется, этого не произошло из-за «странных» действий генерала Кирпоноса, которые привели к Киевской   катастрофе и еще более «странных» действий генерала Лукина, повлекших Вяземскую катастрофу. А в результате всех этих «странностей» в 41 году мы имели не Победу, а героическую оборону Москвы, а впоследствии не менее героическую Сталинградскую битву. Хотя ни до первой, ни до второй дело могло даже не дойти, победа могла быть одержана гораздо раньше. Но что произошло, то произошло…

До самой Москвы все было открыто. Нам сегодня трудно даже представить себе весь ужас того положения, в каком оказалась страна в результате Вяземской катастрофы.  Главный маршал авиации, один из самых близких Сталину людей А. Е. Голованов, рассказывал:
«Как-то в октябре, вызванный в Ставку, я застал Сталина в комнате одного. Он сидел на стуле, что было необычно, на столе стояла нетронутая остывшая еда. Сталин молчал. В том, что он слышал и видел, как я вошел, сомнений не было, напоминать о себе я счел бестактным.

Мелькнула мысль: что-то случилось, страшное, непоправимое, но что? Таким Сталина мне видеть не доводилось. Тишина давила.
– У нас большая беда, большое горе, – услышал я наконец тихий, но четкий голос Сталина. – Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружено шестнадцать наших дивизий.
После некоторой паузы, то ли спрашивая меня, то ли обращаясь к себе, Сталин также тихо сказал:
–  Что будем делать? Что будем делать?!
Видимо, происшедшее ошеломило его.
Потом он поднял голову, посмотрел на меня. Никогда ни прежде, ни после этого мне не приходилось видеть человеческого лица с выражением такой страшной душевной муки.

Ответить что-либо, дать какой-то совет я, естественно, не мог, и Сталин, конечно, понимал это. Что мог сказать и что мог посоветовать в то время и в таких делах командир авиационной дивизии?
Вошел Поскребышев, доложил, что прибыл Борис Михайлович Шапошников – Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба.

Сталин встал, сказал, чтобы входил. На лице его не осталось и следа от только что пережитых чувств. Начались доклады…» (Голованов А. Е. Дальняя бомбардировочная… Воспоминания Главного маршала авиации 1941–1945. М.: Центрполиграф, 2007).

…Невозможно представить, каких нечеловеческих усилий стоило советскому командованию преодолеть последствия Вяземской катастрофы. Все же удалось собрать какие-то крохи сил, чтобы хоть как-то прикрыть Москву. Главным тут стала  не численность войск – их почти не было, – а стойкость и мужество защитников столицы.
Алан Кларк пишет:
«В Берлине Геббельс пригласил большую группу иностранных журналистов и объявил, что «уничтожение армий Тимошенко, безусловно, привело войну к завершению». Прямой путь к Москве танкам Гепнера преграждали три стрелковые дивизии ослабленного состава, без танков и почти без артиллерии, а также кавалерийские части, вырвавшиеся с боями из окружения, численностью около бригады.

Севернее, в районе Гжатска, другая небольшая группа советских войск, с трудом отражая атаки танковых дивизий Гота, отходила в направлении Волоколамска.
Сплошного фронта не было, и от стойкости этих разрозненных групп – назвать их армиями было бы преувеличением – зависела  своевременная организация обороны на новом рубеже перед Мос­квой. Даже с учетом советских  соединений, противостоящих Гудериану на южном фланге и Готу в верховьях Волги, численное превосходство немцев было подавляющим, особенно в боевой технике.

На всем Западном фронте русские имели 782 танка, из которых едва ли половина была полностью боеспособной, да и из нее лишь небольшую часть составляли КВ и Т-34»    (Clark A. Barbarossa. The Russian-German Conflict 1941–1945. London, 1965).

 

.....................................

Стоит заметить, что странности в поведении Лукина начались до начала войны и  с самого начала войны.

Вот краткая биография Лукина.

В армию крестьянский сын Михаил Лукин был призван в 1913 году. С началом Первой Мировой показал себя грамотным и умелым солдатом, и в 1916 году окончил школу прапорщиков. К Февральской революции поручик Лукин уже командовал ротой 4-го гренадёрского Несвижского полка имени Барклая де Толли.

Красногвардеец с 1917 года, в 1918 он становится красноармейцем, и в том же году заканчивает курсы разведчиков при Полевом штабе РККА. В 1919 году его принимают в ВКП(б). Во время Гражданской войны Михаил Лукин был последовательно помощником начальника штаба дивизии, командиром полка и бригады, начальником штаба дивизии. Красного Знамени. 

Командир 23-й с.д. Лукин, 1929 г, он сразу же завел дружбу с врагами народа

С ними он стал убежденным анти-сталинистом и врагом советской власти

 

Воевал умело — заслужил два ордена После окончания Гражданской войны Михаил Лукин решает навсегда связать свою жизнь с армией. В 1926 году он выпускается с курсов усовершенствования начсостава при Военной академии имени Фрунзе. С 1929 года Лукин командует Харьковской ордена Ленина стрелковой дивизией. 1935 год принёс ему воинское звание «комдив» и новое назначение — военный комендант города Москвы. 

Похороны погибших при катастрофе самолёта «Максим Горький».

Военный комендант Москвы М.Ф. Лукин, командующий войсками МВО командарм I ранга И.П.Белов, председатель Моссовета Н.А.Булганин, 1-й секретарь МК и МГК ВКП(б) Н.С.Хрущёв, 1935 г.

 

 

В июле 1937 года выяснилось, что

"среди знакомых и сослуживцев коменданта Москвы комдива Лукина слишком много врагов народа."

 Его сняли с должности, вывели в распоряжение Наркома обороны.

Однако личная репутация Лукина оказалась настолько крепкой, что дело кончилось строгим выговором с занесением в учётную карточку «за притупление классовой бдительности и личную связь с врагами народа». Тем не менее в декабре 1937 года Лукина направляют в Новосибирск заместителем начальника штаба СибВО. Вскоре он станет начальником штаба, а затем и заместителем командующего.

В конце 1939 года ему присваивают очередное звание «комкор». В июне 1940 Лукину присваивают по новой системе звание генерал-лейтенанта и назначают его командующим 16-й армией в Забайкальский военный округ

В наше непростое время знают об этом не все, но Советский Союз к войне с Германией готовился. Именно поэтому в конце мая 1941 года армия Лукина получает приказ перебазироваться на Украину, под Шепетовку. 

Затем наступила война. Лукин начал проявлять странности. Об этом писал маршал Рокоссовский.

Вот про июль 1941 г. видимо Лукин еще не решается изменить Родине.
"М. Ф. Лукин пока еще держал Смоленск, и, видимо, С. К. Тимошенко был уверен в его непоколебимости, хотя у, командующего 16-й армией к этому времени осталось всего две стрелковые дивизии. Но это были прекрасные соединения — кадровые забайкальские дивизии, закалку и традиции которых трудно переоценить.

Мне запомнились, слова, услышанные в штабе фронта: «Лукин сидит в мешке и уходить не собирается»."

 

К. Рокоссовский писал, что Лукин и раньше не горел желанием выходить из окружения

А вот про август 1941 г.:
"Березняк у деревни Васильки. Палатка командарма. Бревенчатый стол. И — тихое небо. Война словно примолкла. Подъехала машина, из нее почти вынесли Лукина. Его ранило во время бомбового удара на переправе, где он, спасая людей, наводил порядок.
Мы знали друг друга еще с тридцатых годов, когда Михаил Федорович был начальником командного отдела Главного управления кадров Красной Армии. Старый воин, опытный и хорошо подготовленный военачальник, справедливый товарищ.
И вот мы встретились на войне. В этот момент он и сказал мне, как бы подводя итог тому, что смог сделать, и тому, чего не смог:
— Шестнадцатую армию не разбили, ее растащили...

Вот цитата из  воспоминаний Константина Рокоссовского, речь идет о начале "Тайфуна" на вяземском направлении 2 октября 1941 г. 
"После полудня завязались напряженные бои у Лукина [19-я армия]. Противник несколько потеснил на правом крыле 19-й армии ее части, но командующий говорил мне, что надеется своими силами восстановить положение.
Весь следующий день враг держал под сильным огнем наш участок обороны [16-я армия], не предпринимая наступления. Группы самолетов бомбили позиции батарей и вели усиленную разведку дорог в сторону Вязьмы.
Сообщения из 19-й армии к вечеру 3 октября стали тревожнее. Командарм говорил по телефону:
— Вынужден загнуть свой правый фланг и повернуть фронтом на север... Связи с соседом — 30-й армией — не имею.
Лукин просил помочь, и мы направили ему две стрелковые дивизии, танковую бригаду и артполк. [т.е. Рокоссовский направляет значительную часть своей армии на помощь Лукину в район прорыва 3-й танковой группы]
У нашего соседа слева генерала Ершакова [20-я армия]было спокойно."
Немцы обошли линию обороны 16-й армии не потому что не смогли пробить ее оборону, а банально окружив и ее и соседей.

а мобильность танковые группы потеряли вследствие героического сопротивления войск, бившихся в окружении.

 

Попытки прорыва
Фактически командование 19-й армии пустилось в бегство. Более того, командарм М.Ф. Лукин и его штаб не озаботились тем, чтобы приказ был доведен до всех частей и подразделений. 
Около 18 часов 12 октября из Шутова вышла колонна во главе с генералом М.Ф. Лукиным. «Со мной было около 1000 человек из штаба армии и из разных частей, вооруженных только винтовками, автоматами и пистолетами», - писал он впоследствии.
Картину после своего ухода командование 19-й армии оставило неприглядную. Вот что - вспоминал в своем письме в Совет ветеранов 2-й сд, лейтенант морского артдивизиона Ю.И. Качанов:

 "В лесах, деревнях группы красноармейцев и ни одного начальника, званием выше лейтенанта. Все растерянные, какие-то обреченные".

"13 октября встретил группу из двух наших генералов (один Герой Советского Союза) и с ними военные в чине майоров-полковников. У них были карты и компасы. Они нас с собой не взяли…". 
Эти воспоминания существенны, так как перекликаются с тем, что отмечал в разведсводке начальник Можайского сектора НКВД Леонтьев:

"Некоторые командиры находясь в окружении, оставляют свои подразделения без карт и компасов, в результате чего красноармейцы, не имея возможности ориентироваться (на местности) сдаются в плен"
Таким образом, перейдя Днепр 6 октября, 19-я армия, по сути, вела боевые действия, как цельная боевая единица только четыре дня. 9-10 октября в 38 км северо-западнее Минского шоссе и в ночь с 11 на 12 октября в 18 км от него. 
Никакого удара "сжатым кулаком", к чему настойчиво призывал в своих радиограммах Г.К. Жуков, у командарма-19 генерала М.Ф. Лукина не произошло. 
Отдельные подразделения и группы бойцов и командиров вырывались в дальнейшем из окружения самостоятельно. Брошенные командованием 19-й армии на произвол судьбы, не зная, что немцы подвели свежие силы, лишь в общем представляя, где был прорыв 2-й и 91-й сд, красноармейцы и командиры вновь и вновь поднимались в атаки и гибли под шквальным огнем. 
Сколько десятилетий минуло с 1941 г., поколения сменились, а долину р. Бебря до сих пор в народе зовут "долиной смерти", а впадающую в Бебрю речушку с поэтическим названием Белянка - ручьем Кровавым.

Узкую долину Бебри заполнили орудия, обозы, увязшие в болотистой почве, машины, которые не смогли преодолеть неширокую, но с крутыми, обрывистыми берегами Бебрю, и масса воинов, пытавшихся вырваться из сжимающегося кольца окружения. И все это под интенсивным прицельным артиллерийско-минометным огнем. С северо-запада появились танки, расстреливая в упор и давя гусеницами пытавшихся вырваться из западни бойцов. 
"Народу было много, ну как на демонстрации... Я никогда не забуду этот грохот, лязг гусениц и крики, вопли, стоны. Страшнее я ничего никогда не видел" - вспоминал в 65-ю годовщину октябрьских боев В.Н. Шимкевич - в 1941г. 18-летний ефрейтор разведбата 2-й сд. 
Припозднившийся к прорыву 11 октября, но зато оказавшийся у Богородицкого со 152-мм орудием 13 октября старший лейтенант 200-го морского артдивизиона Г.Д. Фокин, развернув орудие, подбил и повредил несколько танков, заставив остальные повернуть вспять. 
Поскольку кольцо окружения было концентрическим, тех, кто прорывался сквозь долину Бебри и грейдер Вязьма – Хмелита, вновь встречал шквал огня. 
"Если б хоть кто-то указывал им выгодные места прорыва, направлял их в лес, многие могли бы спастись, а на открытом месте их косили и косили пули и снаряды. Мы потом рыли целую траншею, чтобы похоронить их" - вспоминал А.Ф. Евдокимов, мальчиком наблюдавший эту трагедию. 
Прорваться сквозь два плотных кольца из танков, артиллерии, мотопехоты, сумели лишь немногие. Но к их отчаянной смелости ни командарм М.Ф. Лукин, ни штаб 19-й армии отношение уже не имели.

Однако именно на них лежит ответственность за огромные потери убитыми, раненными, пропавшими без вести, попавшими в плен в боях в северной части Вяземского кольца окружения. 
Когда колонна М.Ф. Лукина подошла к Минской автостраде, ее встретил артиллерийский огонь. Генерал М.Ф. Лукин, не дав никаких приказаний подчиненным, сел в единственный танк КВ и на нем пересек опасную зону. Ранее он аналогичным образом поступил с 45-й кавдивизией.

Продолжение воспоминаний А. Т. Стученко, командира 45-й кавалерийской дивизии.

Комдив Стученко писал, что Лукин оставил его дивизию прикрывать выход из окружения

На деле Лукин просто бросил их там, сам бросившись наутек

В 23.00 дивизия получила приказ командующего армией: держать фронт до четырех часов утра, после чего отходить на юг, прикрывая войска, которые будут с рассветом пробиваться в район Стогово (южнее Вязьмы) на соединение с 20-й армией генерал-лейтенанта Ершакова.
Штабом посланы разъезды, чтобы связаться с соседями на флангах. Они вернулись с тревожной вестью: ни справа, ни слева наших частей нет, и противник обходит нас на обоих флангах. В ночной темноте не стихает треск немецких автоматов; спереди, справа, слева, сзади взвиваются осветительные ракеты. Пытаюсь связаться со штабом армии, но разъезды теряют людей, а пробиться не могут.
Подходя к делу формально, мы могли бы спокойно просидеть на месте до четырех часов утра. Но нас мучила мысль: что с командным пунктом армии? Может, командарму и штабу нужна наша помощь?
А разъезды все возвращаются ни с чем.
— Дай я попробую, — сказал комиссар дивизии А. Г. Полегин.
Обмотав копыта лошадей тряпками, Полегин и его товарищи скрылись в темноте. Я провел немало тревожных минут. Наконец послышался приглушенный топот и показались силуэты всадников. Комиссар все-таки пробился на хутор, где размещался штаб армии. Там уже никого не было.

Удалось выяснить, что еще в полночь оба командарма и Болдин, собрав своих штабных работников и сколотив отряд, насчитывающий человек шестьсот, взяли радиостанцию и ушли в неизвестном направлении. Итак, мы уже около четырех часов сидим здесь неизвестно для чего, неизвестно кого прикрывая.
В пятом часу утра полки по моему приказу бесшумно снялись с места. Держа коней в поводу, конники начали движение на юг, как приказал нам еще вечером командарм.
На рассвете 13 октября дивизия подошла к деревне Жипино. Разъезды, высланные нами, были встречены огнем: в деревне враг.

 Чтобы избежать ненужных потерь, я решил обойти ее с северо-запада и на рысях повел дивизии через лес на деревню Буханово. Но до нее мы не дошли. У узкого ручья головной эскадрон попал под ураганный автоматно-пулеметный огонь».

 

Генерал Болдин с своими частями выскользнул из окружения, с ними был и сам ком. Лукин

А 45 КД осталась в "котле" без какой либо надобности, ее бросили "прикрывать" неизвестно кого

 

За линией автострады 20-й армии не было – с 10 октября она уже вела кровопролитные бои, настойчиво прорывая кольцо окружения южнее Вязьмы. 

При пересечении автострады и железной дороги колонна, сформированная М.Ф. Лукиным в Шутово, вступила в бой с немцами, в ходе которого она была расчленена на отдельные группы. 
Так завершился боевой путь 19-й армии. В ночь с 12 на 13 октября она перестала существовать как оперативное соединение. По мнению некоторых командиров, за предшествующие пять дней армия потеряла только убитыми около 20 тысяч человек.

 

Те части, что смогли прорваться, сделали это в нескольких направлениях

Из высших командиров, находившихся в Вяземском кольце, в плену, помимо погибшего там генерала Ф.А. Ершакова, оказались - С.В. Вишневский, Г.Н. Жиленков, В.Ф. Малышкин. 
Командующий 32-й армией С.В. Вишневский отказался воспользоваться одним из последних самолетов, присланных в район окружения и остался, чтобы руководить частями при прорыве окружения. 22 октября, когда он переплывал р. Угру, тело свели судороги. Тонущего генерала выловили и пленили немцы.

Командарм 32-й армии С.В. Вишневский был убежденным сторонником советской власти

Он отказался от эвакуации, бился до конца, попав в плен отказался от сотрудничества с немцами

 

После войны С.В. Вишневский прошел проверку и в декабре 1945 г. был возвращен на действительную службу в Красной Армии. О его мужественном поведении в плену можно судить по названиям мест заключения - военная тюрьма в г. Лебцен, Хаммельсбургский офицерский лагерь, Нюрнбергская тюрьма, Флессенбургский концлагерь, Дахау. 

Иначе повели себя Г.Н. Жиленков и В.Н. Малышкин. 
Г.Н. Жиленков в 30-е г.г. сделал стремительную карьеру, от секретаря комсомольской организации техникума до второго секретаря РК ВКП (б) Ростокинского района столицы. На фронт ушел в июле 1941 г. в звании бригадного комиссара членом Военного совета 32-й армии, в составе которой была и 13-я, Ростокинская, дивизия народного ополчения (с конца сентября 140-я сд). 

Попав в плен при выходе из окружения, В.Н. Жиленков выдал себя за рядового шофера и стал подвозить к линии фронта не только продовольствие для гитлеровцев, но и снаряды, которые убивали тех, кого он еще недавно звал в бой за Родину.

После того, как его разоблачили, он и тут не растерялся и предложил свои услуги врагу в качестве пропагандиста, а кроме того, курировал деятельность отрядов и групп, созданных немцами из перебежчиков.

Начальник штаба 32-й армии Г. Жиленков напротив попав в плен, перешел служить к немцам

До этого он был бригадным комиссаром, тем кто должен был быть образцовым коммунистом

А когда стало формироваться власовское движение, Г.Н. Жиленков стал правой рукой А.А. Власова. Он ездил по лагерям военнопленных, страстно призывая их вступать во власовскую армию. Образно говоря, в понедельник кричал: «За Родину, за Сталина, а в среду - « За Гитлера, против Сталина». 

Встреча с Геббельсом.

На снимке первый слева — А. А. Власов, второй слева — Г. Н. Жиленков, крайний справа — Геббельс

В.Ф. Малышкин начштаба 19-й армии, на котором лежит ответственность за бессмысленную гибель воинов, оставшихся без командования в районе Богородицкого, попал в плен при выходе из окружения 24 октября. В дальнейшем он стал ближайшим помощником А.А. Власова, членом КОНР и начальником организационного управления КОНР.

Нач. штаба 19-й армии В. Ф. Малышкин тоже решил уйти на службу к немцам

Положение в южной части Вяземского кольца окружения вопреки расхожему мнению, складывалось тяжелее, чем в северной, у 19-й армии.

И тем не менее, именно здесь наши войска дольше и упорнее оказывали сопротивление противнику и именно здесь был не только совершен, но и по возможности максимально использован прорыв кольца окружения. 
Значение этих боев, их ожесточенность немцы вынуждены были отметить в сводке ОКХ, ежедневно подаваемой главнокомандующему сухопутными войсками В. Браухичу и Гитлеру. 
В сводке за 11 октября читаем:

"Силы противника, окруженные западнее Вязьмы, продолжают ожесточенные попытки прорыва, главный удар наносится южнее Вязьмы".
И 24-я и 20-я армии оказались на острие клиньев 4-й танковой группы Э. Гёпнера и 4-й немецкой армии М. фон Вейсха. Превосходство немцев в артиллерии и танках достигало здесь 8-10 раз. 
Уже к 9 октября все пути отхода оказались отрезанными и обе армии были, по сути, в двойном кольце.

В ходе непрерывных боев части обеих армий были предельно обескровлены - полки насчитывали порой лишь 50-100 боеспособных бойцов и командиров. Дивизий фактически не было,

"... были штабы, имеющие отдельные, очень малочисленные полки" - писал в своем отчете по выходе из окружения начальник политотдела 24-й армии К. Абрамов
И только в 20-й армии, куда влились четыре дивизии 16-й армии, можно было насчитать 2-3 полноценных дивизии. Вместе с 20-й армией двигалась 50-я дивизия 19-й армии, командир которой А.А. Борейко сумел, несмотря на поспешный отход по приказу генерала М.Ф. Лукина из-за Минской автострады, сохранить ее как боевую единицу. 

На 10 октября командующий 20-й армией генерал Ф.А. Ершаков назначил прорыв из кольца окружения на широком участке от Вязьмы до станции Угра.

Вся уцелевшая в предыдущих боях группа войск вступила в бои, продолжавшиеся до 14 октября. Однако при первой же попытке прорыва 10 октября 20-я армия в тяжелейших боях, в результате семи следующих друг за другом атак потеряла пять дивизий.

Сам Генерал Ершаков попал в плен.

Командарм 20-й армии Ершаков в плену, он откажется от сотрудничества с немцами и погибнет в концлагере

 

 Одной из главных целей прорыва было вывести из окружения как можно больше способной двигаться артиллерии. Часть артиллерии и пехоты прорвалась, с ними часть тылов. Но нехватка и даже полное отсутствие снарядов и горючего для тракторов, привели к тому, что много техники стало добычей врага. 
Настойчивость воинов 20-й и 24-й армий, стремящихся любой ценой прорвать кольцо окружения, вынужден был отметить в своих "Дневниках" Ф. фон Бок:

 "Противник тщетно пытается вырваться в районе Вяземского котла. На одном из участков он бросает в бой даже сомкнутые подразделения с артиллерией в центре"

Организуя вывод артиллерии, в последней атаке 14-го октября был убит генерал Котельников. В этих боях был ранен, попал в плен и там умер командующий 20-й армии Ф.А. Ершаков. Были убиты командир 139-й сд Богданов и ее комиссар Прохоров, застрелился тяжело раненный генерал Мишенин.

Погибла большая часть бойцов и командиров. Ураганным огнем артиллерии, минометов, пулеметов и автоматов, танковыми клиньями прорывающиеся войска оказались разорваны на отдельные группы, но не сложили оружия. 
Вынужденные отступить в одном месте красноармейцы и командиры, собираясь в лесах, создавали группы, порой немалые, для прорыва из окружения.

Одну из таких, очень большую группу организовал командир 229-й сд 20-й армии генерал М.И. Козлов. Под его руководством она, неоднократно вступая в ожесточенные бои и не только обороняясь, но и нападая на немцев, прорвала кольцо окружения, прошла сквозь боевые порядки врага и вышла на Можайскую линию обороны.

С генералом М.И. Козловым вышел из окружения костяк 160-й сд. Об этом прорыве в 60-х г.г. рассказал один из ветеранов дивизии в очерке, вошедшем в книгу о народном ополчении Москвы "От Москвы до Берлина" (с. 132-140). 
Ожесточенные бои продолжались у Красного холма, Семлева, Панфилова, Селиванова. Эти бои возглавили командарм-24 генерал К.И. Ракутин, члены штабов и военных советов 20‑й и 24-й армий, командиры дивизий и других частей и подразделений. 
Группы войск, объединившиеся вокруг генералов 24-й армии К.И. Ракутина, Кондратьева, Котельникова, К. Абрамова, оказались на разных участках прорыва, оторванные друг от друга мощными мобильными силами немцев, стремившихся их уничтожить или пленить.

Генерал К.И Ракутин возглавил бои в 6-км от Семлева, где, как в последствии рассказывали поисковики отряда "Судьба", вся земля прослоена останками наших воинов и трупами немцев.

Командарм 9-й армии К. Ракутин погиб в бою, при попытке прорыва

Генерал К.И. Ракутин был убит 9 октября и похоронен в братской могиле с 20-ю своими соратниками, рядовыми и командирами. Нашли их могилу только 1 мая 1996 г.

В декабре того же года их перезахоронили на мемориальном кладбище "Снегири" в Подмосковье. 
Начальник политотдела 24-й армии К. Абрамов вместе с остатками 19-й сд, во главе с ее командиром А.И. Утвенко обороняли Семлево, пропуская прорывающиеся части, потом организовали прорыв у Селиванова. Беседуя с К.Симоновым уже под Сталинградом, А.И. Утвенко рассказывал о боях и о том, как пришлось переплывать р.Угру, "когда льдинки касались висков". 
В этих местах, с боями вырвались из окружения остатки дивизий, сохранивших себя, несмотря на большие потери, как боевые единицы. Это 129-я сд Ф.Д. Яблокова, 152-я П.Н. Чернышева, 162-я Н.Ф. Колкунова, 242-я К.А. Коваленко. Они тут же вступили в бой на Можайском и Малоярославецком рубежах, где и погибли.

Остатки вырвавшейся в районе Спас-Деминска 303-й сд Н.П. Руднева погибли, сражаясь тоже под Малоярославцем. 
Четыре дивизии - 19-я А.И. Утвенко, 50-я А.А. Борейко, 108-я НИ. Орлова, 144-я М.А.Пронина участвовали не только в обороне Москвы, но и в разгроме немцев, начиная с Подмосковья, кончая Чехословакией и Германией, а 144-я - закончила войну в Манчжурии (данные архива Генштаба РККА). 
По подсчетам Б.И. Невзорова, из-под Вязьмы через глубоко эшелонированные войска немцев пробились 16 стрелковых дивизий; из-под Брянска - 18, оттуда вышли и 13 артиллерийских полков. И это не случайно - под Брянском немцы держали только три своих дивизии, а под Вязьмой в апогее боев 45.

Немецкое кольцо под Вязьмой было несравненно более мощным, плотным и жестким. 
Как и в прежние века, Смоленск и Вязьма стали ключами к сердцу страны - Москве. Окружив войска Западного и Резервного фронтов, немцам пришлось держать здесь огромные силы. "Противник был вынужден, – пишет Б.И. Невзоров, - в течение почти трех недель использовать для борьбы с окруженными войсками от 64 до 35 процентов дивизий группы армии "Центр".

А в ней, как уже отмечалось, враг объединил для удара на Москву почти половину всех своих сил на советско-германском фронте. 

                                                                                

.....................................................................................

Итак, судя по всему к вяземской катастрофе привели следующие факторы:

• ком. Лукин запрещал частям покидать котел до 12 окт.
• ком. Лукин развалил управление ввереным ему частями
• окруженные части потеряли организованность, что привело катастрофе

Какова же была цена? Потери в Вяземском котле можно определить только ориентировочно – вычитая из общих потерь Западного фронта с 30 сентября по 5 декабря потери войск, оборонявших Москву (части, по которым есть точная статистика). 

Красноармейцы, попавшие в окружение, в лагере военнопленных в Вязьме.

 

 

Страшные потери были результатом предательских действий Лукина

 

Немецких данных по просту нет. По официальным цифр потери советских в битве за столицу с 30 сентября по 5 декабря 1941 г. составляют 658 279 человек, из них 514 338 человек было потеряно безвозвратно.

По приблизительным расчетам количество пленных составило 130 тысяч человек.

Отдельно заслуживает внимания история пленения генерала Лукина. 
Вот что говоил сам Лукин:
"...я ведь чист перед своей Родиной и своим народом, я дрался до последней возможности, и в плен не сдавался, а меня взяли еле живого... У меня не осталось ни одного снаряда, не было горючего в машинах, с одними пулеметами и винтовками пытались прорваться. Я и командиры моего штаба все время находились в цепи вместе с красноармейцами.

Я с группой мог уйти, как это удалось сделать некоторым частям моей армии, но я не мог бросить на произвол, без командования большую часть армии. Мне были дороги интересы общего дела и моей армии, а не личная жизнь. Когда прорваться не удалось, я, взорвав всю артиллерию и уничтожив все машины, решил выходить из окружения небольшими группами...

12 октября я был ранен в правую руку пулей. Рана пустяшная на первый взгляд, кость не задета, но перебиты два нерва. Окружающие меня командиры штаба в панике разбежались, оставив меня, истекающего кровью, одного".

В своих воспоминаниях Лукин  постоянно оправдывается, обвиняет других во всех бедах.

Почему он постоянно оправдывался? его никто и ни в чем прямо не обвинял, но он все время на что-то "намекал"

 

Рокоссовский писал все несколько иначе:

" Сам генерал Болдин с небольшой группой командиров и бойцов тоже лесами пробирался на восток. С ними был и раненый М. Ф. Лукин. В одну из ночей их внезапно атаковали немецкие автоматчики. После скоротечного боя прорываться пришлось уже в одиночку. Поэтому не сразу  заметили отсутствие Михаила Федоровича Лукина. Впоследствии мы узнали, что в эту трагическую ночь он в бессознательном состоянии попал в плен."

Немецкая же сводк сообщает все так:

 

1-й батальон

487 Пехотный полк                                               18.10.1941

 

 

ОТЧЕТ

О ХОДЕ БОЯ, ПРИВЕДШЕГО К ПЛЕНЕНИЮ РУССКОГО ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ЛУКИНА

 

 В соответствии с приказом по полку от 15 октября 1941 года, 1-му батальону 487-го пехотного полка было поручено с помощью разведывательных групп 1-й и 2-й роты под общим командованием лейтенанта Маслова еще раз прощупать линию фронта (разбросанных русских) от 13.10.1941. в северо-восточном направлении. Разведывательной группе была придана группа радистов.

В 7.45 утра обе разведывательные группы выдвинулись из населенных пунктов Дроздово и Песочная. В то время, как группа, расположенная слева, прошла лесок треугольной формы без вражеского сопротивления, вторая группа при продвижении в лесок квадратной формы встретилась с ожесточенным встречным огнем и вынуждена была остановиться.

Не прекращающийся огонь русских и большие потери личного состава вынудили бойцов залечь и запросить лейтенанта Маслова о помощи со стороны его группы. Лейтенант Маслов расположил часть своей группы фронтально, в то время как оставшаяся часть прикрывала оконечность лесного массива со стороны северо-запада. Несмотря на это приблизиться к противнику не удавалось.

Чтобы подавить его  сопротивление, лейтенант Маслов запросил немедленное батальонное подкрепление. Командир батальона майор Раутерберг с частью штаба передвинулся к «квадратному» леску и направил туда часть подразделений 2-й роты с бронетехникой.

Поскольку ответный винтовочный и пулеметный огонь противника подавить не удавалось, а разведгруппа 2-й роты вынуждена была отступить к опушке леса, майор Раутенберг приказал с 10.45 до 11.00 провести огневую подготовку силами тяжелых минометов иприданного отделения станковых пулеметов. 

В соответствии с приказом, 2-я рота под командованием лейтенанта Бекерта поднялась в атаку в направлении «квадратного» леска. В то же время состав 1-й роты взял на себя прикрытие северо-западной оконечности «квадратного» леска со стороны «треугольного» леска. А огонь приданных сил был переведен с восточного угла «треугольного» леска на северо-восточную часть «квадратного».

В направлении этого участка работали также пулеметные расчеты. Передовая позиция батальона находилась к этому моменту перед западным углом «квадратного» леска, а после огневого (артиллерийского) удара противника переместилась к восточному углу. После усиленной предварительной работы в глубине леса и ожесточенного ответного огня противника одно из подразделений 2-й роты подошло к демонтированному бомбоубежищу, которое частично было покрыто немецким брезентом.

Несмотря на прицельный огонь вражеских снайперов с вершин деревьев, рядовым Хауснеру и Керстену удалось подойти к входу в бомбоубежище и сорвать брезент. Под ним укрывалось большое количество офицеров противника и одна женщина. Под угрозой взрыва гранаты большинство офицеров вышло из убежища, а один застрелился. Среди взятых в плен оказались генерал-лейтенант Лукин и его адъютант.

 

Генерала Лукина, у которого был картографический материал, перевезли на освобожденный от противника участок, поскольку возобновленное отчаянное сопротивление противника не оставляло возможности  сразу отправить его в штаб батальона: в ходе переброски он был ранен в ногу русским винтовочным выстрелом.

Многие винтовки и пистолеты в ходе ближнего боя вышли из строя. 2-я рота вела наступательный бой вплоть до северо-восточной оконечности леса. В  то же время бронемашина 1 роты, направленная на укрепление правого фланга, была подбита на северном углу «квадратного» леса.\

Вместе с нашими раненными генерал Лукин сначала был транспортирован в тыл случайно оказавшимся рядом грузовиком 23-го дивизиона и лишь затем доставлен в штаб батальона. Сразу после этого адъютант генерала Лукина был допрошен с помощью батальонного переводчика, который сообщил, что генерал-лейтенант Лукин является главнокомандующим 19изъят важный

-й русской армией.  Постоянно поддерживаемая связь передовой с батальонным радиоцентром позволила немедленно передать эту информацию в штаб полка. Полковой ответ был: «Сердечно поздравляем! Это тот человек, который нам действительно нужен!». Энтузиазм в батальоне побудил бронеотряд 1 роты лейтенанта Бергера, несмотря на ранние сумерки и снегопад, направиться на подавление последнего оставшегося очага сопротивления русских. "

Выходит следующее:

• Лукина лжет в воспоминаниях, его никто не бросал
• Лукина ранили в ногу винтовочным выстрелом кто-то из советских солдат

Но зачем советские солдаты стреляли в Лукина? Шальная пуля?

Или может кто-то понял, что Лукин предатель, попытались не дать уйти ему в плен 

Но он ушел, предварительно загубив множество жизней