Москва как отправная точка неокосмополитизма

Я живу в Москве почти полвека. Я видел и золотой век семидесятых, и конец эпохи брежневского застоя, и перестройку, и слом системы, и реабилитацию государственности. Москва поменяла кожу. Она перестала быть закрытым городом для партийной номенклатуры и вышла на евроазиатские просторы растворенного в пульсирующей азартной неопределенности социума, трансформировалась в Вавилон постмодерна.

Патриархальная Москва, описанная в рассказах Гиляровского и Горького, Чехова и Толстого, - не та же самая Москва, где к берегам Головинского сада в Немецкой слободе причаливал императорский фрегат Петра, побывавший до этого в Амстердаме? Не в Сухаревской ли башне командор Брюс крутил свой глобус с тайными знаками Нептунова общества? Не здесь ли погружались в подсознательные топи элевсинских мистерий, мастера космополитического блистательного серебряного века?

У любой укорененности есть свои крылья. Психологическая осёдлость даёт возможность кочевнику нового времени нести образ своей идентичности в пустыне свободы, как свечу в храме. Одиночество становится вселенскостью, рыцарский поиск истины разжигает веру, понимание жестокой реальности смягчает сердца.

Номады ложного света прошлого, отраженного в настоящем, отталкиваются от него как ото льда и несутся к горизонту чистой идеи, не знающей языковой интерпретации.

Ощущение безграничного делали космополитами и пророка Моисея, и Александра Великого, и Колумба, и Эйнштейна.

Революционные мыслители всех времен в какой-то момент осознавали, что у судьбы нет границ и что без примеси иностранного невозможно достичь высот национального духа, что произошло и с Россией, наследницей вселенской Византии.

Итак, МЕТАФИЗИЧЕСКАЯ ОСНОВА КОСМОПОЛИТИЗМА – ЭТО БЕЗГРАНИЧНОСТЬ ВРЕМЕНИ, ПРОСТРАНСТВА, ЭНЕРГИИ И ИНФОРМАЦИИ, в каких бы ограниченных формах они не воспринимались.

Для того, чтобы весь мир считать своим домом, достаточно понять, а точнее представить, что планета Земля – это образец периферийного существования в абсолютном холоде бескрайней метрополии Космоса. Человек, осознающий себя странником в Великой Пустоте на маленькой песчинке тверди с налётом органики, становится космополитом в новой системе координат, где спасение – это Вечность, ось событийного времени.

Мне кажется эти слова Бека относятся именно к Москве, полной ненависти к приезжим в своей слепой рефлексии несостоявшегося прошлого:

«Так что же предвещает космополитическое мировоззрение? Оно не предсказывает зари всемирной братской любви между народами или рассвета мировой республики, или свободно парящей глобальной перспективы или принудительной любви к инородцам. Не является космополитизм и неким дополнением, призванным заменить национализм и регионализм – по той веской причине, что идеям о правах человека и демократии для их воплощения нужна национальная база. Пожалуй, космополитическое мировоззрение означает, что в мире глобальных кризисов и угроз, порожденных развивающейся цивилизацией, все прежние разграничения между внешней и внутренней сферами, между национальным и глобальным, «нами» и «ними» уже не годятся для жизни. Напротив, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ, НЕОБХОДИМ НОВЫЙ КОСМОПОЛИТИЗМ».

Русская история, от Рюриков, до европейской династии Романовых, от Византии до Нового Шёлкового Пути – более чем космополитична. Именно в «новом космополитизме», по Беку, заложен потенциал России к глобальной интеграции не вопреки, а во имя национальных государственных интересов.