И рассказать бы Гоголю…

За что Пушкин ценил Гоголя
«Читатели наши, конечно, помнят впечатление, произведенное над ними появлением «Вечеров на хуторе»… Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина! Мы так были благодарны молодому автору... Он с тех пор непрестанно развивался и совершенствовался. Он издал «Арабески», где находится его «Невский проспект», самое полное из его произведений. Вслед за тем явился и «Миргород», где с жадностию все прочли и «Старосветских помещиков», эту шутливую, трогательную идиллию, которая заставляет вас смеяться сквозь слезы грусти и умиления, и «Тараса Бульбу», коего начало достойно Вальтер-Скотта...

Желаем и надеемся иметь часто случай говорить о нем в нашем журнале». (А.С.?ПУШКИН)

Александр Сергеевич уже не мог целиком прочитать гоголевских «Мертвых душ», хотя идею повествования именно он подсказал собрату по перу. Так великие создавали классику. А как ее истолковывают нынешние «мастера кино»?

* * *

На экраны страны вышел очередной потенциальный блокбастер «Гоголь. Начало». Надо отметить, что «начало» – сказано не ради красного словца, фильм действительно не окончен, и зрителю предложены только первые две части. Впрочем, изначально не скрывалось, что «Гоголь» выйдет сначала в кинотеатрах, а уже потом в телеэфире пройдут восемь серий, разбитых на четыре фильма. 

Видимо, создатели картины вдохновились опытом своих новозеландских коллег, снимавших «Властелина колец» по частям, и раз в год, с 2001-го по 2003-й, предлагавших зрителям новую серию. Но если Питер Джексон со товарищи имел все основания рассчитывать на неугасающий зрительский интерес, то команда Егора Баранова, пожалуй, повела себя недальновидно. Конечно, все может быть. Народ у нас доверчивый и восприимчивый, и все же сомнительно, что среди посмотревших «Гоголь. Начало» найдется очень уж много желающих смотреть «Гоголь. Продолжение» или «Гоголь. Окончание» – уж больно скучным, вторичным и претенциозным получился зачин. Но обо всем по порядку.
Фильм заявлен как триллер, слоган картины – «Самая темная ночь перед рассветом». Очевидно, этого самого рассвета и следует ожидать в последних сериях, потому что в «…Начале» показана одна сплошная ночь. Разумеется, в фигуральном смысле. Причем трейлер обещает, что «…Начало» еще не самая «жесть», впереди нас ждут вампиры, ходячие мертвецы, восставшие из ада, и прочие порождения тьмы.

* * *

Итак, молодой Николай Васильевич Гоголь-Яновский работает писарем в III отделении, куда попал по протекции Ф.В. Булгарина. Гоголь – нервный, мучимый разного рода фобиями человек, время от времени он впадает в какой-то транс и в этом состоянии переживает странные видения: то рука его сама собой делает зарисовки или пишет какие-то слова, то сам он оказывается в прошлом или вообще в параллельном мире, где общается с умершими и даже вступает с ними с интимные отношения. Такой человек полезен III отделению, потому что с помощью его способностей довольно быстро раскрываются разные преступления. 
Вместе с дознавателем Яковом Петровичем Гуро (Олег Меньшиков) Гоголь (Александр Петров) отправляется на Полтавщину расследовать таинственные убийства девушек. Кстати, фильм начинается со сцены в лесу близ Диканьки. Двое граждан непонятного социального происхождения намереваются отобедать чем-то вроде кулеша. Тут появляется их товарищ и привозит с собой голую девицу со связанными кистями и мешком на голове. Почему девица голая – непонятно. Но, видимо, это один из спецэффектов, потому что девица очень эффектно лежит поперек седла. Люди из леса собираются насиловать девицу, которая мечется, молит о пощаде, но почему-то не предпринимает попыток сорвать с головы мешок. 
Но тут появляется некий всадник в капюшоне. Внимание насильников переключается на него, как вдруг из тела спешившегося всадника возникают какие-то шипы, которые через мгновение оказываются винтовыми рогами, растущими, правда, не из головы, а в нескольких местах из спины. Винторогий всадник расправляется с лесной троицей, а потом и с девицей. Причем, полоснув девицу поперек груди кинжалом, всадник втягивает в себя фонтан ее крови. Разумеется, этот процесс показан в фильме замедленно, чтобы зритель мог сполна насладиться спецэффектом. 
До Петербурга доходит весть, что на Полтавщине какой-то маньяк убивает и обескровливает девушек. И вот именно на поиски этого маньяка едут Гоголь с Гуро. Почему опять же Петербург так заинтересовался убитыми девушками и остался равнодушен к гибели трех лесных проходимцев, тоже непонятно. И, таким образом, нелепость начинается с первых же кадров. 
По приезде Гоголя с Гуро встречает в Диканьке местная «элита»: следователь Александр Христофорович (но не тот Александр Христофорович Бенкендорф, который возглавлял III отделение), батюшка и еще какие-то люди неопределенных занятий. Причем на нескольких персонажах надеты цилиндры, один из которых фасона конца XVIII в., а на местном следователе – треуголка времен Петра Великого. Не Диканька, а костюмерная Мосфильма. 
Стоит отметить, что, несмотря на отзывы («Важнейшая проблема «Гоголя» – это почти нулевая режиссура: Егор Баранов слишком полагается на высококачественные костюмы и декорации, забывая, что каждый эпизод должен как-то работать в общем строю, а не напоминать вырванный из контекста цирковой номер» – Пан макабр http://www.kino-teatr.ru; «Антураж в целом соблюден, костюмы более-менее соответствуют эпохе» – Сергей Райский, учитель русского языка и литературы https://www.kinopoisk.ru), антураж в фильме совершенно не соблюден, а высокое качество костюмов может быть отнесено только к тканям, из которых эти костюмы пошиты: малороссийские крестьяне живут не в мазанках, а в серых бревенчатых избах, так что впору вспоминать Блока, а не Гоголя. 
Говорить о соответствии костюмов эпохе нельзя ни в каком случае. Впрочем, художник по костюмам Виктория Игумнова и не скрывает, что намеренно отказалась от точной реконструкции одежды. Зато с помощью маскарада она намеревалась передать характер персонажей. Правда, Гоголь носит обычную для тех времен и для настоящего Гоголя крылатку, что, впрочем, ничего не говорит о его характере. А вот следователь Гуро облачен в алое щегольское пальто или шинель с барашковым воротником. Как это передает характер петербургского дознавателя, можно только догадываться – не то он властный, не то вспыльчивый, не то сексуальный, не то с дьяволом заодно. Зато на общем сером, приглушенном фоне его алая шинель отсылает к «Списку Шиндлера», где среди черно-белых кадров ярким красным пятном выделялось пальтишко девочки, заалевшее в какой-то момент среди трупов. А уж чего ждать от треуголки и вовсе неясно. То ли характер ее обладателя остался в «России молодой», то ли в «Пиратах Карибского моря», то ли в «Острове сокровищ». И почему именно треуголка, а не мушкетерская шляпа – тоже непонятно.
Очень скоро следователь Гуро погибает, сражаясь с винторогим в горящем сарае, но потом, к вящему удовольствию зрителей, воскресает в самых последних кадрах. А пока он не воскрес, Гоголь самостоятельно пытается искать убийцу девушек и девушку-убийцу. Таковая тоже появляется ближе к концу, когда создатели фильма предлагают зрителю сюжет по мотивам «Сорочинской ярмарки». В этой, с позволения сказать, экранизации падчерица убивает развратную мачеху, которая мало того, что изменяет мужу, так еще и не позволяет падчерице выйти замуж. Девушка дает мачехе свечу, купленную у цыган. И когда к мачехе приходит любовник, они эту свечу зажигают. Но коварные цыгане намешали к воску белладонны, и мачеха с любовником дуреют, что позволяет падчерице напугать их до полусмерти, а потом вонзить в мачехину грудь кинжал. Но мачеха оказалась не промах и продолжает мучить падчерицу даже после смерти. Время от времени она с пожелтевшими глазами и черной дырой вместо рта появляется, хватает из-под кровати падчерицу за ноги, страшным голосом кричит: «Не будет тебе счастья, Параська!» – и при этом смеется смехом, который принято называть сатанинским. 
Вся эта фантасмагория сопровождается цитатами и ссылками на самого Гоголя и даже на Пушкина: то припомнят некого петербургского чиновника, который после кражи шинели начал убивать «значительных лиц», то расскажут о знакомом по фамилии Яичница, то вдруг выяснится, что утопленница Оксана – дочь мельника. Гоголь же продолжает впадать в транс. И если это происходит с ним в его комнате, то, очнувшись, он всякий раз разглядывает свои грязные голые ноги. То есть, надо понимать, по параллельному миру он разгуливает босой, даже если перед трансом был в сапогах. В параллельном мире он общается с утопленницами по мотивам «Майской ночи…», а то и с Пушкиным, который больше похож на Ганнибала – так он смугл и черноглаз. А вдобавок мордат. 

* * *

Само собой разумеется, ни о какой биографии Гоголя говорить не приходится. Этот фильм не биографический. Да и главный герой – некий условный Гоголь. Фильм – приблизительная экранизация нескольких сюжетов настоящего Гоголя и нескольких баек о нем же. Экранизация с участием самого Гоголя в качестве персонажа, объединенная смутной авторской задумкой. И все же пара деталей подлинной биографии Н.В. Гоголя в фильме просматривается. Это, например, 
сож­жение ранней поэмы «Ганс Кюхельгартен» и упоминание о службе в III отделении по протекции Ф.В. Булгарина. Последняя деталь вроде бы и подлинная, и вполне невинная, если бы не одно «но». 
Не успел фильм выйти на экраны, как уже пресса и Всемирная паутина полнятся отзывами. Пишут журналисты и учителя литературы, обычные зрители и клакеры. Создатели фильма щедро раздают интервью, признавая, что перечитывать Гоголя не стали намеренно, потому что стремились воссоздать не фактическую сторону, а «эмоциональный мир героя, <…> пофантазировать и понять, каким он был». 
Что ж, допустим такой подход. И каким же был Гоголь, по мнению режиссеров, продюсеров и актеров? Психически неуравновешенный, страдающий от разных фобий господин, служивший в заведении, которое занималось не только сыском, но и надзором за политически неблагонадежными лицами – этакий прообраз ЧК или НКВД. Причем устроил туда Гоголя человек, воевавший в наполеоновской армии против России, известный впоследствии как сотрудник охранки и осведомитель, кравший сюжеты у собратьев по перу и ставший героем многочисленных эпиграмм русских поэтов-современников. 
Такой факт действительно имел место в жизни Гоголя. Но служба в III отделении была весьма непродолжительной. Однако почему-то создателям фильма было угодно сосредоточить свое внимание именно на этом проходном эпизоде. Вдобавок утопленница с силиконовыми губами сообщает Гоголю: «Мир, в котором ты живешь, – не единственный. Есть другой мир, темный, сокрытый. Ты можешь переступать порог в этот мир. Это твой дар. Что-то тебя связывает с нечистой силой». Вот так пофантазировали создатели фильма и пришли вольно или невольно к очередному ожидаемому выводу: мир русской культуры – это темный мир, охранка, плавно перетекающая в ГУЛАГ, потому что творцы русской культуры – инфернальные психопаты. 
Впрочем, все это не ново, что-то похожее мы слышали и видели уже много раз. Странно было бы ждать от современного публичного искусства уважения к русской культуре или действительного понимания ее творцов. Так что в этом смысле фильм не оригинален. Оригинальность вообще не сильная сторона этой картины. Рецензенты дружно признают, что фильм напоминает «Сонную лощину» (2000) и «Вия» (2014). Но кроме этого в фильме найдутся цитаты из «Властелина колец» и уже упомянутого «Списка Шиндлера»; из «Адвоката дьявола» (постельная сцена с превращением одной героини в другую, а также дьявольские рожи вместо лиц, увиденные героем) и «Ван Хельсинга» (общий серый колорит); «Всадника без головы» и «Терминатора» (выстрел, оставляющий в теле огромную дыру); «Статского советника» (образ Гуро, созданный Олегом Меньшиковым) и «Покровских ворот» («А не хлопнуть ли нам по рюмашке?» – вопрошает вдруг следователь Гуро. Зря Гоголь не ответил: «Заметьте, не я это предложил!»); ну а сочетание мяса с червями, хочешь не хочешь, а взывает к «Броненосцу Потемкину». В общем, говоря словами все того же Николая Васильевича: «С которых сторон понабрали ворон?»

* * *

«Их «Гоголь» – постмодернистская игра, продолжение мифа о литераторе, про которого еще при жизни было выдумано столько историй, что сложно разобраться, где правда, а где ложь», – написала журналистка «Кинопоиска» Дарико Цулая. Или, как сказал бы Олег Меньшиков: «…водевиль, фарс, трагикомедия. Смешение жанров, черт подери». Но вот незадача: постмодернистская игра, связанная с цитатностью, интертекстуальностью, смешением жанров и видов искусства, обнаруживалась еще в советском кинематографе – в фильмах, например, А. Тарковского, Н. Губенко и даже С. Юткевича. Что касается западного кинематографа, всем хорошо известны фильмы Джармуша и Тарантино, Стеллинга и Вендерса, Копполы и Линча, Феллини и Висконти. Философ, искусствовед Н. Маньковская отмечает: «Возникнув на стыке американского шоу-бизнеса и европейского киноавангарда, новый киноязык сочетал в себе черты коммерческого суперзрелища и авторского кино». Но, отказавшись от собственной киношколы и кинотрадиции, российский кинематограф превратился в посредственное и вторичное явление, влачащееся в кильватере Голливуда и так и не сумевшее достичь синтеза, о котором пишет Маньковская. В результате лучшее, на что оказываются способны российские кинематографисты, – это наборы клипов с замедленно летящими пулями, фонтанами крови и «расчлененкой». Клипов, замешенных на надрыве, слабо связанных друг с другом по смыслу и отнюдь не отличающихся хорошей актерской игрой, сводящейся, как правило, к истошному крику и перетаптыванию на месте. 
Итог – каждый городит, что в голову приходит, механистически по лекалам постмодернизма воссоздает на экранах какой-то белогорячечный бред, подыгрывает Западу в русофобии и ждет, что зритель посмеется и примет «постмодернистскую игру». Или, как сказал о «Гоголе» генеральный директор ТВ-3 Валерий Федорович: «Я очень надеюсь на то, что все они (зрители. – С.З.) люди умные, интеллектуальные и ирония им присуща». Этакий принцип голого короля. 
Ну да, цитаты, аллюзии. Ну и что? Там, где должно быть страшно, – смешно, где должно быть смешно, – страшно. Хотели, возможно, как лучше, а получилось, увы, как всегда: фильм и не пугает, и не веселит, а «постмодернистская игра» оказывается сродни анимации в Макдоналдсе. Зато, как и всякий раз, глядя на экран, пожимаешь плечами и думаешь: «Парню просто нечего сказать». Правда, когда нечего сказать, совершенно необязательно паразитировать на именах великих. А то выходит совсем по Пушкину: «Толпа <…> в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе». Ошибка многих деятелей культуры в том, что они не желают признавать подобного рода неписаных законов и слишком уповают на принцип голого короля: кто не оценил, тот «сидит не на своем месте или непроходимо глуп». Но выходит, что не тот глуп, кто не принял иронии над классиком, а тот мал и мерзок, кто над ним посмеялся.

Светлана Замлелова