Демократия по-польски - «несуверенная»

Вчера в эфире телеканала «Россия 1» был показан фильм «Катынь» польского режиссера Анджея Вайды. Этот показ не был премьерным, его уже показывали несколько недель назад по каналу «Россия Культура», где он, как я слышал, вызвал бурную дискуссию.
Узнав о показе тогда слишком поздно, переживал, что не смог посмотреть.Если бы не эта ужасная трагедия с самолетом польского президента, «Катынь» бы нескоро показали в эфире главного телеканала страны. В заявленной сетке его и вовсе не было.Фильм вызвал очень неоднозначное чувство.С одной стороны это фильм о нашей истории. Фильм о тех страницах советской, российской истории, которые навсегда будут поводом для всеобщего стыда.И смотря эти кадры сложно было не испытать чувство некоторого стыда. Нашего стыда. В данном случае перед поляками.Но это не все.Сейчас вспоминаются слова одного из героев фильма – абитуриента, который на предложение(а фактически – на требование) «переписать» свою биографию ответил: «У меня одна биография. Другой нет».Понимал ли герой, что этой фразой он ставит «крест» на себе, на своих планах поступить в академию и просто на планах жить в «народной» Польше?Полагаю, что понимал. А когда он срывал советский агитплакат в центре города, он не понимал что ему грозит? И это понимал. Понимал, но сделал. Поступил именно так лишь потому, что иначе не мог.Тут вспоминаются слова М.Ганди: «Что бы ты не сделал, это будет незначительно. Однако очень важно, чтобы ты это совершил. Потому, что кроме тебя этого не сделает никто».Действительно, это был выбор совести, противоречащий здравому смыслу, инстинкту самосохранения, соображениям целесообразности…Это был выбор совести – выбор меньшинства. Подавляющего меньшинства.И тем ценнее этот выбор.А что остальные? Остальные думали о том, что им надо кормить семью и не портить отношения с властями «народной» Польши. Остальные были готовы предать память своих погибших офицеров и осознанно указывать на надгробиях заведомо ложную дату их гибели – 1941 год. Остальные делали карьеру в «народной» Польше, становясь ее новой «народной» элитой.И это они, остальные, говорили: «Свободной Польши больше не будет. Никогда не будет».К чему это я все? Я не поляк, хотя и имею очень далекие польские корни (семейная легенда гласит, что Барановские – древний род из Кракова).Ведь это не только польская история. Разве у нас было что-то иначе? Поляки очень гордились своей свободой и «Свободной Польшей», а русский народ (по крайне мере, на словах) не любил своего царя и Отчизну? Что-то помешало полякам сперва на протяжении практически всех 30-х годов ХХ-го века заигрывать с Гитлером( чем это закончилось все помнят), а потом строить социализм в «народной» Польше под чутким и неустанным руководством советских коллег? Что это, если не настоящее предательство своей собственной страны? Почему-то принято считать, что предательство – это обязательно некие злодеяния меньшинства. А когда все тоже самое совершает подавляющее большинство, это перестает быть изменой Родине?

А как мне называть все то, что происходило в России? Люди, которые еще вчера почитали и молились за своего государя, стали жаждать расправы над ним. Народ, который считался одним из самых набожных в Европе, озверел и стал сносить все храмы на своем пути, вешая священнослужителей часто прямо на воротах храмов. Народ, который еще вчера аплодировал своим вожакам-большевикам, вскоре стал стоя аплодировать расправе над ними. А когда большевики и меньшевики, троцкисты и кулаки закончились, этот же народ принялся строчить доносы на всех подряд. Как все это назвать, если не предательством России, совершенным большинством россиян. Российская история от польской не так уж сильно и отличается. Но не только большинство польское и российское нас объединяет. И польский, и российский народ может гордиться своим меньшинством, которое всегда руководствовалось совестью.Да, этот выбор многих из них приводил в тюрьмы, но именно этот путь стал спасительным для Польши и для России.Правда, если для большинства современных поляков очевидно, что своей жизнью в свободной, демократической Польше они обязаны диссидентскому движению того самого меньшинства, позднее получившего название «Солидарность», то в России оценка диссидентскому движения не столь однозначна.Возможно, это одна из причин, по которой у меня не поворачивается язык назвать Россию страной свободной и демократической. У нас инакомыслие все еще является фактически преступлением. Обратите внимание, как жестко ОМОН подавляет любые серьезные акции оппозиции, которая у нас тоже называется «Солидарность». Я не оправдываю это движения. Никогда не являлся и не являюсь его сторонником, но постоянные разгоны их акций – это свидетельство слабости власти, которая не находит иных путей, кроме как бороться с инакомыслием.Хотя, не могу не отметить, что большинству здравомыслящих людей не о чем говорить с такими деятелями как Каспаров, Касьянов, Лимонов.Кстати, очень показательна нынешняя ситуация в Польше. В стране не стало президента и немалой части политической элиты. Спикер парламента, ставший внезапно и.о президента страны и получив в свои руки всю полноту президентской власти, первым своим решением объявил национальный траур, а чуть позднее заявил, что назначит дату досрочных президентских выборов лишь после консультаций со всеми политическими партиями Польши.На мой взгляд, все это признаки свободного, современного демократического государства. Это признаки государства, где слово «демократия» употребляется без добавления каких-либо прилагательных.

А вот пример их нашей политической истории. Осенью 1996 года тогдашнему президенту России была срочно необходима сложная операция аорто-коронарного шунтирования сердца. По российской Конституции на период временной недееспособности главы государства его полномочия временно переходят к Председателю Правительства. Как только известно о планируемой операции, в обществе стал активно обсуждаться главный вопрос: «А сможет ли Президент вернуть себе свои полномочия после операции?». Неизвестно, какие мысли были у тогдашнего премьера Виктора Черномырдина, но Первый Президент РФ Борис Ельцин забрал обратно полномочия главы государства уже через пару часов после операции.