Отец за сына не в ответе

• 20
• 125
• 28
•  

Оппозиционер утверждает, что Николай Чоулз пользуется только лучшими автомобилями

МОСКВА, 17 августа, ФедералПресс. Оппозиционер Алексей Навальный рассказал о Николае Дмитриевиче Чоулзе, которого называет сыном Дмитрия Пескова, пресс-секретаря российского президента.

Обнаружить наследника российского чиновника Навальному и его команде помогла фотография, на которой Песков сидит в автомобиле Tesla. В декларации Пескова этой машины не значится, и авторы расследования выяснили, на кого были оформлены штрафы на эту машину.

ЕЩЕ ПО ТЕМЕ

Требуют два миллиона: активисты подали на Навального в суд за сорванный День России

Навальный о Памфиловой: трется о деньги своей бородой и счастлива

Выяснилось, что в соответствующих документах значится Чоулз. «Это фамилия его отчима-англичанина. Он вместе с мамой (первой женой Пескова) переехал жить в Великобританию в конце 90-х, где и оставался более десяти лет. В Россию он вернулся относительно недавно, году в 2011-2012», –пояснил Навальный.

Оппозиционер утверждает, что Николай Чоулз пользуется только лучшими автомобилями: Тесла, Рендж Ровер, Феррари, мерседес. Также у него есть мотоцикл Харли Дэвидсон. Он летает частными самолетами или бизнес-классом, путешествует на яхтах, занимается конным спортом. Об этом Навальный узнал, просмотрев соцсети молодого человека.

По данным Навального, Николай не платит алименты на своего ребенка, а также якобы напал на собственную бабушку и избежал какого-либо наказания. В случае с последним эпизодом политик ссылается на «Инсайдер».

«А еще он полностью не признает правила дорожного движения. То есть вообще. Потому что иначе 116 штрафов за год я объяснить не могу», – заявил Навальный.

«В его стопроцентной собственности мы видим 110 метровую квартиру в центре Москвы на Большой Дорогомиловской. Такая стоит миллионов 25-30. Вид из окон тоже классный. Кроме этого он и на Рублевке квартиру купил за 7 миллионов, правда успел уже продать в этом году», – добавляет оппозиционер.

По его словам, запросив данные о Чоулзе в Англии, они нашли только упоминание из суда и тюрьмы города Питерборо графства Кембридшир о том, что его признали виновным в нанесении телесных повреждений и краже. И приговорили к 15 месяцам тюрьмы для несовершеннолетних.

«В стенограмме заседания суда написано, что в 2009 году Николай в компании двух знакомых напал на подростка около местного «Макдональдса», отнял у него деньги и избил. А за несколько недель до этого нападения его приговорили к 10 месяцам условно за другое нападение. На девушку, у которой он отнял телефон», – рассказывает Навальный.

Авторы расследования выяснили, что Чоулз устроился на работу в Russia Today, но проработал там недолго. Судя по данным из соцсетей, Чоулз называет себя креативным директором компании Файт Найтс, которая организовывает бои, шоу и соревнования. По данным Навального, устроить Николая туда на работу помог тот же бизнесмен, который был причастен к отдыху пресс-секретаря на огромной яхте.+

Тем не менее, сейчас молодой человек не работает нигде, утверждает Навальный.

***

http://poemata.ru/poets/tvardovskiy-aleksandr/syn-za-ottsa-ne-otvechaet/

Сын за отца не отвечает —  Пять слов по счету, ровно пять.  Но что они в себе вмещают,  Вам, молодым, не вдруг обнять. 

Их обронил в кремлевском зале  Тот, кто для всех нас был одним  Судеб вершителем земным,  Кого народы величали  На торжествах отцом родным. 

Вам —  Из другого поколенья —  Едва ль постичь до глубины  Тех слов коротких откровенье  Для виноватых без вины. 

Вас не смутить в любой анкете  Зловещей некогда графой:  Кем был до вас еще на свете  Отец ваш, мертвый иль живой. 

В чаду полуночных собраний  Вас не мытарил тот вопрос:  Ведь вы отца не выбирали, —  Ответ по-нынешнему прост. 

Но в те года и пятилетки,  Кому с графой не повезло, —  Для несмываемой отметки  Подставь безропотно чело. 

Чтоб со стыдом и мукой жгучей  Носить ее — закон таков.  Быть под рукой всегда — на случай  Нехватки классовых врагов.  Готовым к пытке быть публичной  И к горшей горечи подчас,  Когда дружок твой закадычный  При этом не поднимет глаз... 

О, годы юности немилой,  Ее жестоких передряг.  То был отец, то вдруг он — враг.  А мать?  Но сказано: два мира,  И ничего о матерях... 

И здесь, куда — за половодьем  Тех лет — спешил ты босиком,  Ты именуешься отродьем,  Не сыном даже, а сынком... 

А как с той кличкой жить парнишке,  Как отбывать безвестный срок, —  Не понаслышке,  Не из книжки  Толкует автор этих строк... 

Ты здесь, сынок, но ты нездешний,  Какой тебе еще резон,  Когда родитель твой в кромешный,  В тот самый список занесен. 

Еще бы ты с такой закваской  Мечтал ступить в запретный круг. 

И руку жмет тебе с опаской  Друг закадычный твой...  И вдруг:  Сын за отца не отвечает. 

С тебя тот знак отныне снят.  Счастлив стократ:  Не ждал, не чаял,  И вдруг — ни в чем не виноват. 

Конец твоим лихим невзгодам,  Держись бодрей, не прячь лица.  Благодари отца народов,  Что он простил тебе отца  Родного —  с легкостью нежданной  Проклятье снял. Как будто он  Ему неведомый и странный  Узрел и отменил закон. 

(Да, он умел без оговорок,  Внезапно — как уж припечет —  Любой своих просчетов ворох  Перенести на чей-то счет;  На чье-то вражье искаженье  Того, что возвещал завет,  На чье-то головокруженъе  От им предсказанных побед.)  Сын — за отца? Не отвечает!  Аминь!  И как бы невдомек:  А вдруг тот сын (а не сынок!),  Права такие получая,  И за отца ответить мог? 

Ответить — пусть не из науки,  Пусть не с того зайдя конца,  А только, может, вспомнив руки,  Какие были у отца.  В узлах из жил и сухожилий,  В мослах поскрюченных перстов -  Те, что — со вздохом — как чужие,  Садясь к столу, он клал на стол.  И точно граблями, бывало,  Цепляя  ложки черенок,  Такой увертливый и малый,  Он ухватить не сразу мог.  Те руки, что своею волей —  Ни разогнуть, ни сжать в кулак:  Отдельных не было мозолей —  Сплошная.  Подлинно — кулак!  И не иначе, с тем расчетом  Горбел годами над землей,  Кропил своим бесплатным потом,  Смыкал над ней зарю с зарей.  И от себя еще добавлю,  Что, может, в час беды самой  Его мужицкое тщеславье,  О, как взыграло — боже мой! 

И в тех краях, где виснул иней  С барачных стен и потолка,  Он, может, полон был гордыни,  Что вдруг сошел за кулака. 

Ошибка вышла? Не скажите, —  Себе внушал он самому, —  Уж если этак, значит — житель,  Хозяин, значит, — потому... 

А может быть, в тоске великой  Он покидал свой дом и двор  И отвергал слепой и дикий,  Для круглой цифры, приговор. 

И в скопе конского вагона,  Что вез куда-то за Урал,  Держался гордо, отчужденно  От тех, чью долю разделял. 

Навалом с ними в той теплушке —  В одном увязанный возу,  Тянуться детям к их краюшке  Не дозволял, тая слезу... 

(Смотри, какой ты сердобольный, —  Я слышу вдруг издалека, —  Опять с кулацкой колокольни,  Опять на мельницу врага.

—  Доколе, господи, доколе  Мне слышать эхо древних лет:  Ни мельниц тех, ни колоколен  Давным-давно на свете нет.) 

От их злорадства иль участья  Спиной горбатой заслонясь,  Среди врагов советской власти  Один, что славил эту власть;  Ее помощник голоштанный,  Ее опора и боец,  Что на земельке долгожданной  При ней и зажил наконец, —  Он, ею кинутый в погибель,  Не попрекнул ее со злом:  Ведь суть не в малом перегибе,  Когда — Великий перелом... 

И верил: все на место встанет  И не замедлит пересчет,  Как только — только лично Сталин  В Кремле письмо его прочтет... 

(Мужик не сметил, что отныне,  Проси чего иль не проси,  Не Ленин, даже не Калинин  Был адресат всея Руси.  Но тот, что в целях коммунизма  Являл иной уже размах  И на газетных полосах  Читал республик целых письма —  Не только в прозе, но в стихах.) 

А может быть, и по-другому  Решал мужик судьбу свою:  Коль нет путей обратных к дому,  Не пропадем в любом краю. 

Решал — попытка без убытка,  Спроворим свой себе указ.  И — будь добра, гора Магнитка,  Зачислить нас В рабочий класс... 

Но как и где отец причалит,  Не об отце, о сыне речь:  Сын за отца не отвечает, —  Ему дорогу обеспечь. 

Пять кратких слов...  Но год от года  На нет сходили те слова,  И званье сын врага народа  Уже при них вошло в права. 

И за одной чертой закона  Уже равняла всех судьба:  Сын кулака иль сын наркома,  Сын командарма иль попа... 

Клеймо с рожденья отмечало  Младенца вражеских кровей.  И все, казалось, не хватало  Стране клейменых сыновей. 

Недаром в дни войны кровавой  Благословлял ее иной:  Не попрекнув его виной,  Что душу горькой жгла отравой,  Война предоставляла право  На смерть и даже долю славы  В рядах бойцов земли родной. 

Предоставляла званье сына  Солдату воинская часть... 

Одна была страшна судьбина:  В сраженье без вести пропасть. 

И до конца в живых изведав  Тот крестный путь, полуживым —  Из плена в плен — под гром победы  С клеймом проследовать двойным. 

Нет, ты вовеки не гадала  В судьбе своей, отчизна-мать,  Собрать под небом Магадана  Своих сынов такую рать. 

Не знала,  Где всему начало,  Когда успела воспитать  Всех, что за проволокой держала,  За зоной той, родная мать... 

Средь наших праздников и буден  Не всякий даже вспомнить мог,  С каким уставом к смертным людям  Взывал их посетивший бог. 

Он говорил: иди за мною,  Оставь отца и мать свою,  Все мимолетное, земное  Оставь — и будешь ты в раю. 

А мы, кичась неверьем в бога,  Во имя собственных святынь  Той жертвы требовали строго:  Отринь отца и мать отринь. 

Забудь, откуда вышел родом,  И осознай, не прекословь:  В ущерб любви к отцу народов —  Любая прочая любовь. 

Ясна задача, дело свято, —  С тем — к высшей цели — прямиком.  Предай в пути родного брата  И друга лучшего тайком. 

И душу чувствами людскими  Не отягчай, себя щадя.  И лжесвидетельствуй во имя,  И зверствуй именем вождя. 

Любой судьбине благодарен,  Тверди одно, как он велик,  Хотя б ты крымский был татарин,  Ингуш иль друг степей калмык. 

Рукоплещи всем приговорам,  Каких постигнуть не дано.  Оклевещи народ, с которым  В изгнанье брошен заодно. 

И в душном скопище исходов —  Нет, не библейских, наших дней —  Превозноси отца народов:  Он сверх всего.  Ему видней.  Он все начала возвещает  И все концы, само собой. 

Сын за отца не отвечает —  Закон, что также означает:  Отец за сына — головой. 

Но все законы погасила  Для самого благая ночь.  И не ответчик он за сына,  Ах, ни за сына, ни за дочь. 

Там, у немой стены кремлевской,  По счастью, знать не знает он,  Какой лихой бедой отцовской  Покрыт его загробный сон... 

Давно отцами стали дети,  Но за всеобщего отца  Мы оказались все в ответе,  И длится суд десятилетий,  И не видать еще конца. 

1966 

***

Утихла бомбежка. Пожары, руины.
И черная гарь поднималась кругом.
Утихли орудия, кончились взрывы.
Умолкла и песнь автоматная днем.

И враг отступал, враг бежал, что есть силы.
Он в панике все, что взять мог, побросал.
И шли пехотинцы. Устали, но жилы
Свои выжимали, чтоб враг отступал.

Еще бой закончен. Разбили фашиста.
Погнали из дома к Берлину его.
И в этой разрухе судьба пехотинца.
Кровавым бинтом обернула всего.

Он как миллионы уехал на фронт.
Был ранен не раз, и однажды в палате
Соседа он встретил, спросил он его:
"Что знаешь о доме? Что там, в Ленинграде?"

Сосед замолчал на минуту, осекся.
А после поведал большую беду.
Что от бомбежек весь дом их разрушен.
Жену и детей не спасли… В сатану

Солдат превратился. Поправил здоровье,
А после на фронте, он рвал до конца,
Свинцом поливая фашистскую гниду,
Он резал ножом, видя сына-юнца.

Он видел дочурки взрослеющей образ
И милый, желанный женушки лик.
За каждую капельку крови, за волос.
Он, страха не ведая, шел напрямик. 

Награды украсили грудь у солдата.
Но только… Не нужны они для него.
Ни дома, ни комнаты, ни крова, ни хаты. 
И в жизни родного совсем никого.

Один. Да, один. И лишь ненависть эта.
Ко всем, кто на землю родную пришли.
Разрушили мир и покой… За все это
Он рвал их, седея. Он рвал на куски…

И вот…Та весна сорок пятого года.
Уже по Германии гонит врага.
Но вот бой закончен. Привал. Взрывы где-то.
Но… Что это? Будто послышалось… ДА!

Услышал солдат средь развалин постройки
Что плачет ребенок, младенец совсем.
Хотел обойти. Но не выдержал что-то.
И целью задался ребенка найти.

Он, руки сдирая по острым каменьям,
Занозы сажая от досок, брусков.
Искал, шел на голос. Тот плач – словно пение
Напомнило что-то и звало его.

И вот, среди хлама и рухляди разной
Советский солдат к лучам солнца извлек
Какую то тряпку, вот он, долгожданный
Младенца укутавший грязный кулек.

И однополчанин сказал жестким тоном:
«Убей! Это немец! Он станет таким!»
Солдат на мгновение задумался… «Нет уж!
Вот этот ребенок – он станет другим!

Он только родился. Младенец безгрешен.
Да как же так можно на свете?
Убить неповинных младенцев, детей?!
Ведь сын за отца не в ответе!»

****

http://www.stihi.ru/2016/02/17/8863

Руслан Оздоев