Сельскохозяйственный Крым вырывается из украинского болота — мнение

Главное крымское впечатление этого года — комбайны. То тут, то там по шесть в ряд они проплывают по чернозему, собирая золотую пшеницу, которая теперь повсюду.

Западная Таврида, еще в 2016-м выглядевшая немного неприкаянно, стала чем-то напоминать Кубань.

У аграрного переворота есть вполне прагматические причины. Первая — вода. После того как Украина перекрыла днепровские каналы, по-настоящему окупают себя только засухоустойчивые культуры. А сады и бахча находятся под постоянной угрозой остаться без живительной влаги, поэтому все больше хозяйств отдают предпочтение пшенице.

Второй мотив — денежный. Арбуз, персик, черешню ты можешь продать, а можешь и не продать (они рискуют вообще сгнить на жаре). На муку спрос есть всегда. Я осмелился украсть с поля один колосок, раскатал его в руке, попробовал зерно на вкус и вместо ожидаемой мягкой клейковины почувствовал угрожающее целости зуба ядро.

Это пшеница твердых сортов — климатически притязательная, дорогостоящая, идущая на хлебные изделия высшего сорта.

Лишь Таврида и Кубань на нынешней территории России годятся для ее выращивания, а значительная часть урожая традиционно уходит на экспорт. Каждый год после воссоединения он наращивается.

В этом нет ничего необычного и неожиданного. В древности весь запад Крыма рассматривался как «хора», то есть зернопромышленная область Херсонеса Таврического. Керкинитида (Евпатория), Калос Лимен (Черноморское) были крепостями, прикрывавшими обширные поля, которые возделывали трудолюбивые эллины, бравшие за зерно хорошую цену в Афинах и других столицах античного мира.

Если курортам Тавриды меньше 200 лет, то местному зерну — тысячелетия.

Когда в России обсуждались экономические перспективы полуострова после воссоединения, то одни представляли Крым исключительно как курортный регион и обещали вывести счастье и комфорт на новый уровень. Противники пугали тем, что Москва будет «кормить очередное захолустье».

И мало кому пришел в голову самый естественный сценарий: возвращение в высокоразвитую цивилизованную страну высвободит всю энергию, заключавшуюся в Тавриде.

Аграрное возрождение полуострова продолжается, несмотря на санкции, чудовищно сковывающие инвестиции, транспортную изоляцию (которую, впрочем, скоро прекратит запуск Крымского моста), проблемы с подачей энергии.

Недавний блэкаут еще раз показал, что все пререкания с «Сименсом» вокруг газовых турбин возникли не на пустом месте: полуострову объективно необходима электрогенерация.

Крым постепенно выходит на органичную траекторию развития, Таврида вырывается из болота под названием «мы — курортные рантье». Оно десятилетиями засасывало крымчан. Сдать подороже зачастую убогое жилье, иногда незаконное и возведенное в нарушение всех санитарных, а главное, сейсмологических норм, построенное где-нибудь на лодочном гараже, продать бросового качества услуги, порой и вовсе обмануть простака — все это становилось нормальным для людей…

Украина — не первое в истории, но очень показательное (слишком уж рядом и наглядно) государство, проделавшее регрессивный путь от передовой индустриальной экономики (ракетные двигатели, вертолеты, воздушные грузовики) к охоте и собирательству (вырубка леса и сбор янтаря).

Для такой среды курортно-рентное сознание было чем-то само собой разумеющимся.

Но Россия — страна чрезвычайно интенсивного труда, длящегося не три-четыре, а 12 месяцев в году.

Мыслить «сезонами» тут нельзя. И мы видим, как крымчане — пусть и без энтузиазма, но весьма уверенно — перестраиваются на трудовой лад, как вместо былого сонного царства на каждом шагу встречаешь приметы напряженной и упорной работы. Похмелье закончилось, отрезвление будет долгим.

Освобождение от рентоориентированности и культа «сезона» важно еще и потому, что, если поклоняться, как идолу, нынешнему формату местного туризма, по большей части рассчитанного на весьма невзыскательного отдыхающего, конкуренции Турции и Египту Таврида не составит никогда.

Как курорту полуострову нужна генеральная реконструкция — обустройство пляжей и набережных, снос уродливых бетонных сооружений, убивающих виды и угрожающих массовой гибелью в случае землетрясения. Необходимо создание (на деньги от курортного сбора, раз уж его ввели) жесточайшей экологической полиции, чтобы остановить мусорный потоп, под которым скрылись склоны гор, побережья и открытые для прогулок леса.

В Крыму ближайшие лет десять нужно не строить, а сносить. Взгляните на чудовищное надругательство над видом на церковь Иоанна Златоуста в Ялте, знакомую по полотнам Айвазовского, — одного этого примера достаточно, дабы понять: здесь требуется бульдозер, а не кран.

Не следует фанатически замыкаться на цифрах — оставим «небратьям» разговоры о «пляжах, на которых никого нет». Умеренная пустынность пошла бы сейчас даже на пользу полуострову — это позволило бы начать его благоустраивать. В условиях, когда крымчане возвращаются к нормальной трудовой активности, «несезон» — не катастрофа.

В конечном счете развитие Тавриды — не набитые на проржавевших пляжах, как селедки в бочку, потные туристы, изнемогающие после вчерашнего несвежего чебурека.

Будущее — это система национальных парков, зон отдыха, заповедных и музейных участков вдоль берега, на территории которых проживает минимальное количество людей.

Хорошие дороги должны соединить эти приморские пятачки со спальными районами, которые можно оборудовать чуть в глубине полуострова.

Много предстоит изменить и в крымском музейно-археологическом деле. Речь идет не только о новых раскопках, но и о том, чтобы великолепные находки не оказывались в полузасыпанном состоянии лишь потому, что за ними некому следить, а у государства нет денег. 

Таврида гораздо интереснее того, что сообщают о ней даже самые подробные туристические справочники. Это богатство еще предстоит открыть.