Назло Америке отморозим себе экономику?

Трехлетний опыт экономической изоляции показывает, что контрмеры, изобретаемые российскими властями, вредят стране больше, чем «козни Запада».

Россияне могут вновь поплатиться за амбиции державы.

Итак, неизбежное грянуло. У американского диппредставительства в России отбирают недвижимость и требуют от него сократить штат. Симметричный ответ — ведь у российского посольства в Вашингтоне кое-какие объекты изъял еще Обама. Это самое безобидное, что можно вообразить. Вовсе не симметричные меры страшны, а ассиметричные. Которые, видимо, тоже спешно придумываются и будут провозглашены, когда обновленный пакет санкций вступит в официальную силу.

Многие забыли, что главные западные санкции были введены отнюдь не весной 2014-го, по случаю Крыма, а только летом — из-за войны в Донбассе и сбитого пассажирского «Боинга». Соответственно, и контрсанкции, включая продовольственное эмбарго, были объявлены тогда же. Можем отмечать трехлетний юбилей изоляции.

Опыт этой трехлетки как раз и подсказывает, чего можно ждать сейчас. Новый американский санкционный пакет не столько углубляет те мероприятия, которые до сих пор проводились, сколько закрепляет их как постоянные и отменяемые лишь с большим трудом. Специально сделанные оговорки позволяют эти меры ужесточить. Но реальностью эти ужесточения станут только в том случае, если ответные меры окажутся такими, чтобы всерьез вывести из себя американский истеблишмент и общественное мнение. Конфискация американской дачи в Серебряном бору на такое не тянет.

Главным прямым последствием летних санкций 2014-го была необходимость срочно возвращать иностранные долги и искать новые источники кредитования взамен закрывшихся.

На 1 июля 2014-го внешний долг России (состоящий в основном из займов корпораций и банков) достигал $733 млрд. За последующие полгода он уменьшился до $600 млрд. Ведь график его погашения никто не отменял, а переодалживаться мешали санкции.

Но на этом драматический период и закончился. За первые девять месяцев 2015-го долг сократился уже не так радикально — до $537 млрд. Какие-то альтернативные источники кредитов были найдены и заработали. И с тех пор уже почти два года иностранный долг почти не меняется. Сейчас он составляет $530 млрд. 

Новый пакет санкций создаст добавочные трудности при кредитовании российских предприятий, но они не радикальны. По крайней мере, не станут таковыми, если обмен экономическими и прочими ударами не поднимется на новый уровень. А произойти это может только из-за кремлевских контрсанкций. Чем симметричнее они будут (ничто ведь не мешает ввести для американских фирм такой же ограничительный порядок кредитования в России), тем незаметнее окажется переход от старой версии западных санкций к новой.

Что же касается недопуска в Россию новейших технологий, то этот курс, во-первых, уже реализуется, а во-вторых, окажет пагубное действие не сразу, а в долгосрочной перспективе.

Поэтому оптимистичный вариант новой фазы российской экономической изоляции примерно таков: обмен скандальными заявлениями и дипломатическими уколами; небольшое добавочное удешевление рубля; плавный и скорее всего некритичный по масштабу отток иностранных инвестиций и уменьшение их притока. Вот почти и все, если наше начальство не начнет от обиды раскачивать лодку.

А вот если начнет, то посмотрим, к чему привело самое крупное его контрсанкционное мероприятие — эмбарго на ввоз продовольствия из стран-обидчиц, в первую очередь из ЕС. Преподносилось это как долгожданное благо, по глупости спровоцированное Западом и сулящее нам все прелести импортозамещения.

В последний досанкционный год, 2013-й, экспорт российского продовольствия составил $16,2 млрд. В 2016-м он достиг $17 млрд. Может быть, этот малозаметный рост все же какой-никакой результат импортозамещения? Нет. Российское сельское хозяйство почти бесперебойно растет с конца 1990-х. В нормальной деловой атмосфере увеличение экспорта было бы более значительным. Но импортозамещение открыло перед аграрными магнатами огромные источники доходов на внутреннем рынке. Зачем же заботиться о мировой конкурентоспособности своих продуктов? Ведь дома расхватают все, что дадут.

Теперь о продуктовом импорте. Да, в 2013-м стоимость ввезенной из-за границы еды была в 2,65 раза выше, чем выручка от экспорта продуктов, а в 2016-м — только в 1,45 раза. Думаете, мощный шаг к самообеспечению? Нет, банальный результат резкого падения импорта. Ведь нефть по сравнению с 2014-м подешевела вдвое, и возможности оплачивать ввоз каких бы то ни было товаров сильно уменьшились. До импортозамещения, в 2013-м, ввоз заграничной еды составил 12,6% от всего российского импорта (достигшего тогда $341 млрд), а в 2016-м — даже чуть больше, 13% (из $192 млрд). Импортозамещение вовсе не уменьшило потребности во ввозной еде. Сократились лишь возможности ее закупать. Причем, разумеется, повысились цены и снизилось качество продуктов — как привозимых непонятно из каких краев, так и выбрасываемых на рынок домашними производителями.

Может, хоть в этом, уже четвертом по счету «импортозаместительном» году что-нибудь изменилось к лучшему? Статистика есть только за пять месяцев, с января по май. Ввоз еды из-за границы за эту часть года ($11,3 млрд) превысил в 1,55 раза ее экспорт в другие страны ($7,3 млрд). Пропорция хуже, чем в 2016-м.

Даже на таком растущем и почти процветающем участке экономики, как сельское хозяйство, «импортозаместительные» контрсанкции исказили нормальное развитие, поддержали олигархические круги и нанесли материальный ущерб массам рядовых россиян. Чего же теперь ждать от «ответных мер» на других участках, с гораздо меньшим запасом прочности?

Только одного и надо сейчас желать: чтобы российские власти не стали вводить новые контрсанкции и вредить собственным гражданам.

Сергей Шелин