Записки странствующего фольклориста

Закидывать удочки, говорить судьбе:

Я тебя знаю, елочный огонек, зимняя муха.

Судьба наказывает просто так, одаривает ни за что,

Есть время собраться с духом,

Пока несут решето.

Если выпадет хлеб — будет и дом, и хлев,

И сундук, и жар в печи, на шкафу — виноград и лев.

Выйдет кольцо — под подушкой шкатулка, в шкатулке — желанье:

В теплой шубе в самый белый сугроб!

Девушки замерли в ожиданье.

Выпадет крест — значит, гроб.

Пока несут решето, есть время примерить любую долю.

Пока не сбылось ничто, наговориться вволю.

Печина — к печали: в голову, в печень — грусть и заботу.

Повернись ко мне, решето, лицом, кольцом, и сердечным дном!

Судьба накатывает просто так, как утренняя зевота,

Валит с ног вещим сном.

В зыбке по морю переполохов год до земли плыть.

Мама от рук своих не отведет глаз.

Мама прядет нить. Чтобы было на что жить.

Чтобы была рубашка, когда сын по земле пойдет

Своими ножками, дорогой долгой и дорогой.

Мама приходит с поля, достает пряслицу и прядет,

Привязывает веревкой зыбку к ноге. Качает ногой.

А смерть заглядывает в окно, птичьим глазом косит.

Жук в траве, видя птицу, падает на спину, будто сдох.

Думает: “Птичий бог, отведи, стороной пронеси!”

Знает, что мертвый не вкусен, для птицы плох.

“Серенький, — мама напевает, — придет волчок”,

И “за бочок ухватит”, — мама поет про страшные про дела.

“Будешь здоровым и сильным, — думает, — но о том — молчок.

Чтоб не спугнуть твое счастье, и так двоих не уберегла”.

“Будешь жить не так, как мы, хорошо будешь жить”, а поет о том,

Что уж скорей бы он умер — да, умер уж, взял его бес,

Что ее дитятко “под ракитовым под кустом” “лежит под крестом”.

Смерть думает: “Нечем здесь поживиться”, — и улетает за темный лес.

Расти-большая-хорошая-и-чтобы-не-было-ничего”.

Баенка плывет по земле сквозь череду и полынь

Мимо рыжих кур, коров, провожатых странствия моего.

Бабушка говорит: “Будешь теперь мне дочка” — и трет

Спинку во имя Отца и Сына натруженными руками.

С первого взгляда первого встречного кто разберет,

Со всеми его оврагами и сквозняками.

“Будешь мне дочка, Лена”, “…и не было ничего…”.

Баенка та остается со мной на внутреннем поле

Среди некошеных трав времени моего,

Горячего душа, чувства вины, ароматной соли.

“…ни страхов, ни переполохов”. Стою на границе мира,

Упираюсь руками в эмалированный таз.

Как многого мы боимся в своих уютных квартирах,

Как много работали те, кто жили до нас

В суровых домах. Сосны качают кроны.

Бабушка смотрит мне вслед и крестит издалека.

И я забираю душу ее в коробочку диктофона,

А свою оставляю в баенке, бабочкой у потолка.