Философ Гройс: Крах СССР был освобождением, и это дало возможность читать Сталина

Борис Гройс

Борис Гройс - крупнейший российско-немецко-американский философ и теоретик искусства.

Еще на факультете математической механики Ленинградского университета он занялся проблемами математической логики.

В 70-е годы он совмещал научную работу в ленинградских НИИ и на кафедре структурной и прикладной лингвистики МГУ с активным участием в деятельности культурного и литературного андеграунда, публиковался в самиздате и тамиздате.

В 1981 году эмигрировал в ФРГ, где занялся научной работой в области теории и истории культуры.

На протяжении всех этих лет его академическая карьера развивалась в различных университетах Германии и США.

В последние годы Гройс - профессор славистики в Нью-Йоркском университете и автор многочисленных книг и научных статей. Гройс также является куратором выставок, в том числе российского павильона на Венецианской биеннале.

Во время недавнего приезда в Лондон, где ему было присвоено звание Почетного доктора Института искусства Курто, с Борисом Гройсомвстретился Александр Кан.

Советский проект и отрицание прошлого

Би-би-си:В книге "Gesamtkunstwerk Сталин" [Gesamtkunstwerk - немецкий термин, обозначающий универсальное, всеобъемлющее произведение искусства] вы говорите о "советском проекте", как о проекте искусственном. Проекте, который идет не от природы, не от естественной эволюции общества, а как о некой заданной на интеллектуально-эстетическом уровне в русле авангардных поисков начала ХХ века концептуальной задаче. Подобного рода проекты - история знает их множество, и имя им "утопия" - как правило, остаются нереализованными. Почему советский проект удалось реализовать, и в какой степени его реализация отвечала замыслу?

Борис Гройс: Прежде всего, я думаю, что противопоставление это не стопроцентное, поскольку природа человека - тоже достаточно искусственная конструкция. Что же касается советского проекта, он в принципе отличается от всех остальных только одним: отсутствием частной собственности, господством коллективной и государственной собственности, как единственной. Такое предложение было сделано Платоном в свое время. И вы правы, к идее отмены частной собственности постоянно люди возвращались, но никогда не реализовывали. В советском проекте ее удалось реализовать.

Советский эксперимент показывает, что общество без частной собственности возможно, и такое общество может жить достаточно длительное время. Другое дело, конечно, что в советском случае это общество просуществовало, вероятно, недостаточно долго, чтобы мы увидели его внутреннюю трансформацию и закономерности, с ней связанные. Это общество трансформировалось несколько раз: от военного коммунизма к сталинизму, потом через де-сталинизацию к бюрократическому типу управления. Во что все это вылилось бы дальше, сказать очень трудно. Но в любом случае мне кажется, что это исторически был очень значительный эксперимент - он впервые показал, что в принципе такая форма государственности возможна.

Би-би-си: Вы также говорите о том, что отрицание прошлого - характерное для политики и эстетики авангарда и положенное в основу коммунистического советского проекта - не столь уж уникальное явление в русской истории. На том же строился и модернизационный проект Петра Первого. В этой связи возникает естественный вопрос: не являются ли консервативные, реставрационные тенденции путинского режима попыткой восстановить эту линию русской истории?

Б.Г.: Я бы этого не сказал. Такие повороты в русской истории, конечно, были. Но надо сказать, что и Петр Первый, и нынешний режим отличаются тем, что приспосабливают страну к уже сложившейся на Западе модели. Они делают это довольно крутыми мерами. Сейчас, конечно, далеко не такими крутыми, как при Петре, но в принципе модель, которая сейчас строится в России, - это все равно западная модель. Советский эксперимент был другим: он реализовывал модель, которая нигде не существовала. Но и она, конечно, пришла с Запада, она не пришла из России. Но она пришла с Запада как умозрительная модель, просто как возможность развития, которая на самом Западе никогда не была реализована. Так что в этом смысле советский проект, конечно, уникален.

Сталин как символ борьбы с бюрократией

Би-би-си: В связи с этим ключевую роль приобретает фигура Сталина, который, с одной стороны, - часть и двигатель коммунистического советского проекта, с другой, - воплощение великодержавных посылов и тенденций, которые всегда были присущи русскому обществу, в том числе и реставрационных, поскольку он по сути дела реставрировал Российскую империю.

Не с этой ли двойственностью связана непреходящая популярность и притягательность Сталина (недавний опрос это опять подтвердил), как некого политического символа?

Б.Г.: Если посмотреть на смену эпох, то совершенно очевидно, что траектория движения всегда та же самая - реставрационно-реакционная, направленная на ликвидацию революционного импульса во имя сохранения революционных завоеваний. Это парадокс истории, который повторяется каждый раз.

Что касается фигуры Сталина, то, я думаю, нужно две вещи учесть. Прежде всего, русский народ, советский народ прошел через много лет запрета на имя Сталина. Крах Советского Союза был освобождением, и одним из знаков этого освобождения была возможность упоминать и читать Сталина. Сталин же был полностью запрещен. Все изображения, книги были в запасниках. Когда я на черном рынке доставал всякие запрещенные книжки Солженицына и прочее, то там же я доставал и Сталина. И для меня Сталин в этом смысле был в одном ряду с Солженицыным и Бердяевым. И я думаю, что моя книжка "Сталин" отразила это.

Когда в конце 60-х годов я в первый раз пошел в запасники Русского музея, куда еще особо не пускали, там картины Малевича висели рядом с портретами Сталина. И то, и то было в равной степени запрещено. Поэтому мне кажется, что имя Сталина, во-первых, символизирует свободу от десятилетий госконтроля, который цензурировал Сталина.

Ну и, во-вторых, что самое главное, - в народной памяти Сталин остался как человек, который репрессировал бюрократию, что неверно, конечно. Если вы посмотрите даже фильмы сталинской эпохи, то увидите, что они все направлены на критику бюрократии и зажима инициативы трудящихся. "Волга-волга" - самый яркий тому пример. Ощущение осталось, что "так им и надо", а то, что сам народ пострадал, он этого не осознавал в достаточной степени. Это вторая часть этого "протестного голосования": "Сталина на вас нет!" То есть, народ не хочет Сталина для себя, для себя Сталина никто не хочет, они хотят Сталина для других - для бюрократии и правящей верхушки.

Политика утратила смысл

Би-би-си: Вы пишете, что в XX веке исторический процесс утратил цель. Добиблейское цикличное время не восстановлено, а библейское, линейное, с утратой веры в бога и загробную жизнь, тоже потеряло смысл. В каком-то смысле это высказывание перекликается со знаменитой формулой Фукуямы о конце истории, но, с другой стороны, эта формула Фукуямы теперь полностью отвергается. Как вы можете это прокомментировать?

Б.Г.: Я думаю, что она отвергается только потому, что Фукуяма провозгласил некую победу демократии американского типа над всеми остальными системами, сказав, что именно эта победа демократии и является концом истории. То, что это не так, очевидно и понятно было с самого начала. Другое дело, что сама по себе политика утратила смысл. Проблема "конца истории" не заключается в том, что одна политическая система победила, а все остальные политические системы потерпели поражение. Конец истории заключается в том, что любая политика исчезла или потерпела поражение как таковая.

Чем сегодня занимается политика? Она занимается привлечением инвестиций, это единственная ее задача. Иначе говоря, политика, как на это указывал еще Маркс, полностью подчинилась экономике, полностью утратила свою автономию. И в ситуации глобализации, всеобщего господства конкуренции любая политическая организация выступает просто конкурентом экономической единицы. С этим связан страшный рост национализма, который мы наблюдаем. И если Фукуяма еще верил в американский империализм, то мы сейчас видим, как в самой Америке начинаются националистические настроения, и там происходят такие же процессы, как и в советском обществе 1980-х годов.

Общество устало нести бремя империи. В свое время это случилось с Англией, следующим был Советский Союз, теперь наступило время Америки. В этой ситуации глобальной конкуренции люди хотят выиграть, они не хотят тащить других и не хотят брать ответственность за других - это слишком тяжело. Поэтому мне кажется, что то, что мы сейчас видим, это развитие экономики, это развитие технологий и это постоянное приспособление - как отдельных людей, так и наций к этому процессу.

--------------------

М.П. Это конспект. Герои прочтут остальное - про авангард и прочее - по ссылке