Сталин и Грозный — исторические параллели

Интервью известного историка, профессора Игоря Фроянова, данное «Советской России»

«Царство без грозы, что конь без узды…»

— Игорь Яковлевич, накануне 60-летия Победы высказывалась мысль, что пришла пора, наконец, воздать должное и Верховному Главнокомандующему генералиссимусу Сталину. А как вы относитесь к идее такой запоздалой исторической реабилитации?

— Лучше поздно, чем никогда. Восстановить доброе имя того или иного исторического деятеля подчас очень непросто. Ведь история полна аналогий, а сравнение с великими предшественниками может показаться «некомфортным» для ничтожных наследников московского трона. Может быть, поэтому в исторической науке, как ни в какой другой, так много клеветы, наветов и злобных вымыслов, изготовленных под сиюминутный политический заказ. Особенно, на мой взгляд, не повезло двум крупнейшим фигурам русской истории: Иосифу Сталину и Ивану Грозному. Именно по отношению к ним потомки оказались столь же невежественны, сколь и неблагодарны.

Между тем заслуги этих людей просто неоценимы. Я утверждаю, что если Сталин трижды спас Россию, то Иван Грозный в свое время спас Россию в трех ее ипостасях.

— Это настолько противоречит устоявшимся взглядам, что давайте остановимся на этом тезисе поподробнее. И начнем со Сталина.

— По крайней мере две заслуги Сталина не оспариваются даже его врагами: победа над Германией во второй мировой войне (точнее, над объединенной Европой под предводительством Гитлера) и создание ракетно-ядерного щита в ответ на ядерный шантаж Соединенных Штатов в холодной войне. Это предопределило дальнейшее существование нашей страны как суверенного независимого государства.

Но была еще и третья победа Сталина, которая по достоинству не оценена нашими современниками: Сталин спас Россию от Троцкого и К*, которые вынашивали бредовые идеи мирового революционного пожара. Они собирались спалить Россию, использовав ее в качестве запала мировой революции и установить «новый мировой порядок» в виде «Всемирной республики Советов».

— То есть, в начале ХХ века Троцкий вынашивал те же самые планы, которые осуществили Горбачев и Ельцин в конце столетия?

— В принципе — да, но с различием конкретных обстоятельств. По существу, ведь тогда Троцкий и его единомышленники (как впоследствии Горбачев и Ельцин), пытались реализовать на практике один из вариантов «глобализации». Это прямо вытекает из троцкистской идеи «перманентной революции».

Сталин же, условно говоря, «национализировал» Октябрьскую революцию, осуществив план построения социализма в отдельной стране. И эта национализация сохранила Россию как субъект мировой истории.
Таким образом, в первой половине ХХ века трижды гибель грозила нашему государству, и все три ситуации требовали от правителя России колоссальной государственной воли, прозорливости и мужества для принятия правильного решения. И на этих трех перевалах российской истории Сталин действительно предстает как выдающийся государственный деятель.

— Да, получается как в известной притче. Чем отличается небесный Спаситель от земного? И того, и другого вспоминают в минуту смертельной опасности. Различие же в том, что, едва миновала опасность, о Боге забывают, а героя втаптывают в грязь. Отчего же народ так несправедлив к своим спасителям?

— Виноват не народ, а те, кто присвоил себе право говорить от его имени. Я имею в виду известного рода политиков, придворных историков и беллетристов от истории. Как я уже говорил, историческая наука во все времена была очень политизирована и зависела от господствующих политических взглядов. Поэтому не стоит удивляться, что в отечественной историографии конца XIX—начала XX столетий в основном был в моде либерально-западнический подход к событиям русской старины.

Беда лишь в том, что чужим аршином русской истории не измерить. Россия не Европа, к России и к русским правителям история предъявила совершенно иной счет. На нашу страну накатывались волны вражеских нашествий, то с юга, то с запада, то с востока. Причем каждое такое нашествие ставило вопрос: быть или не быть России?

По этой причине в средневековой Руси сложился совершенно иной тип общественных отношений: не «договорные», не «правовые», а — «служебные». «В службе — честь!» и «Служить до смерти» — вот принципы, которыми руководствовались все сословия средневековой Руси. А из гражданских прав у всех сословий было только одно неоспоримое право — сложить голову за свою Родину.

Русский же царь воспринимался лишь как первый слуга Отечества. И свою царскую миссию он рассматривал как служение Богу, своей стране и своему народу. Вот как это сформулировал Иван Грозный в своем втором послании князю Курбскому: «Ничем я не горжусь и не хвастаюсь и ни о какой гордости не помышляю, ибо я исполняю свой царский долг и не делаю того, что выше моих сил».

Далее в том же послании, опровергая клевету Курбского о жестокостях царя, Иван Грозный пишет о себе: «Никаких козней для истязания христиан мы не придумываем, а напротив, сами готовы пострадать ради них в борьбе с врагами не только до крови, но и до смерти».

И это были не пустые слова. Да, русские государи порой бывали суровы, но так же суровы они были в первую очередь к себе, к своей семье и к своим близким. Все подчинить службе — таков принцип. И даже родственные чувства не заслоняли этого принципа, государи русские в первую очередь думали о благе подданных, а не об интересах своих близких. Таков был царь Иван, таков был и Сталин.

— Вы, видимо, имеете в виду знаменитый ответ Сталина на предложение немцев обменять его сына Якова, попавшего в плен, на фельдмаршала Паулюса? Ведь Сталин тогда якобы сказал: «Я солдата на фельдмаршала не меняю».

— Я не знаю, была ли такая фраза произнесена дословно, — ведь немцы, говорят, просили в обмен на Якова не Паулюса, а попавшего в плен немецкого лейтенанта, родственника Гитлера. Но это детали, а смысл ответа Сталина легенда воспроизводит точно: ни родственникам, ни близким друзьям никаких привилегий по сравнению с другими подданными. В этом отношении Сталин продолжал традицию жертвенного служения России, заложенную еще царем Иваном Грозным.

Вот подобный, тоже очень характерный эпизод из далекого прошлого. Один из любимых опричников царя, Василий Грязной, по своей неосторожности угодил в плен к татарам. Татары запросили за него 100 тысяч рублей (по тем временам — колоссальная сумма) или обменять его на пленного татарского военачальника Дивея. В ответ на это царь Иван посылает Василию Грязному такой ответ: «Писал ты, что за грех взяли тебя в плен, так надо было, Васюшка, без пути средь крымских улусов не разъезжать; а уж как заехал, не надо было спать…». То есть — сам виноват, что попался, и нечего на Бога кивать.

А далее царь пишет, что уж так и быть, тысячи две он за него выкуп даст, а больше — ни-ни! Про 100 тысяч — и не думай! И то дорого, так как раньше за таких, как Грязной, по пятьдесят рублей давали.
Отдавать же татарского военачальника Дивея в обмен на своего любимца Василия Грязного царь Иван и вовсе не собирается, и вот почему. Царь Иван пишет: «И тебя ведь на Дивея выменять не на пользу христианству — во вред христианству: ты один свободен будешь, да приехав, лежать станешь из-за своего увечья, а Дивей, приехав, станет воевать да несколько сот христиан получше тебя пленит. Какая в том будет польза?»

Полное подчинение своей личности служению Отечеству — это давняя традиция русского самодержавия, и наиболее ярко она воплотилась в деятельности Ивана Грозного, Петра Великого и Иосифа Сталина.

— Однако вы сейчас назвали самые жестокие фигуры русской истории, которые у современного человека ассоциируются с массовыми репрессиями и беспощадным террором.

— Это происходит от подмены понятий «грозный» на «жестокий», которые не равнозначны друг другу. Прозвание «Грозный», на мой взгляд, применимо и к царю Ивану Васильевичу, и к императору Петру Алексеевичу, и к генеральному секретарю Иосифу Виссарионовичу.

Но быть грозным для врагов государства — это долг царский. Вот как об этом пишет царь Иван Васильевич своему политическому оппоненту Курбскому: «Как же ты не смог этого понять, что властитель не должен ни зверствовать, ни бессловесно смиряться?» И далее в том же первом послании царь Иван Васильевич пишет: «Ибо всегда царям следует быть осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими: добрым же — милосердие и кротость, злым же — жестокость и муки. Если же нет этого, то он не царь. Царь страшен не для дел благих, а для зла. Хочешь не бояться власти, так делай добро; а если делаешь зло — бойся, ибо царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения добродетельных».

Надо сказать, что именно те государи российские, которые так понимали свой долг и исповедовали принцип «противодействия злу силой», — вот именно эти люди, эти выдающиеся политические деятели оказались жертвами посмертных политических наветов. Они были оклеветаны и оболганы впоследствии историками либерально-западного толка.

И в первую очередь имена этих государственных деятелей нуждаются в исторической реабилитации. Эта реабилитации нужна даже не столько лично царю Ивану, сколько нам, живущим на переломе истории. Сегодня Россия вновь стоит на историческом перекрестке и решает: какую дорогу избрать? И от того, кого из исторических деятелей сегодня русское общество возьмет за образец — князя Курбского или царя Ивана, «иудушку» Троцкого или генералиссимуса Сталина, — зависит судьба России.

И ведь что примечательно — потоки грязи на Грозного или на Сталина, в основном, выливали их неблагодарные потомки. А большинство современников с пониманием относилось к их деятельности. Вот, в частности, что писал по этому поводу современник Ивана Грозного: «Не мочно царю без грозы быти: как конь под царем без узды, тако и царство без грозы».

Поэтому я полагаю, что в исторической реабилитации нуждается сам тип «грозного русского государя» — грозного для врагов и любимого народом.

А традиция подобного народного царя в отечественной истории начинается именно с Ивана Грозного и заканчивается Сталиным. Грозный и Сталин — это два маяка русской истории, которые отмечают начало и конец героического периода нашей истории — время, когда грозной для врагов стала сама наша страна.

— И все же, боюсь, репутация царя Ивана уже так подмочена кровью, что тут не помогут никакие ссылки на «историческую необходимость».

— Не понять ни той эпохи, ни личности самого Ивана без анализа событий предшествующих времен Ивана III и Василия III. На мой взгляд, мы имеем дело с единым историческим периодом, который датируется концом XV—серединой XVI века, вплоть до введения опричнины.

Между тем современные историки, в том числе заслужившие репутацию знатоков эпохи Ивана Грозного, пытаются разорвать живую связь времен. Один из них, например, утверждает, что только исследование второй половины XVI века позволит дать ответ на вопрос о «сущности репрессивного режима опричнины и значении террора с точки зрения исторических судеб страны». Это не так. Подобное хронологическое ограничение может дать все что угодно, только не правду об Иване Грозном.

В чем же общая основа периода, датируемого концом XV—серединой XVI века? В это время в нашей стране исключительно остро развернулась религиозно-политическая борьба, которая определила дальнейшую судьбу России.

Дело в том, что в 1471 году в Новгород по приглашению новгородцев прибыл на княжение литовский или, точнее, литовско-русский князь Михаил Олелькович. В его свите находился некий Схария. Вслед за Схарией приехали в Новгород и его единомышленники (Моисей Хануш, Иосиф Шмойло и пр.). Вот эти люди и посеяли в Новгороде еретическое учение, которое и в летописях, и в исторической литературе получило название «ереси жидовствующих». Впервые это определение, кстати, дал Иосиф Волоцкий, впоследствии причисленный Русской православной церковью к лику святых.

Эта ересь уже через несколько лет стала серьезной угрозой для всего российского государства.

— Неужели московское царство готово было рухнуть от одной только чужой идеологии? Похоже, наши пращуры были не очень-то крепки в своей вере.

— Не судите их столь строго. Потому что чуждая идеологическая начинка была подсунута им в привычной христианской упаковке. Не мудрено, что на нее попались многие простые священники, не искушенные в богословских тонкостях.

Вообще, историки не пришли к единому мнению — что же скрывалось тогда за «ересью жидовствующих»? Высказывались разные точки зрения. Некоторые авторы с гордостью писали, что на самом деле через Новгород в нашу страну проникало протестантское вероучение и что, таким образом, Реформация в России началась даже раньше, чем в Западной Европе. Мне такие утверждения кажутся большой натяжкой. Неверно и мнение, что якобы Схария в Новгороде просто проповедовал иудаизм. Эту ересь нельзя отождествлять с иудаизмом.

Я думаю, что прав был историк-эмигрант Карташев, который писал про «ересь жидовствующих» так: «Это было вольномыслие под еврейским соусом».

Но надо признать, что это было опасное по своей сути учение. Приверженцы ереси отдавали предпочтение Ветхому Завету перед Новым Заветом, отвергали Святую Троицу, не верили в божественную природу Господа нашего Иисуса Христа, смеялись над поклонением иконам, мощам и другим святыням, ополчились на монастыри и церковнослужителей. Словом, это была критика самих основ Православия с оттенком иудаизма.

— Да это просто какое-то сборище членов «Союза воинствующих безбожников»! Колокола они, часом, не срывали? Церкви не рушили?

— Нет! Как выяснилось позже, они метили выше — разрушить русское государство. Из «ереси жидовствующих» вытекали реформы, направленные в первую очередь на изменения традиционного государственного строя Московской Руси и в первую очередь отношений между церковью и государством. К концу ХV века главным нервом русского государства была неразрывная связь трех звеньев: самодержавия, церкви и православной веры. Стало быть, когда еретики целились в церковь, то всякий раз они наносили удар и по государству. Таким образом, объективно проповедь ереси должна была привести к разрушению всей политической системы русского общества.

Но вот ведь в чем дьявольская изобретательность этих людей: в своих целях они использовали великокняжескую власть, более того, публично они выступали за укрепление самодержавной власти!

— Ну, здесь просто напрашивается аналогия с перестройкой: «Больше социализма!» тогда кричали именно те, кто этот социализм больше всего и ненавидел. Кстати, подвижники «нового мышления» использовали тот же принцип: нападая на КПСС, они метили в Россию.

— Видимо, приемы идеологической войны мало изменились за последние 500 лет. Вот и тогда, пять веков назад, проповедники ереси в первую очередь стремились распространить свое учение среди духовенства — идеологических, так сказать, работников средневековой Руси.

Но именно эти-то попы и подвели своих иноземных патронов. Ведь идеологи ереси рассчитывали, что распропагандированные ими рядовые батюшки образуют некое подобие тайного общества и будут в тайне вербовать своих новых сторонников. При этом, чтобы не возбуждать подозрений, вовлеченным в ересь предписывалось на людях соблюдать все православные обряды.

— Ну, точь-в-точь — двоемыслие столичной интеллигенции накануне перестройки: прилюдно они истово исповедовали ортодоксальный марксизм, а в своем кругу, втихаря, сладострастно пересказывали друг другу передачи радио «Свобода».

— Тогда, полтысячи лет назад, иностранных конспираторов подвело незнание русской специфики: вовлеченные в ересь попы выболтали все тайны, как часто бывает на Руси, «по пьяному делу». Напились и, как выражается современник, «стали урекатеся», то есть спорить в присутствии непосвященных.
Понятно, что об этом вскоре стало известно новгородскому архиепископу Геннадию. Он отреагировал очень быстро — произвел дознание и оповестил об этом Москву. Но — тщетно! Москва молчала.

— Ну, все совсем как у нас в 80-е годы!

— Оказалось, что ересь уже успела пустить глубокие корни в московских верхах. Сам великий князь Иван III сочувствовал еретикам. Он даже перевел в Москву из Новгорода двух основных проповедников ереси, и, как сказали бы сегодня, назначил их на ответственные посты в центральном идеологическом аппарате: протопопа Алексея сделал протопопом Успенского собора — главного тогда, митрополичьего храма Кремля, а Дениса — протопопом другого кремлевского собора — Архангельского.

При этом для великого князя отнюдь не составляли секрета идейные шатания этих протопопов. Что касается Алексея и Дениса, то они просто-напросто изъявили желание «обрезаться», то есть даже формально принять новую веру. От этого шага их удержали главари ереси, резонно указав, что если случится дознание, то уж от такой очевидной улики отвертеться не удастся. Тем не менее Алексей в кругу своих единомышленников стал зваться Авраамом, а жена его — Сарой. И вот этот Алексей-Авраам стал служить в главном кремлевском соборе.

В это время в среде высшей кремлевской бюрократии уже образовалось целое еретическое сообщество под покровительством самого великого князя. В это сообщество входили: посольский дьяк (министр иностранных дел) Федор Курицын, невестка царя Елена Волошанка, видные представители московской бюрократии — дьяки Истома, Сверчок и другие, — а также князь Ряполовский — видный политический деятель того времени, и князья отец и сын Патрикеевы.

Эта группа еретиков вынашивала планы захвата власти, для чего они собирались посадить на престол Дмитрия — сына Елены Волошанки и покойного Ивана Молодого.

То был момент, который мог стать переломным для всей дальнейшей исторической судьбы России. Не случайно весьма осведомленный в некоторых исторических тонкостях современный историк Лев Поляков в своем фундаментальном труде «История антисемитизма» пишет: «В течение длительного времени было похоже, что благосклонность Ивана III распространялась на партию Елены и Дмитрия». А дальше Л.Поляков ставит очень характерный вопрос: «На каких путях в таком случае могли оказаться судьбы Святой Руси?»
Таким образом, в конце ХV века в спорах о догматах веры решался вопрос об исторической судьбе нашей страны.

— Но если действительно в нашу страну в то время был занесен извне идеологический вирус, то почему для этого был выбран именно конец XV века?

— А что это был за исторический момент — конец XV века? Это было время, о котором К.Маркс писал, что изумленная Европа обнаружила на своей восточной окраине появление мощного государства. То есть с этого времени Россия выходит на международную арену как мощная мировая держава. Естественно, наши европейские соседи занервничали и отреагировали, как умели. Именно с «ереси жидовствующих» начинается систематическое наступление Запада на Россию, которое попеременно принимало форму то «холодной», то — «горячей» войны.

И «ересь жидовствующих», на мой взгляд, была первым опытом информационно-психологической агрессии против нашей страны. Скажу больше, то была первая попытка взорвать Россию изнутри.

К счастью, в конце XV—начале XVI века еретиков удалось подавить. Это произошло, в основном, благодаря усилиям архиепископа Новгородского Геннадия и, особенно, настоятеля Волоколамского монастыря Иосифа Волоцкого. Они мобилизовали общественное мнение, подняли мощную волну протестов и недвусмысленно обличили Ивана III в попустительстве еретикам.

— То есть и тогда нашлись люди, которые сказали царю: «Иван, ты не прав»?

— Да, и я бы этих людей назвал великими героями отечественной истории, спасшими страну и народ.
Попутно тогда удалось разрешить и еще один важный для русского общества вопрос: какие меры использовать для борьбы с ересью? Мнения по этому поводу тогда разделились. Так крупный духовный авторитет Нил Сорский призывал вступать с ними в диалог и увещевать исключительно словом. Иной позиции в отношении еретиков придерживался архиепископ Геннадий, он требовал: «Только жечь и вешать!» После долгих колебаний Иван III поддержал последнюю точку зрения.

Таким образом, впервые на Руси был осуществлен принцип, что «ересь должна подавляться не словом, а силой». Словом с ней мало что можно было поделать, поскольку еретики очень искусно маскировались под православных. Жизнь, на мой взгляд, доказала правоту митрополита Геннадия и преподобного Иосифа Волоцкого. Ересь тогда удалось подавить.
«Дело кремлевских врачей»

— Однако окончательно ересь на Руси так и не удалось вывести?

— Увы, этот идейный вирус оказался очень живучим, а русский человек — доверчивым. И хотя в начале XVI века главные еретики были казнены, но с самой ересью отнюдь не удалось покончить. Еще очень много скрытых приверженцев ереси оставалось в высших эшелонах власти.

Ересь ушла в подполье и время от времени давала о себе знать. Причем буквально рядом с троном. Так при Василии III (сыне Ивана III) большую власть и влияние на государя приобрел Вассиан Патрикеев — видный приверженец «ереси жидовствующих». Он еще в прежнее правление, можно сказать, приобрел статус «жертвы политических репрессий», поскольку в наказание был вместе с отцом насильно пострижен в монахи и отправлен в один из заволжских монастырей. Что, впрочем, не помешало ему вернуться в Кремль при новом великом князе и стать его фаворитом.

Однако и на этот раз ересь была подавлена, а Вассиан Патрикеев решением соборного суда оказался в темнице Волоколамского монастыря, где, по-видимому, и умер.

Вскоре после этого очередного разгрома ереси Василий III скончался, причем при загадочных обстоятельствах. У него появилась болячка на «стегне» (бедре). Его стали лечить иностранные лекари и «залечили» до смерти. Во всяком случае, такое мнение сложилось у современников.

Создается впечатление, что смерть шла за государем буквально по пятам. Когда он уже больной возвращается в Москву, для него через Москву-реку наводят мост — и этот мост, по непонятной причине, подламывается как раз под царскими санями.

Непонятно также, почему, когда больной Василий III возвращается в Москву, туда уже собралось большое количество иностранных дипломатов и всякого рода иноземных гостей, будто кто-то заблаговременно оповестил их о грядущей княжеской кончине. После смерти великого князя возникла молва, что его отравили.

— «Дело кремлевских врачей»?

— «Дела» не было, но были загадочные смерти, «странные» случаи.
Начну с Ивана Молодого. Иван Молодой (сын Ивана III) страдал ногами. Лечить его взялся иностранный лекарь, некий «мистро Леон». После каких-то примочек Иван Молодой умер. Кому это было выгодно? Это было выгодно еретической партии Елены Волошанки, поскольку открывалась возможность посадить на престол сына Волошанки — юного Дмитрия.

Василия III, как мы уже говорили, похоже, тоже кто-то намеренно отправил на тот свет. Кому это было выгодно? Это было выгодно удельным князьям, которых поддерживали еретики. Мало кто сомневается в том, что мать Ивана Грозного Елена Глинская была отравлена. Кому это было выгодно? Это было выгодно Владимиру Старицкому и его матери, которые дружили с еретиками.

Летом 1553 года произошла новая «случайность»: нянька уронила в реку первенца Грозного — младенца Дмитрия, и он захлебнулся. Выгодно это было врагам Грозного.

А дальше все та же история: жена Ивана Грозного Анастасия отравлена, сам Грозный тоже, скорее всего, был отравлен (после его смерти ходили такие слухи), царевич Дмитрий погиб в Угличе при странных обстоятельствах. Историки допускают, что и царь Федор Иванович умер не своей смертью.
Не слишком ли много «случайностей»? Не охота ли это на московских правителей?
Но вернемся, как говорил летописец, «на прежнее».

Важно отметить, что к моменту воцарения Ивана Грозного ересь в московских верхах отнюдь не была истреблена, она лишь затаилась и ждала своего часа. После воцарения юного монарха вокруг него тоже продолжалась цепь загадочных «случайностей».

Сам Иван был венчан на царство в январе 1547 года, то есть спустя 1,5 года после достижения совершеннолетия (совершеннолетними тогда считались достигшие 15 лет). Значит, какая-то группировка была настолько могущественна, что целых полтора года этому сопротивлялась.

После венчания Ивана IV на царство в Москве последовали пожары, и есть свидетельства, что причиной их были поджоги. Возбужденная толпа, искусно направляемая подстрекателями, убила родственника царя боярина Глинского и направилась к Ивану — у молодого царя сложилось впечатление, что хотели убить и его.
Во время этого пожара чуть было не погиб очень близкий к молодому царю человек, выдающийся духовный деятель митрополит Макарий. Его сперва хотели укрыть от огня в тайнике. Но там, как пишет летописец, «был жар велик». Однако почему-то другие люди нашли укрытие в этом тайнике и «жар велик» для них оказался не помехой. А Макария стали спускать с кремлевской стены на веревках, веревки оборвались и один из самых верных сподвижников молодого царя едва не погиб.
Уж очень много странных совпадений.

— Если я правильно догадался, то «грозным» молодого царя сделали эти первые впечатления от «хождения во власть»? Царь ожесточился и стал карать направо и налево?

— Такая точка зрения имела место в отечественной историографии. У нее только один недостаток — она не имеет ничего общего с историческими фактами. А они свидетельствуют, что страдания народа, пожары, неустройства, загадочная гибель близких людей не прошли бесследно — на молодого царя все это действительно произвело очень большое впечатление. Даже много лет спустя царь Иван говорил об этом так, словно это было вчера: «И от этого вошел страх в душу мою и трепет в кости мои…».

Но вопреки распространенному историческому мифу юный царь не ожесточился и не озлобился. Дальше он продолжает: «…и смирился дух мой и умилился, и познал свои согрешения и прибег к святой соборной апостольской церкви и припал к Божию человеколюбию и к пречистой Богородице и ко всем святым».
И это не пустые слова: «…припал к Божьему человеколюбию», потому что в это время в молодом царе действительно произошел нравственный переворот и духовный подъем — об этом имеются многочисленные исторические свидетельства. Иван решил как царь «свести всех людей в любовь». Его душа была открыта добру и любви к ближним. Последовали «Соборы примирения», на которых все, даже заклятые враги, прощали друг другу обиды и объединялись для новой жизни.

Обратите внимание — это важный момент. Ведь когда и Грозного и Сталина сегодня мажут черной краской, то макают кисть в одно и то же ведро: и того и другого в наше время силятся изобразить параноиками и едва ли не буйно помешанными, которые, дескать, творили жестокости вследствие своей больной психики.

— То есть и Сталина, и Грозного сегодня стремятся посмертно запихать в психбольницу? В ХХ веке это называлось «карательная психиатрия».

— Да, и таким образом, стремятся принизить значение этих исторических фигур. На самом же деле, как я уже говорил, Иван Грозный был глубоко религиозным человеком и, исповедуя принцип христианского всепрощения, он очень часто «отпускал вину» даже своим самым заклятым врагам.

А карал он отнюдь не по личной злобе, а по суровой государственной необходимости. В это время рядом с царским троном вновь поднимает голову ересь, своим происхождением связанная с «ересью жидовствующих».

Именно с этой опасностью, помимо прочего, была связана и карательная экспедиция Ивана в Новгород, и политика «избранной рады» (кружка ближайших советников царя, стремившихся ограничить власть самодержца), и интрига, связанная с попыткой посадить на престол двоюродного брата царя — Владимира Андреевича Старицкого.

Именно при дворе Владимира Старицкого находили приют и убежище еретики. Там, по существу, образовалось целое еретическое гнездо, а дворяне Борисовы — родственники Владимира Андреевича по материнской линии — были видными деятелями ереси.

Вот перед лицом явной угрозы Самодержавию и Православию царь Иван восстал против своих бывших «друзей», которые, по всей видимости, тайно покровительствовали еретикам. И с этого времени царь Иван открыто и решительно встал на защиту трех святынь, на которые покушались еретики: на защиту Самодержавия, Церкви и Православия. И вся дальнейшая деятельность царя Ивана проникнута пафосом этой борьбы. И его репрессии, и учреждение опричнины невозможно понять, если не принимать во внимание борьбу Ивана Грозного за чистоту веры, за укрепление самодержавного, то есть независимого и суверенного государства, борьбу царя Ивана за Святую Русь. Это же царь Иван завещал и своим сыновьям («Духовная», 1572 год): «То всего больше знайте — православную христианскую веру держите крепко, за нее страждите крепко и до смерти».

— Какая-то на Руси сложилась печальная закономерность: как ни начнут у нас укреплять государственность, так непременно закончат опричниной и массовыми казнями.

— Введение опричнины было обусловлено тем, что царю пришлось бороться против разветвленного заговора, который пустил корни во многие поры русского общества. Особенно вовлечена в него была боярская верхушка и высшая московская служилая бюрократия. В этих условиях царю Ивану требовался охранный корпус, не зараженный ересью.

Что же касается масштабов «ивановских репрессий», то современные исследователи, исходя из «синодика опальных», сделали подсчет, и оказалось, что в «годы массового террора» было казнено около 3—4 тысяч человек. Для сравнения: в течение одной только Варфоломеевской ночи в Париже было истреблено более 2 тысяч человек.

Поэтому судить об отдаленной исторической эпохе надо исходя из понятий, привычек, представлений того времени.

— И в заключение, Игорь Яковлевич, как в дальнейшем сложилась судьба ереси в России?

— Видоизменяясь и приспосабливаясь, ересь, как антирусская идеология, затаилась в теле России и следы ее можно заметить и в последующие времена: и в Смутное время, и в окружении Петра I, и при дворе Александра I, и позже.

Только если в ХV веке это было «вольномыслие под еретическим соусом», то с ХVIII — уже под масонским соусом. Россия и до сих пор еще не наелась этим варевом…

«Советская Россия» N 84 (12699),четверг, 23 июня 2005 г.

<form action="http://subscribe.ru/group/chelovek-priroda-vselennaya/4647449/" method="get" target="_blank"><input type="submit" value="Источник"/></form>