Что происходит с ополчением Донбасса?

Касательно линии фронта и динамики боевых действий, за месяц ситуация принципиально не изменилась. Бои низкоинтенсивные, на наиболее отдаленных участках фронта, где нет европейских наблюдателей, штабистов и российских «кураторов» (в основном на Бахмутке и ближе к Мариуполю). Там, где наблюдатели и «кураторы» есть, вооружение не применяется даже в ответ на провокации противника.

Есть строгие инструкции командирам (вплоть до угроз тюремного заключения) исключить применение огня с нашей стороны. Доходило до неприятных абсурдных ситуаций — одного бойца в ЛНР, который на блокпосту стрелял из автомата в ответ на вражеские обстрелы, прокурор допрашивал: «На каком основании вы стреляли в украинских военнослужащих?» Парень был в шоке: «У нас же война». Ему отвечают: «Какая война, у нас давно мир, видимо, вам командиры не довели информацию».

На большинстве участков тяжелую технику отвели, где-то убрали орудия и менее 100 мм. Кое-где местные командиры и бойцы идут на хитрости и в обход приказов начальства проделывают с техникой некоторые манипуляции (уточнять не буду), чтобы иметь возможность обороняться в случае неожиданных прорывов противника. Что касается «военторга», тут ситуация двоякая.

Есть участки, где всю технику и отпускников вывели, а кое-где, наоборот, усилили. То есть оставили только подстраховку на участках, где прогнозируются наибольшие осложнения в случае вражеских атак.

Здесь можно назвать одну из причин того, почему оценки ситуации от ополченцев и наблюдателей иногда сильно отличаются. На одних участках фронта вся техника отведена, «северного ветра» нет, со снабжением плохо, еще и начальство свирепствует, не разрешая даже выстрела в сторону противника («У нас мир» — это особо негативно воспринимается, если тебя периодически обстреливают).

Здесь есть все поводы для недовольства и негативных настроений, в том числе в адрес военного и политического руководства. На отдельных участках фронта и снабжение лучше, и «военторг» есть, и даже техника кое-где на первой линии осталась. Тут, конечно, бойцы более оптимистичны и не верят, что их могут «слить».

Если говорить о немногих плюсах «перемирия», то это восстановление техники (почти всю уже восстановили) и постоянные учения, которые способствуют повышению воинского мастерства бойцов. Это наводит на мысли, что командование отнюдь не мыслит в рамках «слива».

Немалые расходы ГСМ (которые поставляются из РФ) и сам факт учений говорят о том, что ополчение как минимум держат в готовности отражать атаки противника. Противник тоже без дела не сидит: наша разведка докладывает об их интенсивных учениях и маневрах, никак не связанных с «мирным урегулированием конфликта».

Все тяжелое вооружение и войска, что были подведены в период сильного обострения в середине августа, остаются на месте, производится только ротация военнослужащих, стоящих в полях. Более того, на некоторых участках (на юге ДНР) противник в последние пару недель занял «нейтралки», т. е. оказался в более выигрышном положении.

Минусов «перемирия» существенно больше. Учения — это конечно хорошо и правильно, но мотивированных и идейных бойцов по сравнению с началом года (не говоря уже о «стрелковских» временах) гораздо меньше. При этом в «военном строительстве» проявляются худшие черты российской армейской бюрократии.

В основном это связано с тем, что курируют этот процесс «отпускники» не самые лучшие в своем деле — многих посылают сюда буквально в «ссылку». То есть это не лучшие кадры, все ценные специалисты нужны на «большой земле». Естественно, эти люди, несмотря на высокие звания и теоретические знания, проигрывают любому ополченцу, имеющему более чем годичный опыт реальных боевых действий.

Все без исключения командиры ополчения жалуются на жуткую бумажную волокиту, бесконечные отписки по любому маломальскому поводу. Стремление к армейской унификации и уставщине доходит до абсурда.

Например, начальство требует, чтобы бойцы носили одинаковую форму, хотя этой формы нет. Требуют даже сбривать бороды, из-за этого недавно в одном подразделении разгорелся нешуточный конфликт. «Бородачей» там было процентов 80% и это были «старики» — заслуженные бойцы, реально провоевавшие больше года. На требования сбрить бороды они ответили, что сейчас же снимаются с позиций и уходят — «воюйте тут сами».

После этого начальство от них отстало. Многие ополченцы, особенно из «стариков», по этим причинам стараются не появляться в штабах, даже избегают ротаций на передовых позициях, предпочитая «свободное» сидение в поле, куда штабники и «высокое начальство» почти не заглядывают.

Касательно шевронов «Новороссия», о чем были споры, могу подтвердить, что случаи принуждения были — мол, носить нельзя, так как это «неуставной» шеврон, и у нас тут не Новороссия, а ДНР. Где были ополченцы менее решительные для противостояния с начальством, шевроны снимали, а где-то не получилось, как в случае с «бородачами».

Один командир рассказывал, как достаточно грубо «отшил» начальство: «Я вставал и воевал за Новороссию, я не знаю, что такое ДНР». Эти эпизоды доказывают, что ополчение — это не безропотное стадо, которое подчиняется любым требованиям. Если дойдет до «слива», то вряд ли в этом удастся убедить тысячи вооруженных людей, проливавших кровь за свою землю.

Еще одним минусом «перемирия» является то, что на территорию ДНР и ЛНР возвращается много украинцев из числа чиновников, сотрудников силовых структур, прокурорских работников. Причем не просто возвращаются в свои дома, а занимают довоенные кабинеты и должности. Пока в основном ведут себя аккуратно, но в отдельных случаях уже начинают «качать права», проговариваться, что «тут Украина» и т. д., как, например, в той истории в ЛНР — «На каком основании вы стреляли в сторону украинской армии?»

Еще один тревожный признак — возвращается криминалитет и начинает возвращать утраченные в ходе войны позиции, на это жалуются, например, в Донецке, Енакиево, Алчевске (здесь после убийства Мозгового порядок сильно пошатнулся).

В ДНР продолжают также возвращаться областные чиновники из числа «ахметовских», это сильно раздражает граждан, которые видят в этом «ползучую украинизацию» региона.

По поводу снабжения ополчения. Ситуация с осени прошлого года лучше, однако есть две большие проблемы. Первое — снабжение в основном касается «общих» элементов в виде формы и обуви. Снаряжение и техсредства (которые мы закупаем ежемесячно), необходимые для ведения боевых действий, централизованно не поставляется, не говоря уже о таких вещах, как оптика или беспилотники.

Как и по-прежнему, везде плохо со связью — и с опытными кадрами, и с самими средствами связи. Второе — расхождение «бумажных данных» с реальной жизнью. К примеру, выделено прошлой осенью на батальон 300 бушлатов, которые якобы должны служить три года, или 300 комплектов формы на год.

Может быть, в мирное время для штабных служащих или караульных это подходящий норматив, а здесь ситуация просто несопоставима — за год были боевые действия разной интенсивности (в том числе в суровых степных условиях), так что форма изнашивается очень быстро, какое-то количество бойцов гибнет, многие поувольнялись (то есть ушли вместе с выданным обмундированием), пришли новые бойцы. И когда комбат просит у штаба обмундирование, там смотрят в бумаги и отвечают, что батальон полностью снабжен.

С зарплатами ситуация улучшилась, но есть, опять же, свои сложности. Зарплаты (в среднем по 15 тыс.) в основном тратятся на то, что недополучено от снабжения (форма, амуниция), прокормить семьи на эти деньги практически невозможно. Во многих подразделениях зарплат как не было, так и нет.

Самая большая сложность для некоторых подразделений (например, в «Призраке») в том, что часть бойцов может не быть в штате корпуса по разным причинам. Скажем, в подразделении официально значится 200 человек, а в реальности их 400. В итоге 200 бойцов половину своих зарплат отдают остальным 200 внештатникам.

Это наиболее часто встречающие проблемы с зарплатами и снабжением. Есть еще множество моментов, включая элементарное воровство на разных уровнях. Поэтому бодрые разговоры о налаженном централизованном снабжении я воспринимаю критически, потому что смотрю не на штабные бумаги, а на конкретных людей в окопах.

Касательно общих настроений в ополчении, то люди, конечно, очень утомлены отсутствием информации и непонятностью перспектив дальнейшего. Нам, российским добровольцам, в этом плане легче, у нас есть «российский тыл», а местным идти некуда, да и не многие хотят уходить со своей земли в неизвестность. Тем более у большей части ополченцев дома и семьи в оккупации и невозможность идти вперед бойцов деморализует.

Если бы республики заключили «перемирие» в границах бывших Донецкой и Луганской областей, если бы были исключены постоянные артобстрелы, ситуация была бы еще относительно терпимой в плане замораживания конфликта. Но в нынешних условиях существование населения и ополчения республик является невыносимым. Невыносимы не столько физические невзгоды, сколько психологическое состояние людей из-за непредсказуемости ситуации «ни войны, ни мира».

В ближайшее время напишу отдельно по другим вопросам, в частности по нашей работе со снабжением и положению дел с Первым военным госпиталем, который продолжает вести борьбу за существование. Что касается ситуации вокруг ГРУ ДНР, то она с тех пор, как я писал об этом, практически не изменилась и даже усугубилась. Большинство людей из ОПГ на базе этого подразделения по-прежнему на свободе и продолжают свои дела, в том числе «майор» Филиппова.

В ГРУ набрали много новых непонятных людей, получивших хорошее материальное обеспечение и лояльных начальству. Несколько дней назад пропала 19-летняя Валя Корниенко из гуманитарного фонда «Доброруссия», и многие данные указывают на то, что это похищение, к которому причастны люди из ГРУ. Мы используем сейчас все возможности, чтобы прояснить ситуацию и найти Валю.

В заключение отвечу на вопрос, который часто задают возмущенные граждане из двух лагерей — вечных оптимистов и вечных пессимистов. Как напишу что-то хорошее, говорят — как же так, ведь ты писал, что все очень плохо. Или, наоборот, напишу о негативном, другие возмущаются — как же так, ты ведь говорил, что все идет хорошо. Я никогда не писал, что «все плохо» или «все хорошо».

Дело в том, что происходящее в Новороссии нельзя охарактеризовать однозначно сугубо отрицательно или положительно. Читатели Эль-Мюрида, например, убеждены, что все происходящее на Донбассе — безнадежно плохо и ведет только к «сливу», а читатели Чаленко хлопают в ладоши в полной уверенности в бурном развитии ЛДНР и скором походе на Киев.

В реальности все намного сложнее, я бываю в самых разных местах и вижу порой взаимоисключающие вещи — одни ввергают в пессимизм, другие радуют и дают надежду. Поэтому сейчас разговоры про судьбу Новороссии пока преждевременны и бессмысленны. Ситуация зависла, но все обстоятельства говорят о том, что в любой момент она может сдвинуться — как в нашу пользу, так и в пользу противника.

Однако кроме ситуации на фронте есть еще обстановка внутри республик, которая находится в кризисе и являет порой совершенно недопустимые вещи. Их нельзя замалчивать, с ними надо разбираться, иначе мы потеряем доверие российского общества, которое продолжает поддерживать ополчение и население Донбасса.+

Александр Жучковский