Сбитый прицел

Разговор будет неприятным. С фамилиями. Но, наверное, без него не обойтись.

В позднесоветское время очень легко было отличать умного от глупого и хорошего от плохого.

"Умного" – это я про гражданский, политический, исторический ум – не про социально-психологический ум-хитрость ушлого карьериста. Антисоветчики – умные, искренние "советские патриоты" – дураки. Впрочем, в поздние годы "совка" дураки встречались только среди детей. Сегодня этим детям, минимум, по пятьдесят. С "хорошими" еще проще: сидел за антисоветскую деятельность – очень хороший человек. Лучший. С остальными еще надо разбираться, но эти-то точно – герои. Без кавычек.

Это был наш золотой капитал. И наша надежда. Это должно было бы стать пропуском в высшую власть постсоветского государства. В совет совести. Не стало... Но сейчас я не об этом.

Захватила ли этих людей общая деградация последней четверти века? Вообще говоря – нет. В своем подавляющем большинстве и сегодня они – образцы совестливости. Именно поэтому я так внимательно слушаю оценки Подрабинека, Буковского, Ковалева, Скобова, Санниковой... И именно поэтому так болезненно реагирую, когда вижу у них нравственный сбой. Впрочем, нужно сказать, что нравственно сбоят они редко, а в крупных вопросах – крайне редко. Совесть оказалась куда меньше подверженной эрозии, чем, например, талант художника. В чем-то не разобраться – это да, этого сколько угодно. Но назвать мерзость хорошим делом – этого, слава богу, почти нет. Почти.

Именно поэтому так важно не оставлять подвешенными эти "в чем-то не разобраться". Впрочем, мое предисловие затянулось.

Причиной этого текста стала атака на Алексиевич Скобова. Скобов не Кашин. Не Латынина и не Леся. Не Ксюша и не Невзоров. И даже не Бабченко с Пионтковским (я обещал фамилии). Здесь все серьезно. Здесь естественно ожидать различения хорошо и плохо. И уж точно не нравственной инверсии: обращение плохо в хорошо, а хорошо – в плохо.

Я уже писал, что "интервью", которое автор запретила публиковать, не читал – не счел возможным. Так что говорить о позиции Алексиевич буду только со слов Александра Валерьевича. И интересует меня здесь именно его позиция. По следующим вопросам: 1) Киев, 2) Бузина, 3) Язык, 4) Чечня, 5) Лугандон.

1) Киев. Точнее – Украина. Я уже писал много раз: гражданин страны-агрессора не имеет права критиковать страну-жертву. И здесь, и далее для пояснения мысли я буду использовать аналогию с Отечественной войной. Так понятней. Как бы звучала критика Сталина от немецких антифашистов году, этак, в сорок втором? Что, дескать, заградотряды – такое зверство. В самом деле – зверство. Но насильник не критикует изнасилованную. А мы все – коллективный насильник. Выходи из гражданства и критикуй на здоровье. Хотя и для этого стоит выбирать время. До крымнаша и я написал много правды, неприятной слуху украинских революционеров. Они тогда всё ругались на меня рупором Кремля и путинской подстилкой. Но это до крымнаша. После – всё. Рот на замок. Идет война народная. С нечистью. У них идет. С нами.

Это по жанру всей статьи Скобова. Теперь о частностях.

Как я понял, Алексиевич хотела нас образумить и что-то объяснить. Когда увидела – напрасный труд, разговор закончила. Но вещи, которые она говорила – они ведь такие понятные. Смотрите сами.

2) Бузина. Как бы вы отнеслись в том же 42-м году к убийству немецкого шпиона? Или агента? Стали бы обсуждать порочность любого насилия? А в 45-м?

Что тут непонятного? Я сам – противник любого насилия. Кроме любящего. Убийство (почти любое) недопустимо. Кроме случая, когда неубийство является соучастием в убийстве. Смертной казни быть не должно ни для кого. Но война – иное дело. А дальше нужны очень тонкие различия, очень тонкие различения. Сторонники убийств на такие различения не способны по уровню личностного развития. Поэтому вообще публичный разговор на эту тему почти никогда не возможен: потенциальные убийцы любое мое "почти" и "кроме" истолкуют как санкцию для себя.

Как я понял, Алексиевич сказала, что понимает мотивы убийц Бузины. А что тут не понять?

3) Язык. Когда гекачеписты развалили в 91-м году Союз, а беловежцы через четыре месяца оформили то, что сделали гекачеписты, вопрос языка стал внутренним вопросом Украины. Не будь крымнаша, об этом можно было бы говорить. С крымнашем – нет. До войны в советских школах учили немецкий. После – почти нет. Мы возненавидели язык Гете. И сделали это с нами немцы. С языком Пушкина на Украине всё то же самое. Мы это сделали своими руками.

4) Чечня. Важнейший вопрос для нас. И то, что Алексиевич прибегла к такой аналогии, естественно – как еще объяснить идиоту? Ты-то сам вот что натворил из-за территориальной целостности? Чего же ты теперь пищишь?

Хотя, конечно, аналогия совершенно неточна. Чечня рвалась из объятий России почти двести лет. Россия много раз устраивала в Чечне кровавый ужас: и во времена Ермолова и Хаджи-Мурата, и депортация, и две чеченские войны после "демократической революции". Чечня – наш позор. Не современников Пушкина, а нас. Каждого лично. Ничего похожего на Донбассе нет. Это была не просто Украина, а самая процветающая часть Украины. "Донецкие" правили Украиной. Какой донецкий сепаратизм? Вы что – спятили? И, естественно, прав на Донбасс у Украины несравнимо больше, чем у РФ на Чечню. Но как это объяснить идиоту? Алексиевич попыталась так, как попыталась. Скобов увидел здесь объявление интересов государства выше интересов индивида. При чем это ЗДЕСЬ? Скобов не видит разницы между Майданом в Киеве и "Майданом" в Донецке? Так куда же проще! Киевский устроен гражданами Украины. Да-да, именно ими, а не спецслужбами США, как утверждают спецслужбы РФ. А донецкий "майдан" устроен спецслужбами РФ. Что тут непонятного?

Впрочем, это уже к 4). К Лугандону. Скобов всё здесь понимает. Но сочувствует донецким коллаборационистам. И не считает зазорным сочувствовать сотрудничавшим с Гитлером.

Это старая наша болезнь – "хорошие власовцы против плохого сталинизма" (вариант – "сталинизм хуже гитлеризма"). Родилась она из мечты, чтобы США наказала наших бандитов, потому что сами мы не можем. Детская мечта, но понятная.

Сочувствовать можно (и нужно) кому угодно. Вот Елена Санникова только что посочувствовала председателю Верховного Суда Лебедеву, который 33 года назад посадил ее и Феликса Светова. Объясняет просто: не посадил бы – не сделал карьеры. Милая история, и не поймешь: не то христианское всепрощение, не то стокгольмский синдром. Но всё равно – сочувствать надо. Надо уметь представлять себе внутреннее состояние любого человека: и насильника (ему же хочется), и убийцы (ну, ненавидит), не говоря уж о ворах. Это же очень просто – представить себе и посочувствовать. Но одно дело – сочувствие, другое – нравственная оценка. Гитлеризм был абсолютным злом. Очищенным злом. Рафинированным. Соработничество с ним было соучастием в абсолютном зле. Вообще говоря, с Лугандоном ведь почти тоже самое. Что с Лугандоном делать? А это не наш вопрос. Не наше дело. Наше – оттуда уйти.

А вот что наше дело, и наше важнейшее дело – это нравственные оценки. Проклинать сталинизм – нужно. У него нет оправданий – это факт даже не только нравственный, но исторический. Переходить от проклятий в адрес сталинизма к оправданию гитлеризма совершенно недопустимо. И здесь неважно – хвалит ли Путин Геббельса или Скобов сопереживает полицаям...

Потому что начав с такого оправдания мы уже не остановимся: так и пойдем вместо севера на юг. Собственно – мы ведь уже очень давно так идем. Люди, подобные Скобову, могли бы помочь нам развернуться. Должны были бы помочь. Но для этого им самим нельзя путать север и юг.

Ведь все наши беды с этого и начались: мы перестали различать синий и красный концы стрелки нравственного компаса.