Не хватает только шашлыка в кадре

Фильм с кратким и емким названием «Путин», анонсированный Первым каналом в качестве большого открытия в области документального кино, тем не менее откровением не стал. Даже удивительно - при том что Стоун не принадлежит к породе режиссеров-интеллектуалов - картина могла бы быть поизобретательнее.

Хотя бы, извините, формально: ведь форма, как известно, вещь коварная – иногда КАК важнее чем ЧТО; собственно это самое КАК порой может заменить собою ЧТО.

Шел в комнату, попал в другую (как говаривал Лев Толстой, собравшийся поначалу наказать «безнравственную» Анну). Но Анна, как известно, завела старого моралиста не совсем туда – или совсем не туда, выбрав свою собственную дорогу помимо воли своего создателя.

Герой Стоуна – будь Стоун внимательнее – тоже мог бы пойти «другим путем»: и тут, извините, потребно искусство интервьюера, его умение подловить момент, не растеряться, подтолкнуть к истине, поставить в тупик.

Даже если герой молчит, уклоняется: само молчание порой говорит о большем, нежели говорение.

Но – не случилось.

Путин как раз все время говорит, говорит, говорит – причем то, что говорил нам, россиянам уже сотни раз: будто смотришь нарезку из программы Время, смонтированные кадры паркетной хроники.

Фильм, если его можно так назвать, - трибуна одного человека, который повторяет старые мантры, лозунги, казенные уверения. И интервьюер ему не мешает, за собой не ведет, а если и слабо возражает – то только для того чтобы тут же согласиться или увести разговор в сторону.

То есть, строго говоря, это такое дружеское хоум-видео, посиделки старых друзей, которым встреча в радость, давно не виделись, ни дать ни взять на даче у одноклассника.

Толстый и тонкий: одноклассник хоть и выбился в люди, занимает большой пост, я тоже не лыком шит, хотя, конечно, мои достижения скромнее. Вот камера, снимай, жена (жена у меня хорошая, камера тоже ничего, дорогую брал, я себе ни в чем не отказываю), а ты садись вот так поудобнее и расскажи, как достиг таких успехов. Не стесняйся.

Не хватает только шашлыка в кадре на заднем плане и неизменного Петровича, который сбрызгивает этот самый шашлык уксусом да обмахивает лопаткой.

В общем, душевно, чего уж там.

Однако кино – это антропология, и режиссер в данном случае - исследователь неизведанного, человек, ставящий эксперимент не только на своем «объекте», но и на себе самом.

В идеале к концу съемок измениться должны оба: и если не кардинально (хотя всякое бывает), то хотя бы в чем-то. Что-то поняв в себе.

Конечно, это сложный случай: по всей видимости, «объект» и не собирался меняться. В таком случае задача режиссера показать как раз его неизменность, упорство, заблуждения, расхождение между человеком и его статусом.

Тот самый зазор, между которым можно было бы проскользнуть, создав образ.

Вместо этого Стоун решает чисто формальные задачи: ставит четыре камеры, ищет необычные ракурсы, сам сидит в кадре в растрепанном виде – очевидно символизируя своей персоной пришельца из свободного мира, явившегося к могущественному человеку за советом, как нам обустроить Мичиганщину и Оклахомщину.

Но к настоящему исследованию Власти ни четыре, ни десять камер, ни твой растрепанный или приглаженный вид не имеют никакого отношения.

Задача документалистики (ну в нашем случае)– показать объем, силу и слабость власти, ее место в большой Истории; показать ее носителя, в ком эта абсолютная власть персонифицировалась, как человека, а не символ, живое существо, а не иероглиф.

Боюсь, что Стоуну это оказалось не под силу.

Если он вообще ставил перед собой подобные задачи и в принципе имеет о них представление.

В принципе жанр фильма-интервью совершенно не предполагает ни позиции «снизу», ни тем более «сверху». Только полное доверие и растворенность в герое могут создать предпосылки если не для шедевра, то хотя бы для добротной картины.

Случаются, впрочем, и шедевры: 11 серий наедине в Лилей Лунгиной, «человеком в кадре», охватили собой и век-волкодав, и судьбу интеллигенции в СССР, и многое другое. Это процесс кристаллизации Времени, Хроноса: вербально-визуальный опыт воссоединение времен через личность, человека.

Мы не говорим о различии этих личностей, Путина и Лунгиной: вопрос в другом. В степени вовлеченности этой Личности (неважно, с каким знаком) в процесс Истории.

Собственно, это и есть феномен настоящего документального кино: одновременное присутствие человека в разных исторических реалиях, повествующего об этом здесь и сейчас.

И именно камера – если она в руках человека талантливого – отражает эти мельчайшие изменения, эту пульсацию времени.

С пульсацией, как уже было сказано, не случилось: Стоун вообще довольно топорный мастер, склонный скорее к плакату, нежели к пристальному наблюдению.