Последний аккорд Великой Отечественной

72 ГОДА НАЗАД В МОСКВЕ СОСТОЯЛСЯ ПАРАД ПОБЕДЫ

Дата 24 июня 1945 года – особый день для Союза ССР – страны, победившей фашистскую Германию и ее европейских союзников. В этот день верховный главнокомандующий, маршал Советского Союза И.В. Сталин своим приказом № 370, подписанным 22 июня 1945 года (в знаковый день вероломного нападения в 1941 году на СССР войск вермахта), в ознаменование победы над Германией в Великой Отечественной войне через два дня назначил проведение на Красной площади в Москве парада войск действующей армии, Военно-Морского флота и войск Московского гарнизона – Парада Победы.

Парад Победы транслировался по радио на всей территории Советского Союза, где в его населенных пунктах также отмечали этот знаменательный день. Но, к сожалению, память о праздновании этого дня по городам и весям советской страны почти не сохранилась.

Поэтому предлагаемый читателям рассказ переселенки в Крым из разрушенной войной Орловской области в 1944 году Александры Ефремовны Защук (в 1945 году ей было всего 12 лет) о праздновании первого Парада Победы в одном из небольших колхозов, находившимся в Альминской долине Бахчисарайского района Крыма, представляет большой интерес не только с точки зрения истории, но и изложения событий, осмысленных через призму детских воспоминаний и переживаний.

Нынешняя публикация является второй из серии рассказов А.Е.Защук о первых трудовых переселенцев в Крым 1944 года. Первый рассказ читайте здесь.

Заслуженный архитектор Республики Крым,
Почетный гражданин города Бахчисарая Валерий БОРИСОВ

Праздник первого Парада Победы

Александра  Защук

Вечерний спектакль школьников в честь первого Парада Победы вселил им надежду и уверенность в том, что они могут приносить радость своим односельчанам и скрашивать их тяжелую послевоенную жизнь. И почти до зари Верка с Нюрой обговаривали результаты спектакля и утро встретили, радостно предвкушая, что впереди будет что-то интересное.

Из-за горы брызнули солнечные лучи, обливая противоположную сторону долины в розовый цвет. Верка, натянув новое платье на худенькое тельце, мимоходом посмотревшись в висевшее на стене зеркало, скорчила рожицу — видимо, ей понравился ее вид, высунула язык и выпрыгнула за порог дома.

Босые ноги утонули в пушистой дорожной пыли. Серая дорога была покрыта темными круглыми рябинками. «Как оспой избита», — подумала Вера. — Видимо, это сделали дождевые капли, но откуда они?».

Удивленно посмотрела в чистое небо. Мохнатая темно-стального цвета тучка оросила землю редкими капельками дождя. Но капельки тяжелые, вот и сделали землю рябой.

— Куда, как опаленная, бежишь? – услышала она голос отца. – Занозишь или порежешь камнями ноги. Вернись, обуйся!

— Да коты[1] уже рваные, — ответила Вера отцу.

— Я тебе ночью сшил новые, еще на колодках висят, сейчас сниму.

Верке не хотелось возвращаться назад: в селе звучала музыка, и звонкие ребячьи голоса раздавались внизу села. Здесь, среди деревьев-абрикосов, расставили столы и скамейки. В котлах кипело варево. Председатель достал где-то вино.

В колхозе были переселенцы из Курской, Орловской, Брянской областей. В основном — женщины и дети, старики, старухи, а также приехавшие еще до войны с Украины. Пока женщины накрывали стол, щепетильно и ревниво подсказывая друг другу, как лучше и где поставить скудную пищу, в основном овощи и фрукты. Зарезали отбракованного барана, чтобы создать видимость богатого стола.

Мужская половина, не занятая на организации колхозного застолья, собралась около столба с репродуктором, ловя каждое слово, доносившееся из него, боясь пропустить начало парада, не успевая рассказать новые анекдоты, подкалывая друг друга, вызывая смех.

Вдруг в толпе прошел переполох и некоторое замешательство, на что Федор проговорил:

— Ба? К нам едет главный застольник Черного моря, — взрыв смеха.

К ним приближался дед Евмен, смущенно покашливая в кулак.

— Ну что, Федор, не надоело тебе языком молоть? – проговорил он.

Верка навострила уши, прислушиваясь, о чем говорят мужики. «Опять будут деда мучить шутками, подтрунивать над ним», — подумала она.

Была причина для шуток. Ранней весной привезенные и собранные по огородам запасы были съедены. Особенно трудно пришлось без соли.

— Живем в соляном краю, а соли нет, – говорил дед Евмен, приехавший с Брянщины с внуками. Но внуки со своими друзьями уехали учиться в ФЗО в Севастополь, и он жил один. – Поеду за солью на Сиваш, — из века в век туда ездили за солью чумаки.

Все слова деда принимали за шутку, ведь они жили в запретной зоне, кто его пустит? Но через несколько дней дед исчез. Говорят, в колхозе справку взял, что он колхозник, а в сельсовете не дают.

Прошло несколько дней. Тающий снег на горах, дожди и речка Альма разлилась по всей долине. Грязные желто-серые потоки неслись с такой скоростью, что даже по дороге нельзя было пройти. Волны сбивали с ног пытавшегося пройти в брод по дороге.

Прошел слух, что в соседней деревне с фермы ехал на бударке[2] ветеринар с сыном, все было спокойно, но только въехали в реку, как волна накрыла их, перевернув бударку.

Ветеринар с конем выбрался на сушу, а сына унесла волна. И теперь колхозники пришли к мосту, чтобы посмотреть на бушующую реку да убрать стволы вырванных с корнем деревьев, застрявших в сваях хилого моста да еще то, что встречал на своем пути бурный водный поток: бревна, бочки, остатки разрушенных сараев и даже целые туалеты. Все это мужики баграми вытаскивали на берег, чтобы не было затора, и мост не был разрушен.

Увидели бегающего по бугру деда Евмена, пытавшегося перейти по дороге к мосту, но очередная волна сбила его с ног. Подоспевшие два солдата вытащили деда из воды. На его шее висели снятые лапти, а на плечах — мешок с солью.

Толпа кричала и показывала им руками, где можно обойти поток. Под самой горой образовалась узкая расщелина, вода с ревом устремилась к ней. Образовался водопад, перепрыгнув его, можно было по валу пройти к мосту. Солдаты и дед пошли к расщелине и те стали уговаривать его перепрыгнуть водопад.

— Аст! Нет, прыгать не буду, я упаду в воду!

— Да мы не дадим вам упасть, будем подстраховывать.

— Я не буду, прыгайте сами. Я переночую здесь, а там, глядишь, и вода спадет.

Долго спорили солдаты с дедом.

— Вот упрямый козел, – проговорил один из них.

— А вы козлятки! – незлобиво парировал старик.

— Прыгайте! — Солдат прыгнул, протянув деду руку, тот, как под гипнозом протянул ему свою. Лапти с деда как ветром сдуло, они поплыли, а мешок нырнул в мутный поток и исчез в нем. Солдаты привели расстроенного деда к мосту.

— Ну что, Евмен, подсолил Черное море? А то оно пресноватое стало, — шутливо спрашивали стоящие на мосту мужики.

— Слава богу, сам домой добрался живой, отвечал на вопросы Евмен. – Вот отдохну немножко и опять в путь. Теперь я уже знаю дорогу, говорил всем неугомонный старик. — Будем с солью, не горюйте, а лапти пусть плывут в Черное море, а может, в другие страны попадут. Вот диковина. Ведь не в каждой стране отгадают, что это. Ведь в детстве я любил бумажные кораблики пускать, где это возможно было, а на старости лапти в Черное море пустил!

Все громко рассмеялись, и Евмен пошлепал босыми грязными ногами домой.

— Еще простужусь. Скорее домой...

В репродукторе что-то затрещало, заскрипело. Потом полилась маршевая музыка. И замолкла. Чертыхаясь, люди начали усаживаться за столы. Маленьких детей женщины усаживали на колени. Шумели.

— Да тише вы! – крикнул председатель.

За клубным зданием на площади выстраивалась колонна школьников. Знакомый учительнице офицер руководил им. Мальчишки были одеты в военные атрибуты школьного спектакля.

— Минька, ко мне! – прокричал председатель. Тот, сверкая голыми пятками, подбежал к нему.

— В углу конторы стоит переходящее красное знамя. Возьми его, негоже идти без знамени.

Тот быстро принес знамя, развернул его. Оно на солнце засверкало золотисто-алым цветом.

— Становись! – скомандовал лейтенант.

Двадцать ребят и девчат выстроились в колонну.

После слов «Шагом марш!» колонна появилась из-за здания клуба, направляясь вокруг столов сидящих колхозников. Их встречали криками «Ура!» и аплодисментами. Раздался громкий смех, в конце колонны шли совсем маленькие дети. Ковыляя, они не успевали за всеми, падали в пыль, ревели. Молодые мамаши старались схватить своих неудавшихся демонстрантов, а более пожилые горестно смотрели на марширующих школьников. Печаль горя лежала на их лицах.

— Господи, хоть бы не коснулась судьба их отцов и дедов, — шептали они. По морщинистым лицам текли слезы.

— Ну что сопли распустили, — прикрикнул председатель. – Сегодня Парад Победы там, в Москве! Радоваться надо!

Вдруг чистое жаркое небо пронзил истошный крик. За столом в окружении подруг билась женщина. У нее во время войны погибли муж и сыновья. Верка с Нюрой кинулись на крик подраненной птицы, но пока они продирались среди толпы, женщина уже не кричала. Немой крик искажал ее лицо, она тупо смотрела на проходящих школьников и вдруг запела:

— Там вдали за рекой/ Засверкали штыки/, В небе ясном заря загоралась./ Сотня юных бойцов /Из буденновских войск /На разведку в поля поскакала.

— Да не гражданская сейчас, уже Отечественная кончилась нашей Победой. Ты что кричишь, Ариша?

При этих словах Ариша отрешенно посмотрела вокруг, увидев печальные лица подруг. Услышала веселую музыку, льющуюся из репродуктора, стянула с головы платок, пышные косы змеями заскользили по ее спине. Махнув платком, закричала: «Музыку!» Пустилась в пляс. Подбежавший деревенский гармонист заиграл барыню, все кинулись отплясывать. Зазвучала балалайка.

Аршин мал алан, так звали сироту Вальку, застучал в бубен, с которым никогда не расставался. И деревенские уже привыкли утром вставать под звуки барабана и песни из известного кинофильма. Так и прозвали его — Аршин мал алан. Даже осла он приобрел, подражая герою кино.

Молодежь притащила патефон в клуб. Закружились в вальсе. Девушки принарядились: отгладили кофточки из парашютного шелка, юбки из плащ-палаток, сняли косынки, вечно закрывающие их лица, когда они на работе. Сейчас лица сияли белизной, ярко светились радостью глаза.

Фокстрот, падеграс, падекатр, полька, вальс – танцевали девушки с девушками в большинстве своем. Парней было мало, хоть на праздник приехали некоторые из города, и к вечеру ждали военных из ближайшей воинской части.

Девочки-подростки, подражая взрослым девчатам, тут же в кругу неумело танцевали – учились. А на улице все громче звучала задорная веселая музыка: барыня, лявониха, краковяк, камаринская. Слышался громкий смех. К Вере подбежала запыхавшаяся подруга:

— Скорей, иди смотри, что твой отец там вытворяет.

— А что? Ведь он не пьяный?

— Да нет. Там пьяных нет. Да и чем там можно напиться, всем не хватило, пока дядя Митя-пасечник медовуху не принес.

Прошмыгнув среди толпы, Верка очутилась на площадке, где лихо отплясывал её отец. Верка никогда не видела, чтобы он плясал, петь — пел, а плясать с его болячкой..? Но что творил ее отец – такой пляски никогда никто не видел. Все части тела были задействованы в танце. Вот он на голове, на спине, на руках, животе, ногах – вертится юлой в такт музыке.

Стоящие мужики и особенно мальчишки выкрикивали:

— Во дает! Во дает!!!

— А ты сможешь так? — обратился Толик к Мишке.

— Да ты что? Этому учиться надо.

— Да-да. Многое видел, но такой пляски не видел. Да и назвать его пляской нельзя, это какой-то танец, протянул председатель. – Ну, тихоня! – воскликнул он.

— Да, недаром пять девок наклепал, — съязвил тут же неугомонный Федор.

— Да и шестая наверняка на подходе!

Вера посмотрела на тут же стоящую мать, но ничего не увидела, только поправилась она за последнее время немного. Все громко рассмеялись.

— Ну, болтун, — подумала Вера.

— Вот родимец! Вот родимец! Как он это делает? Ведь до седых волос дожил, вспомнил молодость! – причитала бабка Мария.

Вдруг отец пружинисто подпрыгнул и встал на ноги. Позвал Веру и тихо проговорил: «Отведи домой». В его голосе чувствовалась не усталость, а какая-то боль. И тихонько постанывал, да так, что Вера, держа за руку отца, стона не слышала, он передавался через руку. Вера отвела отца домой, за ними с детворой пришла мать, когда собирала их, подошел председатель, спросил:

— Где же он научился плясать? Нет, танцевать, — поправил он.

— Это его собственный танец, — ответила мать. – Он в молодости его танцевал на свадьбах и других весельях, даже в другие села его приглашали.

— Артист! – проговорил председатель.

— Да не артист! Всю жизнь на тяжелых работах: строительство, полевые работы, молотобойцем в МТС, семья. Вот и нажил свои болячки, что в армию даже в обоз не взяли.

Больше Вера не видела пляски отца. А деревня гуляла. Вечером в клубе — молодежь. Вот и из части пришли солдатики. Более пожилые и детвора, взяв из дома скамеечки, уселись перед стеной дома пасечника. На ней висела большая простыня. Приехала кинопередвижка, показывала кино.

Яркая луна осветила долину, да так, что под ее лучами сверкала золотистым цветом утерянная солома на дороге. Свет мешал видеть происходящее на экране. На что недовольно сетовали смотрящие кино и киномеханик…

 Так колхозники Вериного колхоза встретили первый Парад Победы.

[1] КотЫ – самодельные тапочки (термин Орловской области).

[2] Бударка – в данном случае – по-местному, вид легкой повозки, брички.