22 июня

На модерации Отложенный 22 июня

другая война и Победа

  • Александр Орлов

 

3

 

Оценить статью: 2

 

 

 

 

Каждое 22 июня - начало войны. Оно у нас из года в год. Как из года в год в печати и на тв одни и те же вопросы. Можно ли было избежать войны? Все ли сделало правительство? Почему Сталин не верил донесениям разведки о дате нападения Германии? Была ли готова армия?..

Болезненные, бередящие раны вопросы. Мы никак не можем выйти за их круг. По сути, эти вопросы уже мало что могут дать как для понимания прошлого, так мало что дающие для мирного будущего. Вопросы, рождающие больше безысходности, неверия, бессилия, чем здоровых сил и общей готовности не допустить и мысли, что с Россией однажды можно будет заговорить языком оружия.

Чем была та война? Я открываю Юрия Бондарева, боевого офицера, прошедшего ад. Несколько страниц и вот уже вижу другое, чем бесчисленные кликуши и плакальщики десятилетиями вбивали в меня.

"По-мальчишески возбужденный боем, стрельбой, кучей горячих гильз, запахом раскаленной орудийной краски, взволнованно-обрадованный видом горящих бронетранспортеров, он совсем не ощутил большой тревоги, когда увидел на опушке леса танки. Он был цел и невредим, его расчет был цел и невредим, и он испытывал то чувство опьянения боем, ту приподнятую, отчаянную самоуверенность, какая бывает только в двадцать лет у людей жизнерадостных, – опасность скользит мимо, а ты очень молод, здоров, тебя где-то любят и ждут, и впереди целая непрожитая жизнь с солнечными утрами и запахом летних акаций, с синеватым декабрьским снегом в сумерках возле подъезда и теплым, парным апрельским дождиком, в котором отсырело позванивают трамваи за намокшим бульваром, – целая непрожитая жизнь, которая всегда представлялась праздничной, счастливой..."

И нет уже в душе ни неверия, ни двусмыслицы, ни парализующих страхов. Нет безысходности. Есть другое. Что сразу не передашь словами. И это другая война! В которой тоже есть всё - огонь, смерть, страх - но есть и главное - есть Победа...

 

      Владимир
Шаталов Сегодня в 07:03 Оценить комментарий:

Почему в начале войны РККА потеряла шесть миллионов винтовок из восьми миллионов имевшихся к началу войны?

«В нашей исторической литературе о войне не принято говорить о том, что супостаты уже со второго дня агрессии, а некоторые из них и с первого дня катались на советском бензине и солярке. Или, например, во многих исследованиях или несносной болтовне отечественной интеллигенции вечно присутствует «сюжет» о том, что-де в начале войны для солдат не было даже винтовок. Верно, только не «не было», а не хватало из-за внезапно образовавшегося дефицита, ставшегося прямым следствием этой самой якобы «необоснованной концентрации складов и баз в приграничной полосе», из-за которой прямо в начале войны РККА потеряла шесть миллионов винтовок из восьми миллионов имевшихся к началу войны! Знаете, как изысканно дипломатично и даже с некоторым налётом восточной витиеватости описал исчезновение шести миллионов винтовок главный военный историк современной России генерал армии М.А.Гареев? О, это ещё та «песня». «Так что винтовок хватало, - писал генерал Гареев ещё в 1995 г., - но, к сожалению, в исключительно сложных условиях начала войны они не всегда оказывались там, где были нужны»! (Гареев М.А. Неоднозначные страницы войны. М., 1995, с. 142.) И да простит уважаемый Махмут Ахметович некоторую вольность автору, но, ей-богу, без пол-литра не разобраться в этой красивой фразе! А ведь, между прочим, генерал Гареев описал реальный факт вредительства…

А в целом в приграничных военных округах было сосредоточено 75% всех ресурсов артвыстрелов, 84% мин, 80% винтовочных и пистолетных патронов, 96% патронов ДШК и 87% ручных гранат. Подавляющая часть этого боевого богатства, которое должно было обрушиться на врага, пропала. Одних только снарядов и мин, которые «максимально приблизили к войскам», было потеряно без малого тридцать миллионов единиц!!!

… К слову сказать, в мирное время на производство 38 млн снарядов различных калибров ушло практически три предвоенных года. То есть на ветер были выброшены не только три года работы снарядных заводов, но и всей промышленности по цепочке от добывающей до обрабатывающей…

Любопытно на этот счёт мнение маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, которое он изложил в своих мемуарах: «В непосредственном подчинении артснабжения находились и артсклады с боеприпасами. Кроме полутора боекомплектов, которые, как правило, имела каждая стрелковая дивизия в своих НЗ, на артскладах округа, построенных и ещё строившихся по указанию Москвы, хранились и продолжали поступать на хранение боеприпасы в количествах, которые на каждый год сообщались в ГАУ. Но предназначение этих складов ни артснабжение округа, ни даже ГАУ не знали. Они отвечали только за сбережение, правильное содержание боеприпасов и их сохранность. Распоряжаться же запасами в этих складах в мирное имел право только центр. Даже командующий войсками округа не мог вмешиваться в деятельность таких складов. Конечно, работники службы артснабжения понимали, что в окружных складах накапливается мобилизационный запас боеприпасов для войск, которые в случае войны будут развёртываться в данных районах. Но понимать – одно, а знать точно и конкретно – другое…

…Но началась война. И в первые же недели в острейшей форме встали вопросы обеспечения фронтов автоматами, винтовками, полковыми и дивизионными пушками, зенитной артиллерией, боеприпасами (прежде всего к миномётам и противотанковой артиллерии). Генштаб, естественно, тут же целиком переключился на удовлетворение этих нужд. Но по инерции мирного времени потребовал именно от ГАУ обеспечить фронты вооружением и боеприпасами. Но где нам было всё это взять? Наши запасы оказались довольно скудными, а поставки промышленности, которой ещё нужно было переключиться на военные рельсы, налаживались туго. Поэтому в первые месяцы часть стрелкового вооружения для фронтов Генштаб, например, вынужден был изъять из и без того небогатых запасов Забайкальского и Дальневосточных военных округов. А поскольку никакой системы очерёдности в снабжении тогда ещё не существовало, то к осени 1941 года всё то, что было в запасах центра, и то, что изъяли с Дальнего Востока, образно выражаясь, «съели» фронты.

Прямо скажу, столь остро вставшие вопросы обеспечения войск вооружением и боеприпасами для многих из нас явились прямо-таки неожиданными. Да, ресурсы оказались незначительными. Но почему? Разбираться в этом очень деликатном, к тому же сулившем большие неприятности деле мало кому хотелось». (Яковлев Н.Д. Об артиллерии и немного о себе. М., 1984, с. 54-55, 78-79.)

Отсидевший после войны, но ещё при жизни Сталина соответствующий срок маршал прекрасно знал, что к чему и потому описал всю ситуацию со снабжением достаточно прозрачными намёками. Особенно «умиляет» последняя фраза из процитированного отрывка: «Разбираться в этом очень деликатном, к тому же сулившем большие неприятности деле мало кому хотелось»…

Малейшая тень намёка на разбирательство автоматически привела бы к серьёзным обвинениям Тимошенко и Жукова именно потому, что это они должны были нести полную ответственность за случившееся. Ибо через пень колоду развёртывавшиеся в западных приграничных военных округах войска, при объявлении боевой тревоги за четыре дня до нападения гитлеровцев, не получили от них внятного распоряжения о выдаче боеприпасов, дополнительного вооружения и т.д. Они не получили такого же внятного распоряжения даже в момент, когда в войска уже пошла директива № 1. Как не получали подобных распоряжений различные склады и базы снабжения. Ведь основные склады находились в центральном распоряжении…
Это вина непосредственно Тимошенко и Жукова. Это именно они должны были инициировать немедленное решение вопроса о передаче этих складов в распоряжение округов. Эти склады, подчёркиваю это вновь, в подавляющем большинстве были центрального подчинения. А ведь ещё 18 июня Сталин санкционировал приведение войск первого эшелона в боевую готовность. Соответственно необходимо было решить и вопрос об обеспечении этих войск всем необходимым, прежде всего ГСМ и боеприпасами, то есть отдать распоряжения о подготовке к выдаче имущества или же просто начать его выдачу. Однако, если исходить из мемуаров великого Рокоссовского, который вынужден был сначала искать складское начальство, чтобы вскрыть склад центрального подчинения, то выходит, что начальство складов даже  центрального подчинения никакого оповещения или предупреждения не получило. За четыре дня!

Более того. Прежде всего, должен был быть решён вопрос о бронебойных снарядах для противотанковой артиллерии. Ведь знали же и Тимошенко, и Жуков, и другие, что главное в германском блицкриге – это массированное применение танков на острие удара. И в первую очередь надо было выбивать танки. Но именно этого и не случилось. Мало того что была устроена натуральная профанация противотанковой обороны в виде 3-4 стволов на 1 км фронта, так ещё и бронебойных снарядов чрезвычайно остро не хватало. А в это время склады с ними и другими боеприпасами либо захватывались врагом, так как наши откровенно их бросали, либо попросту в панике взрывались тоже нашими, не говоря уже об их уничтожении противником. И ведь эта ситуация была одинаковой во всех трёх основных округах, на которые пришлось 99% всей тяжести первого удара вермахта.

Вот где причина фигурирующих в отечественной исторической литературе о войне массовых случаев дефицита боеприпасов, а также отказа или даже запрета командования на местах выдавать боеприпасы и вооружение. В первые мгновения войны крайне редки были случаи, когда командование на местах, рискуя своей головой, по собственной инициативе, как это сделал великий Рокоссовский, вскрывало такие склады и забирало необходимое количество оружия, техники и боеприпасов.

Естественно, что когда гром грянул во всю мощь, то безоружные в большинстве случаев или же слабо вооружённые солдаты либо просто погибали, как говорится, ни за понюшку табака, или попадали в плен. Другие же в панике, нередко вполне сознательно инициировавшейся самим местным командованием, начинали драпать на восток, оставляя врагу не только территорию, но и все склады и базы. Вот так и пропадали мобилизационные запасы вооружений, боеприпасов и иное военное имущество. А ведь накоплено было более чем достаточно для того, чтобы сосредоточенные в западных приграничных округах войска смогли дать агрессору решительный и жестокий отпор. Увы, не вышло. И абсолютно естественно, что мгновенно в самой острейшей форме возник дефицит буквально всего. Констатировав этот факт, Яковлев сказал абсолютную правду. Кончилось это тем, что изъятие из скудных запасов Забайкальского и Дальневосточного округов вооружения и боеприпасов и их дальнейшее распределение по фронтам и армиям осенью 1941 г. осуществлял уже лично Сталин, решая и согласовывая вопрос чуть ли не по каждой пушке или танку в отдельности.

Процитированное свидетельство маршала артиллерии Яковлева ценно также и следующим. Очевидно, сам того не желая, хотя чем чёрт не шутит, быть может даже и сознательно, он показал, что возглавлявшийся Жуковым Генштаб потребовал именно от ГАУ обеспечить фронты и армии вооружениями и боеприпасами. А ведь те склады и базы центрального подчинения, о которых он говорил, находились в ведении того же Жукова и Тимошенко. Однако Яковлев, как новый начальник ГАУ, от них никаких распоряжений в отношении этих складов не получал. А сами они тоже никаких распоряжений не отдавали, свалив все проблемы снабжения на ГАУ и его нового начальника Яковлева. Ведь он же принял ГАУ от маршала Кулика только в ночь с 21 на 22 июня!»
(Мартиросян А.Б. 22 июня: Детальная анатомия предательства. М. 2012. С. 391-395.)

«Всем хорошо известно, что в первый период войны у нас не хватало даже винтовок. Однако мало кому известно, что в результате неуместно «стахановского» выдвижения — с санкции же Жукова — Тимошенко, ибо вдоль и поперек критикуемый за это Мехлис (в РККА он вернулся 21 июня) тут ни при чем, — складов материально-технического обеспечения ближе к границе, наша армия в первые же дни агрессии потеряла свыше шести миллионов винтовок из восьми миллионов имевшихся!

Когда в июле 1941 г. в СССР прибыл личный представитель президента США Г. Гопкинс, то Сталин собственноручно написал и передал ему 31 июля рукописную записку с перечислением особо срочных нужд СССР, где пунктом № 4 стояло — винтовки 7,62 мм! Вот во что обошлось преступное выдвижение складов ближе к границе — всего через 37 дней после начала войны страна, располагавшая перед 22 июня 8 млн. винтовок, лицом к лицу столкнулась с их острейшим дефицитом! Вплоть до того, что пришлось просить американцев! В заявке также фигурировали зенитные орудия калибром 20 или 25 или 37 мм, алюминий и пулеметы. Упомянутая записка до сих пор хранится в архиве президента Рузвельта». (Мартиросян А.Б. Трагедия 1941 года. М. 2014. С. 308.)

Так почему было выдвижение складов и баз в приграничную зону? Вот мнение специалиста по тылу. ««Итак, по мнению генерал-полковника Г.П. Пастуховского, который вкратце уже цитировался во втором томе настоящего труда, произошло следующее: «Перед оперативным тылом в мирное время ни теоретически, ни практически не ставились задачи обеспечения войск в ходе боевых действий начального периода. Считалось, что началу войны будет предшествовать угрожаемый период (или особый период в её начале), в ходе которого и будет планомерно развёртываться фронтовой и армейский тыл*.

Это, как известно не оправдалось. Соединения, части и учреждения пришлось отмобилизовывать и развёртывать в ходе внезапно начавшихся действий. На готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций. Варианты отмобилизования и развёртывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались**.

Это, в свою очередь, обусловило неоправданное сосредоточение и размещение в приграничных военных округах большого количества складов и баз с мобилизационными и неприкосновенными запасами материальных средств. По состоянию на 1 июня 1941 года на территории пяти западных военных округов (ЛенВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО и ОдВО) было сосредоточено 340 стационарных складов и баз или 41 процент их общего количества***. Здесь же размещалось значительное количество центральных складов и баз Главнефтеснаба и Управления государственных материальных резервов. Необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны. …В связи с быстрым продвижением противника на восток пришлось оставить или уничтожить значительное количество материальных средств».
(Пастуховский Г.П. Развёртывание оперативного тыла в начальный период войны. /ВИЖ, 1988, № 6, с. 18-25./ Звёздочками обозначены ссылки Г.П. Пастуховского на различные источники. «*» - означает ссылку на: 1941 год – Уроки и выводы. Изд. Военной академии тыла и транспорта. Л., 1987, с. 12. «**» - ссылка на тот же источник, с. 15. «***» - ссылка на: Тыл Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Ч. I. Изд. Военной академии тыла и транспорта. Л., 1963, с. 20-21.)

При всём уважении к авторитетному мнению такого высококлассного специалиста, как генерал-полковник Г.П. Пастуховский, невозможно не отметить, что в процитированном выше отрывке из его интересной статьи содержится и правда, и, скажем мягко, не совсем правда.

Во-первых, оправдывать отсутствие постановки перед оперативным тылом задачи обеспечения войск в ходе боевых действий начального периода именно ожиданием какого-то угрожаемого (особого) периода, в процессе которого будут планомерно развёртываться фронтовые и армейские тылы, как бы это мягче выразить, по меньшей мере, просто неуместно. Прошу извинить за резкость, однако она в данном случае более чем оправдана и потому целесообразна. Только абсолютно слепой и абсолютно безмозглый баран мог накануне войны не знать, не видеть и не понимать, что германский вермахт развязывает войну на основе блицкрига, основополагающим постулатом которого является, прежде всего, внезапность нападения. Это было настолько очевидным фактом, что уже в 1940 г. мудрая Академия Генерального штаба в специально разработанном «Оперативном словаре» прямо указала, что «современные войны обычно не объявляются – они просто начинаются в той или иной степени уже изготовившимися к действию противниками». (Оперативный словарь. М., 1940,с. 46.)

И, следовательно, если чего-то и следовало ожидать, так только внезапного нападения. Но никак не ожидать какого-то особого предшествующего внезапному нападению периода. Исходя же из того, что прозвучало в составленном полковником И.Х. Баграмяном докладе Г.К. Жукова и в заключительной речи наркома обороны С.К. Тимошенко на декабрьском 1940 г. совещании высшего командного состава РККА, ни того, ни другого к вышеуказанной категории не отнесёшь. Они прекрасно знали о стратегии и тактике германского блицкрига. Следовательно, вывод может быть только один. Отсутствие постановки перед оперативным тылом задачи обеспечения войск в ходе боевых действий начального периода вследствие некоего ожидания мифического периода, в процессе которого будут планомерно развёртываться фронтовые и армейские тылы, было умышленным, сознательным. Об этом, в частности, свидетельствует следующий факт. Как уже отмечалось ещё в первом томе, в конце мая 1941 г. Жуков наконец-то утвердил план работы разведывательных отделов приграничных военных округов. Согласно этому плану развёртывание их резервных агентурных сетей и необходимых для разведки баз снабжения на случай отхода было ограничено глубиной в 150 км. Проще говоря, это означало, что, по разумению Жукова, а, следовательно, и Тимошенко тоже, потому как такие вещи согласовываются между наркомом и начальником ГШ, дальше, чем на 150 км на восток, Красной Армии не придётся отступать. Это первая причина, почему «перед оперативным тылом в мирное время ни теоретически, ни практически не ставились задачи обеспечения войск в ходе боевых действий начального периода».

Вторая причина действительно состояла в том, что «на готовности и возможностях оперативного тыла отрицательно сказались и принятые в то время взгляды на характер будущей войны. Так, в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций». Естественно, что в таком случае «варианты отмобилизования и развёртывания оперативного тыла при переходе советских войск к стратегической обороне и тем более при отходе на значительную глубину не отрабатывались».

А вот тут-то как раз и «зарыта собака». Кто бы разъяснил, желательно вразумительно, на каком основании в то время господствовали такие взгляды на характер будущей войны, которые должны были отрицательно сказаться на готовности и возможностях оперативного тыла?! Что, с 1 сентября 1939 г. не видели наши «доблестные» генералы, как действует гитлеровский вермахт?! Или, быть может, ГРУ и другие разведывательные службы не обеспечивали их необходимой информацией о стратегии и тактике блицкрига, что у них в сознании царил только один взгляд на характер будущей войны – тот, который пропагандировал ещё Тухачевский?!

То, что генерал-полковник Г.П. Пастуховский назвал следующими словами – «в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций» - и есть однозначное указание на подготовку к немедленному встречно-лобовому контрвторжению/контрблицкригу по факту нападения! Просто уважаемый генерал-полковник описал это в терминах того времени – «глубокие наступательные операции». Вот и вся разница. Тухачевский играл на этом же.

Но если с Тухачевским и его концепцией всё более или менее ясно, то вот с какого хрена «в случае агрессии приграничные военные округа (фронты) должны были готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций» - не ясно! За исключением того, что в результате осуществлённой возглавлявшим «киевскую мафию» тандемом Тимошенко-Жуков незаконной, негласной и неофициальной полной подмены единственного официального плана отражения агрессии во всех его аспектах они готовились именно к немедленному встречно-лобовому контрвторжению/контрблицкригу по факту нападения. Потому нет и быть не может ничего удивительного в том, что сначала якобы «необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных причин больших потерь материальных средств в начальном периоде войны». А затем, «в связи с быстрым продвижением противника на восток пришлось оставить или уничтожить значительное количество материальных средств».

Ничего удивительного в этом нет и быть не может потому, что якобы «необоснованная концентрация складов и баз в приграничной полосе», в сущности, являлась одним из ключевых элементов подставы Красной Армии под разгром. Потому как подстава под разгром предполагает не только физическую подставу войск под разгром, их уничтожение и (или) их массовое пленение. Она предполагает и физическую подставу под уничтожение той части военно-экономического потенциала государства, которая позволяет даже в случае поражения в ходе первых сражений в кратчайшие сроки восстановить необходимые для оказания дальнейшего сопротивления врагу силы. То есть речь идёт об уничтожении мобилизационных запасов оружия, боевой техники, боеприпасов и т.д. Что у нас и произошло, причём не только потому, что «в связи с быстрым продвижением противника на восток пришлось оставить или уничтожить значительное количество материальных средств», но и прежде всего потому, что противник знал дислокацию этих складов и баз и абсолютно точно, с большим знанием их дислокации и особенно характера хранящихся там запасов либо бомбил их на уничтожение, либо же не бомбил, имея в виду их захват…

Так что «концентрация складов и баз в приграничной полосе» не была необоснованной. Она была очень даже «обоснованной». Почему – выше уже было указано. Остаётся только прояснить вопрос о «технологии» выдвижения складов и баз в приграничную зону и кто первым сказал «а» в этом вопросе. Сколь парадоксальным это ни показалось бы, Сталин и часто упоминаемый в этой связи Мехлис никакого отношения к выдвижению складов не имели. Мехлис не мог быть причастным, так как в РККА он вернулся только 21 июня, когда от него уже ничего не могло зависеть в этом вопросе – склады уже были выдвинуты в приграничную зону.

А Сталин до 22 июня вообще не занимался такими делами. Что же касается его взглядов на оборону и вытекающей из этого наиболее приемлемой схемы дислокации мобилизационных складов, то здесь следует сказать следующее. Сталин ещё в ноябре 1940 г. объяснил воякам, что «теперь, когда наши границы отодвинуты на Запад, нужен могучий заслон вдоль их с приведёнными в боевую готовность оперативными группировками войск в ближнем, но… не в ближайшем тылу». (Куманев Г.А. Говорят сталинские наркомы. М., 2005, с. 453.)

То есть, по мнению Сталина, могучие заслоны из приведённых в боевую готовность оперативных группировок войск нужны не у самой границы, а поодаль от неё! Из-за осуществлённой ими незаконной подмены единственного официального плана отражения агрессии главари «киевской мафии» сделали всё наоборот. Естественно, что дислоцирование мобилизационных складов и баз в сталинском варианте должно было быть и на самом деле было таковым, - вдали от границ, в восточных регионах приграничных округов. В варианте5 же незаконной подмены единственного официального плана отражения агрессии на преступный замысел немедленного встречно-лобового контрвторжения/контрблицкрига по факту нападения большая часть этих складов должны были быть выдвинуты.

При тщательном расследовании обстоятельств выдвижения мобскладов в приграничную зону выяснилось следующее. Формальным инициатором этого был приближённый к главарям «киевской мафии» командующий КОВО генерал-полковник Кирпонос. 29 апреля 1941 г. Кирпонос, начальник штаба КОВО Пуркаев и член Военного совета корпусной комиссар Вашугин направили Жукову жалостливое письмо, в котором говорилось: «По существующему плану мобилизационные фонды размещены почти полностью в восточных районах Украины. В западных областях совершенно отсутствуют мобфонды основных продуктов… Такое размещение мобфондов вызовет в мобилизационный период и в первые же дни войны огромные железнодорожные перевозки продфуража, чрезмерную загрузку железнодорожного транспорта и ставит под угрозу нормальное и бесперебойное обеспечение войск». (Млечин Л.М. Иосиф Сталин, его маршалы и генералы. М., 2004, с. 513.) К слову сказать, аналогичное размещение мобилизационных фондов в восточных областях Белоруссии было и в Западном округе.

Тут, правда, надо отметить, что в определённой мере обращение командования КОВО было обоснованно. Действительно, какую-то часть мобфондов следовало перебросить ближе к войскам, которые дислоцировались в западных регионах. Но не целиком, а только какую-то часть, причём не более 10-20%. Но Жуков, никак не оговорив, ни покилометражу, ни тем более по объёмам пределы перемещения мобфондов в приграничную зону, просто разрешил их передислокацию. Явно не без согласования с Тимошенко, так как это были склады центрального подчинения, и без его санкции подобное перемещение осуществить было невозможно. В результате в трёх основных приграничных приграничных округах на западной границе мобсклады были выдвинуты прямо в приграничную зону.

В России издавна известно, что не столько опасен просто дурак, сколько дурак с инициативой. Ну а если это и вовсе не дурак, а сознательно действующий человек проявляет такую инициативу, то, естественно, последствия будут самые негативные. Так оно и случилось. Что дальше произошло с этими мобфондами и складами – выше уже было сказано.

И напоследок к этой теме вот ещё что. Очень трудно избавиться от впечатления на грани убеждённости, что в действительности-то инициатором этой передислокации было всё-таки не командование КОВО, а тандем Тимошенко-Жуков. Но поскольку они свои головы берегли больше, чем безопасность всё давшей им Родины, они решили представить это дело как инициативу с мест. И поручили «своему человеку» Киропоносу выдать на-гора такую бумагу, а они сё одобрят. Так и сделали. И если обратите внимание на то, как Павлов каялся по вопросу о складах, то заметите, что вину за это он целиком взял на себя, поскольку ни от ГШ, ни от НКО, ни от них вместе взятых прямой письменной

директивы на передислокацию мобскладов не было. Было разрешение в ответ на просьбу КОВО, остальным явно в виде устных рекомендаций. Поэтому-то никого конкретно за это впоследствии и не расстреляли, а надо было бы…»
(Мартиросян А.Б. 22 июня: Детальная анатомия предательства. М. 2012. С. 389-391, 395-396.)