Анатомия пошлости или патентованная совесть нации.

Нобелевский лауреат по литературе Светлана Алексиевич — патентованная совесть нации, интеллектуалка с проставленной Нобелевским комитетом пробой — открыла рот и дала интервью информационному агентству Regnum.

В конце интервью она запретила его публиковать, обосновав отказ принципиальными расхождениями во взглядах с интервьюером. Но на сайте интервью все же было опубликовано. В агентстве сослались на то, что подлинность его может подтвердить аудиозапись, чем сделали всем нам большой подарок.

В интервью очень много хорошего. Это был совершенно показательный разговор с подсознанием «национальной интеллигенции», проявляющий всю суть этого позорного советского явления.

Лауреат Алексиевич, рассказывая интервьюеру то о Европе, то об Украине, наивно рассчитывала, что тот ни там, ни там никогда не бывал, а все сведения брал из «киселевской пропаганды». Это очевидно было частью ее представлений о «ватниках». Но в процессе диалога выяснилось, что собеседник жил в Италии и сам с Украины. Поэтому лауреат вдруг стала выглядеть неумелым врунишкой.

Многое было сказано предельно откровенно. О том, что нужно и можно запрещать русский язык, что можно и нужно попирать права человека, если он — русский. Давайте посмотрим на отрывок интервью.

— Вы говорите, что когда сто лет назад (по вашему мнению) насаждалась русская культура — это было плохо, а когда сегодня насаждается украинская культура — это хорошо.

— Она не насаждается. Это государство хочет войти в Европу. Оно не хочет жить с вами.

— Для этого нужно отменить русский язык?

— Нет. Но, может быть, на какое-то время и да, чтобы сцементировать нацию. Пожалуйста, говорите по-русски, но все учебные заведения будут, конечно, на украинском.

— То есть можно запрещать людям говорить на том языке, на котором они думают?

— Да. Это всегда так. Это же вы этим занимались.

На Украине сейчас насаждают местную культуру.Global Look Press / Serg Glovny / ZUMAPRESS.com

— Я этим не занимался.

— Россия. Она только этим и занималась на занятых территориях, даже в Таджикистане заставляла людей говорить на русском языке. Вы побольше узнайте, чем занималась Россия последние двести лет.

— Я вас спрашиваю не про двести лет. Я вас спрашиваю про сегодня. Мы живем сегодня.

— Другого способа сделать нацию нет.

Разговор также шел о том, что можно относиться к убийству с пониманием. 

— Жизнь на Украине стала беднее — это факт. И свободы слова там стало намного меньше — это тоже факт.

— Не думаю.

— Вы знаете, кто такой Олесь Бузина?

— Которого убили?

— И таких примеров сотни.

— Но то, что он говорил, тоже вызывало ожесточение.

— То есть таких надо убивать?

— Я этого не говорю. Но я понимаю мотивы людей, которые это сделали.

Могила Олеся БузиныФедеральное агентство новостей / Евгений Симутин

Много было сказано такого, что нам нужно прочитать, понять, выучить и детям объяснить. Чтобы не было никаких иллюзий относительно того, что они будут делать, если получат власть. 

Но это заметят все. А я хотел бы заострить внимание уважаемых читателей на том, что не так бросается в глаза, но очень-очень важно. 

Был в интервью один замечательный момент, который я сразу же выхватил именно потому, что не так давно в силу отцовских обязанностей, связанных с воспитанием, был вынужден сформулировать определение пошлости. В процессе выработки этого определения я внезапно понял некоторые страшные вещи о нашей интеллигенции. Но пришлось молчать, ожидая подтверждения страшной догадки. 

И вот оно произошло. 

— А что такое свободные люди?

— Ну, скажем, люди с европейским взглядом на вещи. Более гуманитарные.

Вы знаете, что слово «пошлость» не переводится дословно на другие языки? Во всех языках есть слово, близкое по значению. Пошлость переводится как «простонародность», «плоскость», «вульгарность». Но слова, отдельно отвечающего за это понятие в других языках, нет. Это русское слово. А значит для нас оно важно. Особо важно. 

Так вот, решая педагогическую задачу, как объяснить ребенку значение слова «пошлость», я все же создал пригодное для дальнейшей работы определение. 

Пошлость — это понятийная иерархическая неуместность. Это когда человек намеренно или нечаянно (в силу неспособности отличать высокое от обыденного) наделяет понятие или объект одного уровня свойствами и значением другого уровня. 

В качестве примера можно привести профанацию высокого. Например, профанацию любви. «Любовь — это четыре ноги под одним одеялом». Это и есть пошлость. Высокое понятие любви сведено к физиологии. 

Можно спошлить и в обратную сторону — сакрализировать профанное. Пример: «Смысл жизни, суть красоты, и совершенства можно постигнуть, только созерцая айфон».  Айфон — штука хорошая, кто бы спорил. Но придавать обычной бытовой вещи значимость священной - это пошло. Не так ли? 

Так вот ответ на вопрос «А что такое свободные люди? — Европейцы» — это пошлость. Лютая, позорная, дремучая пошлость. 

Здание Европарламента.Global Look Press / Sascha Steinach

У вещей, понятий и всего в нашем мировоззрении есть иерархия. Пошлость ее разрушает. Она разрушает ее неспособностью и нежеланием эту иерархию видеть и уважать. И тогда «миру не быть, а мне чай пить». Инженер человеческих душ ведет себя как торгаш или как палач. Айфон — центр мироздания. Любовь — восьмилапый крокодил. 

Пошлость — это бытовой случай подлости. 

Некоторые наши люди, среди которых попадаются и интеллигенты, все время пытаются перепутать пошлость с простонародностью. Дескать, у народа нет представлений о высоком, поэтому и говорят «подлый» — живущий на подоле, простой. 

Есть такая сказка об умной дочери. Она народная. Написана не европейцами, не нобелевскими лауреатами, не дворянами, а народом. Народом, который в лаптях и от сохи. 

«Занял брат у другого плуг и телегу, чтобы пахать. Ночью кобыла, на которой он ахал, родила. Брат его позавидовал и говорит: телега моя ожеребилась.

Пошли они к барину судиться. А барин и говорит: кто, мол, из вас отгадает три загадки, тот и жеребенка получит. Первая загадка: что на свете всех жирнее? Вторая: что на свете всех быстрее? А третья: что на свете самое мягкое?

Наутро они вернулись к барину. И старший говорит:

— Отгадал я загадки: жирнее нашей чушки нету, быстрее моего коня тоже нету, а самое мягкое — у моей жены подушка. 

Потом бедный стал отвечать:

— Самая жирная — мать-сыра земля, самая быстрая — мысль наша, самая мягкая — рука. На чем бы ни спал, а руку под голову кладешь. 

Барин спросил, кто кого учил. Старший говорит: жена. Младший говорит: дочка. 

И барин на дочке младшего своего сына женил. А старшего велел выпороть». 

Сказка эта — насмешка русского народа на теми, кто не умеет мыслить поэтически, кому недоступны абстракции. Для кого самое жирное на свете — своя свинья, а свобода — европейство. 

Вот такой у нас народ. Такая у него культура. Именно этот народ решил, что для понятия «пошлость» ему нужно отдельное слово. 

И когда наша «высокая интеллигенция» начинает претендовать на русскую культуру, что все от них, что с ними Пушкин и Гоголь, Чехов и Булгаков — это у них телега ожеребилась. 

Роман Носиков