Однажды на исходе «Оттепели»

Отрывок из романа

И опять я безработный. И зачем только я связывался с этой продувной советской торговлей?.. Три года угробил.  Хорошо, живым вырвался, на срок не нарвался…

В хитрой фирме - Запорожском СМУ треста "Днепромясомолремонт", где уже с год обреталась в качестве секретарши шефа Мария, запахло квартирами. Решили, что я срочно поступлю в это СМУ с тем, чтобы при распределении квартир легче получить большую жилплощадь.

Маня договорилась со своим начальником отдела кадров отставным гэбистом Стусем взять меня на работу инженером по снабжению! Но мое увольнение по позорной статье о недоверии и белый до рези в глазах военный билет никаких шансов не оставляли. Пришлось снова тратить две недели, терять паспорт, заводить у Сашки Гаманца новую трудкнижку, по которой я последние одиннадцать лет работал всего в двух местах – на "Днепроспецстали"  и на "Запорожстали". Конечно, снабженцем.

Другие вопросы трудовой биографии Мария как-то решила. В этих тихих "Рогах и копытах" я прокантовался месяца три -  почти весь июль, август, сентябрь и половину октября, как и договаривались, на престижной должности инженера по снабжению.

С первого дня меня кинули в командировку в Михайловку Херсонской области обеспечивать снабжение давно уже начатой там стройки маслозавода стройматериалами (СМУ курировало Запорожскую, Днепропетровскую и Херсонскую области и занималось строительством и ремонтом маслозаводов). Я отправил два грузовика с пиломатериалами, а сам решил плыть пароходом до Херсона  Между прочим, мой любимый маршрут. Я получил до фига денег под отчет и отплыл.

Пароход почему-то оказался с практически пустым вторым классом. Занято было всего три-четыре каюты. Но милая стюардесса лет пятидесяти поселила меня в четырехместной каюте с молодой парой. Им было лет по двадцать, а то и менее. Понимая, что им очень хочется уединиться, я слезно просил морячку дать мне место в одной из десятков пустых кают. Она категорически отвергла мои гнусные поползновения, веря в то, что чем больше пассажиров она напихает в одну каюту, тем меньше в Херсоне ей придется убираться, сдавая смену, да и моральный климат на вверенной ей палубе будет здоровым.

К моменту, когда причалили в Каменке, мы уже раззнакомились. А когда стояли в Никополе, я выловил припасы из своей авоськи и разложил их на столике. Ребята вынули, что было у них. По случаю незабываемого путешествия у них оказалась бутылка креплёного вина. В Никополе в буфет загрузили уйму пива, десятки ящиков со знаменитым "Никопольским". Так что я сбегал в корабельный буфет и принес полдюжины бутылок этого бесподобного пива. Дело уже шло к вечеру и мерный бархатный шорох июльской днепровской волны, разрезаемой нашим неутомимым дредноутом при полном штиле и поломанном судовом громкоговорителе (недоработка первого помощника) импонировала  тихой же беседе.

Так или иначе, но мы употребили и вино и пиво. Увидя непорядок, мой молодой попутчик пошел в буфет и принес тоже шесть бутылок  "Никопольского".

До глубокой ночи мы с ним по очереди ходили в буфет и всё пили и пили чудное пиво. Девушка, разумеется, пила для блезиру (плезиру?), так что основная нагрузка пришлась на наши мужские самоуверенные организмы. Но и девушка в конце немного опьянела и забыла, зачем попёрлась в это непредсказуемое плавание.

Конечно, не раз мы с попутчиком выходили искать гальюн, твердо  держась за дрожащие шатающиеся корабельные стены. Поминутно выскакивала “на свежий воздух” и дивчина.

Никогда в жизни я больше не пил столько пива. Вообще, для меня выпить кружку пива – целый подвиг. А тут!.. Да и опьянение от пива – вещь нешутейная. При ясной голове в вашей моторике наступает балетная лёгкость и порхательность, но добраться до гальюна бывает нелегко… Потом (а прошло уже более сорока лет!) никогда в моей жизни уже не было подобного пивного пира…

Утром, когда в девятом часу наш крейсер шикарно швартовался в Херсонском речном порту, мы на глазах у изумленной горничной выкинули в окно тридцать (!) пивных бутылок и одну винную.

- Ой, горе ж какое! – Причитала морячка, видимо, подсчитывая в уме свой ущерб.

И поделом! Если бы она не поступила по-свински, соединив нас в одной каюте, бутылок было бы поменьше, но они все достались бы ей, бедной труженице Совречфлота.

Самое удивительное, что я нашел в себе силы добраться до местного аэропортика, взять билет на ближайший "кукурузник" и вылететь в Михайловку. Добравшись туда не более чем за час, я разыскал нашу контору, где меня уже ждал прораб, оповещённый и озадаченный по телефону. Он накормил меня хорошим  обедом в колхозной столовке, доложил обстановку и отвёл на снятую для меня квартиру. Тем более, что уже было часа четыре пополудни.

Это оказался уютный частный домик буквально на берегу  Черного моря. Хозяева – престарелые, лет по девяносто, дед и баба приняли меня по-хохляцки радушно и предложили чего-нибудь поесть, но я наотрез отказался и попросил показать мне постель, так как, мол, устал с дороги. Мне выделили чистую, как принято в украинской глубинке, комнатку, где стояла широкая самодельная кровать с горой тугих подушек и пёстрых одеял. Я еле заставил себя принять летний душ в саду и сразу провалился в сон. Проспал до девяти часов следующего утра.

Утром добрейшая старушенция напоила меня, как моя бабушка в детстве, тёплым свеженадоенным молоком с мягким сельским хлебом, и я подался на подопечную стройку. Осмотр долгостроя занял не более получаса. Затем я был великодушно отпущен прорабом до следующего утра и побрел на море, которое лениво плескалось в конце улицы. На берегу было пустынно. Пяток куриц тоже лениво ковырялись в жухлых водорослях, некогда выброшенных прибоем. Желанных очаровательных купальщиц я не обнаружил. Окунулся. Полежал в трагическом одиночестве на песчаном откосе берега, поросшем жёсткой травой, позагорал. Потом  пошёл к старикам.

Дед ковырялся в винограднике, старушка закатывала помидоры. Ряд трехлитровых бутыльков громоздился на деревянном столе, уютно расположенном на веранде.

К вечеру и старики освободились от дел и освободился и стол на веранде. Быстро стемнело. Дед попросил свою половину нажарить яешни с салом и подался в погреб достать домашнего вина. Он принес его, опять-таки, в трехлитровом бутыле.

Белое домашнее вино оказалось прекрасным, а яешня в немалой чугунной сковороде – бесподобной. Мы прозаседали с дедуганом далеко заполночь. Небо было щедро усыпано крупными, как черешни, звездами. Победно сверчали кузнечики. Неумолимо пустела банка с вином.

Дед, кряхтя, опять полез в погреб. Я помогал ему налить вина из деревянного бочонка.

Оказалось, что у деда много таких бочонков литров по сорок, которые он третий год накапливает к возвращению из армии любимого внука. Таких покладистых сотрапезников дед заполучает очень редко. Поэтому мы долго ещё дегустировали нежнейшее вино, которое я условно  назвал для себя как "Стародедовское".

Наши с дедом полночные посиделки растянулись дней на пять. А затем я тоже на пять дней уехал в такой же небольшой черноморский городок Скадовск для получения каких-то труб.

Но и там я крепко хорошо провел время. Возвратясь, отметил, что машины с досками уже прибыли и разгружены. Шоферы купаются в море и ждут моих указаний. Я дал команду заводить, и сам поехал одним из зилков домой.

Первого сентября у нас милый семейный праздник – Ната пошла в первый класс. Класс!..

В сентябре же произошло заседание профкома, где распределили квартиры. Нам с Марией на четверых выделили две комнаты в четырехкомнатной квартире в новом доме на "Космосе". Ещё через неделю я взял расчет и зачем-то уволился с кайфовой работы.