Как было с Прибалтикой

Сегодня в протестной среде то и дело возникает вопрос: как с Крымом? Упоминать о нем или замалчивать? А если упоминать, то опять-таки – как? Как бутерброд? Как наш ответ козням НАТО? Как защиту соотечественников? Или просто как банальный грабеж? Гоп-стоп?

Проблема усугубляется тем, что сомнения в правильности оттяпывания Крыма оттяпавшими объявлено уголовным преступлением – посягательством на территориальную целостность РФ. Кажется до такого в истории ни один вор не додумывался: преследование вора есть посягательство на право частной собственности вора. Так что здесь у наших явный приоритет. Даже воровской закон, насколько мне известно, не объявлял украденное священной частной собственностью вора. Но что они воровали? Часы срезали? Смешно сказать...

Но дело не только в проблемах с законом. Не менее важная проблема – избиратели. Которые уверены, что крымнаш. И хотя сегодня этим уже не так счастливы (совесть-то у избирателей никуда не делась, да и ум, хотя и небыстро, яснеет после псевдопатриотической сивухи, в которой его искупали), но всё же настроение "моё, не тронь" еще очень сильно. И говорить про Крым правду – дело пока весьма опасное: не проголосуют. А что политику важнее голосов?

Опять-таки, как отказаться от участия в выборах в Крыму? Чисто физически –  как?

В общем, приходится или молчать, или нести ахинею – про неразрешимость проблемы и про самый честный референдум. В общем –  хитрить. В надежде, что, хоть хитрости эти и шиты белыми нитками, но найдется достаточно простаков, которые их проглотят. И надежд небезосновательных – в самом деле же, находятся...

И вот даже голоса стали слышны про мудрого Ельцина, который только потому и был избран президентом РСФСР (не РФ  –  РСФСР, не путать) в 1991-м году, в июне месяце, 12-го числа, что про проблему Прибалтики не говорил.

Это политический склероз. Но склероз хороший.  Потому что вспомнить про Прибалтику здесь как раз очень уместно. В самом деле, параллель прямая.

У меня, понятное дело, нет личных воспоминаний о событиях 1939-40-го годов, но думаю эйфория по поводу победного шествия коммунизма по планете тогда была большой. Еще в 70-х хватало радости по поводу расширения зоны коммунизма в результате той или иной революции  –  в Афганистане там, в Анголе или даже в Португалии. Не слишком бесшабашной радости, но вполне искренней. Что уж говорить про 40-й год? Защитили Прибалтику от фашизма, приобщили к социалистическому строительству, и прекрасно! Великолепно просто. Наконец-то дети латышских стрелков вздохнут свободно!

Отрезвление стало приходить не сразу. Но постепенно начало. В отношении восточной Польши (она же западная Белоруссия и западная Украина) –  вообще поздно, и не полностью даже сегодня, там тема сложная. А вот насчет Прибалтики как раз относительно рано. Там всё было гораздо однозначней. И, в общем, уже к середине семидесятых годов подавляющая часть интеллигенции захвата Прибалтики откровенно стыдилась. А к концу восьмидесятых стыдилась и просто бОльшая часть народа. И к стремлению Прибалтики к независимости относилась с большИм сочувствием.

Ни для кого не было секретом, что Межрегиональная Депутатская Группа, ставшая штабом демократической оппозиции Горбачеву, состояла по большей части из прибалтов, и работала на прибалтийские деньги.

 Это не воспринималось тогда, как предательство. И когда Ельцин после падения Горбачева в августе 91-го года первым своим декретом отпустил Прибалтику (сделав это, к слову, не просто импульсивно, но и крайне неумно), это тоже почти никаких сомнений ни у кого не вызвало. И уж точно не воспринималось как предательство (хотя в какой-то мере предательством и было).

В общем, позиция по Прибалтике политически Ельцина только укрепляла. И отнюдь не мешала, например, такому распатриоту, как Руцкой, Ельцина поддерживать. И наоборот, попытки силового подавления движения прибалтов за независимость (Вильнюс) политика Горбачева уничтожали. И это при том, что горбачевская позиция по Прибалтике во многом была взвешенней, разумней и в контексте существовавшей практики освобождения колоний гораздо цивилизованней.

Всем она была лучше ельцинской, кроме одного –  в ней было меньше стыда. Вот это здесь ключевое слово.

С самого начала присоединение Прибалтики вызывало не только видимую глазом эйфорию, но и невидимый стыд. И за сорок лет стыд этот проявился и стал видимым. А еще через десять лет, к 90-му году –  жгучим. И мы уже не думали о целесообразности и цивилизованности. Украденное жгло нас через карман. И мы были рады, когда оно выпало. Включая (за малыми исключениями) и тех жителей самой Прибалтики, для кого независимость обернулась серьезными личными потерями. Стыд всё перевешивал – и личные интересы, и великодержавные фантазии...

Естественно, то же самое произойдет и с Крымом. Воровать нехорошо. И со временем мы за всё заплатим. Полную цену. Как заплатили (а кто-то платит и сегодня) за Прибалтику. Как заплатили и платим и за западную Украину, и за Молдавию... Со временем нам станет стыдно и здесь. И думаю – гораздо быстрее, чем это было с Прибалтикой. Гораздо. Для историка это не вопрос –  азбука.

Вопрос в другом. Что делать протестным политикам? Врать и подыгрывать великодержавным настроениям избирателя? Молчать? Или резать праду-матку? Про воровство. Вот в чем вопрос. Здесь же идут споры.

Но вопрос этот простой. И политику настоящему, не встроенному в систему муляжу оппозиционера, а реальному политику, ответ на этот вопрос должен быть совершенно ясен: правду говорить легко и приятно.

Только под одним знаменем протестный политик может победить – под  знаменем правды. "Не врать!". Вот программа-минимум. И хотя сам сказавший про "не врать" не врать не может, лозунг его от этого силы не теряет. Единственный наш шанс – противопоставить их лжи свою правду. Как бы остра и колюча она ни была. Сумеем  - сумеем этим оружием победить всех. Будем его тупить, чтобы, упаси бог, не порезаться, останемся безоружными.

Врущий, лукавящий оппозиционер не лучше власти. Ничем не лучше. Совсем НИЧЕМ. Хотим быть  реальной альтернативой – нужно перестать врать СОВСЕМ. Нужно говорить ВСЮ правду. Включая горькую правду о наших же собственных подвигах в 90-е годы, и особенно – во второй их половине

Наши же, если можно их так назвать, политики, политики от интеллигенции, части правды боятся, как огня. Что и делает их "так называемыми".