«Великий кроткий большевик»

Имя Льва Николаевича Толстого неразрывно связано с русской революцией.

Недаром В.И. Ленин назвал его «зеркалом русской революции». Действительно, Толстой и в своих художественных произведениях, и в публицистических статьях, и в интервью нещадно критиковал, как выразился Ленин, «общественную фальшь» тронутого гниением дореволюционного режима.

Его гнев вызывали и бесстыдная роскошь узкой элиты, особенно отвратительная на фоне бедствий стомиллионного народа, который власть не единожды доводила до массового голода, и жестокость царских карателей, расстреливавших, вешавших и даже сжигавших заживо крестьян, выступавших против реформ Столыпина, и сервилизм некоторых иерархов официальной Церкви, из желания угодить властям земным закрывавших глаза на трагедию жизни народной, хотя кричать о ней – было их прямым христианским долгом. Но по сути, призывая к революции – слому всех оснований романовской монархии, а именно: самодержавия, официальной Церкви и принципа частной собственности, Лев Толстой в то же время энергично критиковал революционеров – за идеализацию и оправдание насилия и жесткостей, которыми изобилует любая революция. Толстой верил, что только путь ненасилия, общей любви может привести людей к счастью, свободной жизни без господ и рабов, на основе всеобщего труда для собственного и общего блага. Вероятно, он и сам в глубине души понимал утопичность этого проекта, но с тем большим энтузиазмом и даже ожесточением к оппонентам он его проповедовал.

Противоречивость личности Толстого и его творчества послужила причиной великого разнообразия мнений о них. Уже прошло больше 100 лет со дня его смерти, о нем написаны многие тома исследовательских работ, но идеи Толстого до сих пор продолжают притягивать внимание литературоведов, историков, философов. Что же касается темы «Толстой и революция», то она, естественно, приобретает особое звучание в год векового юбилея Великой Октябрьской социалистической революции.

25 мая нынешнего года в Институте мировой литературы в Москве прошли 12-е Весенние Толстовские чтения, посвященные теме «Толстой и революция».

От лица руководства ИМЛИ слово взял известный советский и российский литературовед и критик, главный научный сотрудник ИМЛИ, доктор филологических наук Петр Васильевич Палиевский. Он справедливо заметил, что большие культурные феномены иногда легче понять не через абстракции, а через мелочи личностного восприятия, и в свободной, непринужденной манере стал рассказывать о своих встречах с творчеством Толстого – от детских впечатлений, когда он впервые прочитал «Хаджи Мурата», до сегодняшнего его понимания, к которому он пришел в результате многолетней исследовательской работы. Особенно запомнился его рассказ о том, как он в 1970-е гг., выступая как представитель от Советского Союза на крупном международном форуме при ООН, посвященном Толстому как гуманисту, решил немного оживить свое выступление и подарил принимающей стороне фрагмент знаменитого Толстовского «дерева бедных». В Ясной Поляне у дома Толстого рос вяз, около которого отдыхали бесчисленные просители – крестьяне, ходоки, просто ищущие пропитания люди, пришедшие к Толстому. Его и прозвали «дерево бедных». Вяз пережил Льва Николаевича на 60 лет, но в конце 1960-х стал сохнуть и в мае 1970 года рухнул. Специалисты из московского НИИ, присланные в Ясную Поляну, по особой технологии обработали дерево, лишили его кроны, веток, «мумифицировали» ствол и превратили в своего рода памятник. А часть того, живого, дерева Петр Васильевич сумел добыть и привезти в Нью-Йорк.

Следующий доклад «Руссо русской революции: Лев Толстой и крестьянская революция в России начала ХХ века» делал автор этих строк (доклад был написан в соавторстве с кандидатом филологических наук из Уфы А.Е. Родионовой). Там речь шла о том, что в мировоззрении Толстого отразились чаяния и устремления русских крестьян, которые заставили их принять активное участие в революционных событиях и в Гражданской войне, а также о том, что отпечатки мировоззрения крестьян, отраженные талантом Толстого, можно найти и на различных институциях советской цивилизации.

Большой интерес вызвал доклад профессора Нанькайского университета Ван Чжигэна «Толстой в китайской революции». Профессор Ван Чжигэн обратился к эпохе возникновения коммунистического движения в Китае – к нулевым и десятым годам двадцатого века. Именно тогда выходят на политическую сцену будущий первый генсек Компартии Китая Чэнь Дусю и будущий второй ее генсек Ли Лисань. На это время приходится знакомство китайского читателя с творчеством Льва Толстого, причем сначала Толстой предстал перед китайской публикой как философ и лишь затем как писатель. В популяризации идей Толстого большую роль сыграли китайские коммунисты. Чэнь Дусю в 1912 году выступил со статьей о мировоззрении Толстого, а Ли Лисань даже переводил на китайский его труды. Китайским коммунистам и анархистам импонировали призывы Толстого свергнуть буржуазное и помещичье государство, передать землю и заводы с фабриками во всеобщее достояние, создать общество свободного труда. Китайские корреспонденты писали Толстому, и одному из них писатель ответил, назвав народ Китая трудолюбивым и мудрым и пожелав ему освободиться от британского владычества, но путем мирных, ненасильственных протестов. В Компартии Китая, возникшей в начале 1920-х годов, были даже споры о том, какой путь выбрать – революции или ненасильственных гражданских действий (как это сделали в Индии). Китайские коммунисты признали путь ненасилия утопией.

С интересом участники конференции встретили и доклад кандидата филологических наук из ИМЛИ В.И. Щербакова «Толстой и анархизм». Как известно, политическое учение Толстого считается разновидностью анархо-коммунизма – христианским анархизмом. Как и все анархисты, Толстой считал государство злом и ратовал за его свержение и замену прямым общинным самоуправлением. Но в отличие от анархистов-атеистов, Толстой верил в Бога и во главу угла ставил христианскую заповедь о любви и неделании зла (конечно, по-своему, неортодоксально трактуя Библию). В.И. Щербаков акцентировал внимание на том, что анархистские идеи содержатся не только в философских трактатах Толстого («В чем моя вера?», «Царство Божие внутри вас»), но и в его художественных сочинениях. В частности, в «Войне и мире» едко-сатирически изображен Наполеон как олицетворение государственного правителя-самодура и отстаивается мысль, что лучший полководец – Кутузов, который ни во что не вмешивается и дает возможность раскрыться инициативе самих солдат (отсюда и идеализация Толстым партизанского движения). Да и в жизни Толстой был сторонником крайней свободы, всегда восставал против насилия над личностью и дисциплины. Известно, что его выгнали из университета за отказ повиноваться преподавателю, в армии он имел множество нареканий за то, что дерзил начальству и любил ходить не по форме. По мнению докладчика, анархизм Толстого – следствие не только работы его ума, но и его характера.

Доклад еще одного зарубежного участника – профессора Делийского университета Ранджаны Саксены, был посвящен сравнению взглядов Льва Толстого и Махатмы Ганди. Все знают, что на Ганди, когда он еще жил в Южной Африке, произвела огромное впечатление книга Толстого «Царство Божие внутри вас». Ганди вступил в переписку с Толстым перед самой смертью писателя, послал ему свою книгу, и Толстой успел ответить на первое его письмо. Докладчик акцентировал внимание на близости теории непротивления злу насилием Толстого и концепции ахимсы Ганди, на что указал и сам писатель. По мнению индийского ученого, эти доктрины особенно актуальны в наш век постмодернистского размывания ценностей справедливости («век постправды»).

Сотрудники музея-усадьбы «Ясная Поляна» Г.В. Алексеева и А.Н. Полосина посвятили свои выступления переписке Толстого и американских религиозных социалистов-утопистов, которые пытались на практике воплотить идеалы свободного общинного труда, а также восприятию Руссо и Толстым идей соответственно французской и русской революций. В докладе А.В. Гулина (ИМЛИ) прозвучала мысль о борьбе традиционного и революционного начал в творчестве Толстого и об утопичности его политического идеала. С.Ю. Николаева (Тверь), Н.В. Корниенко (ИМЛИ) и И.Б. Павлова (ИМЛИ) говорили о творчестве Толстого и его связи с традициями русской литературы. О предвестии революции в сочинениях Толстого был доклад И.И. Сизовой (ИМЛИ), о духовной трагедии Толстого в контексте революции говорила М.А. Можарова (ИМЛИ). Последняя докладчица изложила взгляд на Толстого известного деятеля Русской зарубежной церкви архиепископа Иоанна (в миру Дмитрий Алексеевич Шаховской).

В заключение участники конференции стали свидетелями экспрессивной отповеди на последний доклад, произнесенной Петром Васильевичем Палиевским. Петр Васильевич сказал, что в 1970-х годах он в составе советской делегации был в Америке на научной конференции и там лично встречался с архиепископом Иоанном Шаховским. Тот произвел на него тяжелое впечатление – хитрого и коварного врага с лицемерной улыбкой смирения на лице. Уже тогда советским ученым было известно прошлое Шаховского, его сотрудничество с нацистами в годы войны (действительно, Шаховскому принадлежали скандально знаменитые слова о том, что через Гитлера действует «меч Господень»). После войны, осев в США, Иоанн Шаховской выступал с антисоветскими передачами по «Голосу Америки». Павел Васильевич с возмущением воскликнул, что этот человек, называвший себя христианином, верно служил антихристианскому делу – разрушению Советского Союза, воплотившего в себе, по мнению П.В. Палиевского, синтез идеалов марксизма и христианства.

В завершение конференции Александр Вадимович Гулин, ведший вечернее заседание, вспомнил, что Давид Бурлюк, живя уже в Америке, к 100-летию русского классика, праздновавшемуся в 1928 году, написал поэму о Толстом. Название ее было показательно – «Великий кроткий большевик». Действительно, Льва Толстого, пытавшегося совместить революционные настроения и проповедь ненасилия, заметил филолог, правильно было бы назвать «Великий кроткий большевик». На этой ноте он и предложил закончить конференцию.

Руссо русской революции

Лев Толстой и крестьянская революция в России

Поистине Толстой имеет не меньшее значение для русской революции, чем Руссо имел для революции французской /Н.А. Бердяев/

Духи русской революции

1.

Н.А. Бердяев сказал однажды, что Л.Н. Толстой имел для русской революции значение не меньшее, чем Руссо для революции французской. Естественно, его слова не следует понимать буквально. Толстой не дожил до революции 7 лет, но если бы дожил, то эта революция и последовавшая за ней гражданская война вряд ли вызвали бы у него одни лишь радостные чувства. Толстой, будучи сторонником идей ненасилия, отрицал революционные средства изменения общественного строя, указывая, что они неизбежно связаны с убийствами, изгнанием с родины, страданиями тысяч людей. Он открыто заявлял об этом в годы революции 1905 года, которую он успел застать. В «Письме к революционеру» Толстой писал: «Избавление рабочего народа от его угнетения и изменение его положения может быть достигнуто никак не проектами наилучшего устройства и еще меньше попытками введения этого устройства насилием, а только одним: тем самым, что отрицается радетелями народа, утверждением и распространением в людях такого религиозного сознания, при котором человек признавал бы невозможность всякого нарушения единства и уважения к ближнему и потому и нравственную невозможность совершения над ближним какого бы то ни было насилия».

Как видим, Толстой не хотел признавать того, что в истории – увы, так уж она устроена! – часто путь к добру и общему благу лежит через страдания и зло для отдельных людей…

С другой стороны, вожди этой революции и прежде всего лидер большевиков В.И. Ленин, хоть и видели в Толстом великого непревзойденного художника слова и защитника простого народа, к положительному содержанию его этической и социально-политической проповеди относились с изрядной долей иронии. Так, В.И. Ленин в статье «Лев Толстой как зеркало русской революции» назвал Толстого «помещиком, юродствующим во Христе».
Безусловно, большевики, совершавшие революцию и возглавившие строительство Советского государства, вовсе не руководствовались идеями Льва Толстого, как якобинцы руководствовались учением Жан-Жака Руссо. Их идейными кумирами были Маркс, Энгельс, тот же Ленин. Но ведь можно понять эту парадоксальную мысль Бердяева и иначе. Лев Толстой в своем творчестве и в своем нравственном и политическом учении отобразил некоторые основные идеи мировоззрения русского крестьянства. И в той мере, в какой крестьянство участвовало в революции и в строительстве Советского государства и общества, оно наполняло это государство и общество своими мировоззренческими интенциями, которые все равно можно разглядеть даже сквозь напластования официальной идеологии.

2.

Мне уже приходилось писать на страницах «Советской России» (Р. Вахитов «Катастрофа Февраля»//»Советская Россия» от 22.02.17), что в 1917 году в России произошло две революции. Первая – революция в городах, где восстание против самодержавия сначала возглавили либеральные буржуазные партии, а затем власть перешла к большевикам. Эта городская революция хорошо изучена историками и именно по ней мы судим о революционных событиях вообще. Но сама по себе она были лишь эпизодом той драматической эпохи. В городах в России начала ХХ века жило меньшинство населения – менее 20%. Да и значительная часть горожан, особенно рабочие фабрик и заводов, были либо горожанами в первом поколении, до конца не разорвавшими связь с селом, либо и вовсе крестьянами, приехавшими на сезонные заработки в город. Ментально они имели мало общего с рабочими Ливерпуля и Чикаго, «свободными торговцами своей рабочей силой», как характеризовал их Маркс.

Большинство же населения России начала ХХ века составляли крестьяне. И решающую роль в разрушении февралистского режима, установлении Советской власти, победе коммунистов в гражданской войне и поправению экономической политики Советского государства, переходу к нэпу сыграла крестьянская, общинная революция, как называют ее специалисты по аграрной истории России (например, В.П. Данилов и В. Бердинских). Она разворачивалась параллельно городской революции и фактически независимо от нее, но она стала ее пьедесталом. Без нее, вероятно, большевики так и не удержали бы власть. Л.Д. Троцкий уже после гражданской войны откровенно заявлял, что большевики победили в 1917–1922, потому что сумели оседлать «гребень крестьянского восстания». И хотя представители городской революционной интеллигенции – большевики дали идеологический язык советской революции и советской цивилизации, но по мере того, как в партию и в советские госорганы приходили крестьяне, пусть и получившие элементарное марксистское образование, но сохранившие под его тонкой коркой традиционное крестьянское мировоззрение, флюиды этого крестьянского мировоззрения, как уже говорилось, проникали в плоть и кровь советского жизнеустройства.

Крестьянство же в России начиная с XVIII века было особым миром, который жил по своим законам, отличающимся от правил жизни образованных, средних и высших слоев населения Российской империи. Реформы Петра Великого раскололи Россию на две неравные части. Первая – высшие и городские сословия – дворянство, духовенство, чиновничество, интеллигенция – впитала в себя европейские ценности и постепенно стала себя ощущать частью Европы, вторая – крестьянство – осталась верна идеалам допетровской московской Руси. Историк Г.В. Вернадский отмечал, что в России 1900–1917 гг.: «Массы крестьян в сельской местности жили в соответствии со стандартами XVII века и только начинали выходить из этой эпохи, в то время как горожане уже ощутили дух XX столетия». Иными словами, российские крестьяне сумели в ХХ веке сохранить живой осколок традиционного общества, давно уже разрушенного на Западе.

Мировоззрение русских крестьян начала ХХ века представляло собой особый вид религиозности – смесь церковного христианства и полуязыческих архаических земледельческих культов, обожествлявших землю и небо. Известный религиовед Мирча Элиаде называл такие культы «космическим христианством» и говорил, что оно было характерно для крестьян Восточной Европы. В этом космическом христианстве земля отождествлялась с Богородицей, небо – с Богом-Отцом, зерно и хлеб, порождаемые от брака земли и неба, представали как Бог-Сын, Христос. Труд земледельца, благодаря которому земля и небо сходятся в брачном союзе, тут приобретал черты священнического сакрального служения, самого важного в мире. Мысль о том, что земля может стать собственностью, предметом купли и продажи, была для крестьян столь же кощунственной, сколь кощунственна для церковного христианина мысль, что чаша причастия – это просто драгоценный металл, который может принести прибыль.

Но та же самая идея высказывается как твердое убеждение Л.Н. Толстым. В частности, в статье «О земле» Толстой пишет: «Земля – общая наша мать, она кормит нас, дает нам приют, радует и любовно обогревает нас. … И вот несмотря на это люди толкуют о ее продаже, и действительно, в наш продажный век земля представляется на рынок для оценки и для так называемой продажи. Но продажа земли, созданной небесным творцом, является дикой нелепостью. Мой разум учит меня, что земля не может быть продаваема. Бог дал ее своим детям, чтобы им жить на ней, по нужде обрабатывать ее для своего содержания, и пока они занимают и обрабатывают ее, они имеют право на землю. Земля есть общее и равное достояние всех людей, и поэтому не может быть предметом собственности отдельных лиц».

Думаем, прежде всего в этом Лев Толстой был подлинным выразителем крестьянского мировоззрения и умонастроения, понимая их глубже и правильнее некоторых революционных интеллигентов-западников, которые, глядя на русскую жизнь сквозь призму европоцентризма, видели в русских крестьянах «мелких буржуа», которые, мол, только прикрываются идеологемой «Земля – Божья», а сами хотят взять ее в частную собственность. Само историческое развитие подтвердило правоту именно Толстого. В разгар революции 1917 года крестьяне, вопреки рассказам об их собственнической и мелкобуржуазной природе, выступили против частной собственности на землю, против капитализма, за идеал сельской общины. Именно по крестьянским наказам был составлен проект декрета о социализации земли, который был принят II съездом Советов 7–8 ноября 1917 года. В «Декрете о земле» прямо говорилось: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема,  ни покупаема, ни сдаваема  в аренду, либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля … отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней». То есть крестьяне в 1917 году еще раз подтвердили свое убеждение о том, что земля не может быть и не должна быть частной собственностью, она должна принадлежать трудящимся на ней хлеборобам, всему государству трудящихся. Эти положения затем были отражены и в Земельном кодексе РСФСР 1922 года и легли в основу аграрной политики Советской власти.

Результатом революции стал столь долго чаемый крестьянами «черный передел» и фактически переход практически всей сельскохозяйственной земли крестьянским общинам. Специалисты по аграрной истории России отмечают: «На протяжении всех 1920-х гг. общинное землепользование абсолютно преобладало (более 98%) над остальными видами» (Крестьянская община в годы революции и гражданской войны http://studbooks.net/600368/istoriya/krestyanskaya_obschina_gody_revolyutsii_grazhdanskoy_voyny). В земельном законодательстве Советской власти община получила правовой статус. Сбылась вековая мечта русского крестьянства, отраженная в социальной проповеди Л.Н. Толстого. В  этом смысле революция совершилась по нашему русскому Руссо – Льву Толстому (хотя, как справедливо замечал Бердяев, Толстой желал реализации своего идеала совсем другими средствами).

И даже позднее, в эпоху коллективизации, трансформация жизни крестьянства произошла не без влияния модели общины. Сторонники левого крыла в партии ведь мечтали о сельскохозяйственных коммунах на манер кибуцев, полностью огосударствленных «фабриках зерна», однако крестьянство на это не пошло и после первого натиска власть дала задний ход и предложила компромиссный вариант сельскохозяйственных кооперативов – колхозов. Много писали о том, что колхозы полностью не реализовали свой потенциал, они были задавлены государственными заданиями и государственно-партийным управлением, но все же не стоит впадать в преувеличение и отождествлять их с госпредприятиями. Колхозы сохраняли все же пусть кое-где и слабую, но связь с традиционными для России формами коллективного хозяйства – общиной и артелью. Именно потому, что власть при Сталине пошла по пути коллективизации, а не совхозизации, России удалось сохранить крестьянство (в отличие от таких стран Запада как Великобритания, где крестьянство как форма жизнеустройства и цивилизации исчезло и ему на смену пришли сельские буржуа и пролетарии). Более того, в СССР бывшие крестьяне, переехавшие в города, принесли туда дух «толстовской революции» и в советских городских предприятиях с их мощной социальной инфраструктурой политолог С.Г. Кара-Мурза видит продолжение традиций русского «сельского мира».

3.

Лев Толстой говорил о себе: «Я – адвокат 100-миллионного земледельческого сословия». Не будучи последовательным и однозначным сторонником революции, Толстой предвосхитил идеал этой революции – строй, где нет частной собственности на землю, на заводы, на фабрики, где труд считается почетной обязанностью всех и где паразиты подвергаются всеобщему осуждению. Ясно, что я говорю о советском строе и советском обществе.

Сегодня ненавистники всего советского порой пытаются взять себе в соратники Толстого, опереться на его идеи. Только ничего у них не получится: нужно быть слепыми, чтобы не видеть, что Толстой – враг собственности, праздности, угнетения нашел бы ярчайшие слова обличения нынешней власти, которая снова превращает землю в частную собственность, которая раздала в собственность своим прихвостням заводы, фабрики, месторождения, созданные героическим трудом советских поколений.

Поэт-футурист Давид Бурлюк в поэме 1928 года «Великий кроткий большевик», посвященной столетию со дня рождения Толстого, писал:

Вотще белогвардейцев свора
Визжит: «он – наш Толстой»,

…..

Лев Николаевич
всегда хотел бежать
в бедняцкий стан
от паразитов, лихачей.
И чтить его –
СТРАНЕ РАБОЧИХ И КРЕСТЬЯН,
Не белогвардии, приспешной богачей!!

По-моему, хорошо сказано!