Проводы московского гостя 11.06.2017 г. или Мы сделали это!

На модерации Отложенный

Проводы московского гостя 11. 06. 2017 г.

( или Мы сделали это !)

 

        Я точно знаю, что не менее двух десятков человек с нетерпением ждут моего сегодняшнего сообщения, поэтому постараюсь без лишних эмоций поведать о событиях дня.

       Начнем с того, что к 9 утра у меня стол к завтраку был уже накрыт, а его княжеское высочество еще не осияло нашу кухню своим присутствием! Были залиты кипятком его отруби (он кладет 2 ст. ложки, но, так как в пакете оставалось еще чуть больше ложки, я решил, что пускай поест в дорогу поплотнее и замочил всё.) Нодари добавляет туда потом ложку йогурта, но ведерочко йогурта он уже прикончил, так что поест с кефиром.
      Ну там, о масле, печеночном паштете, сыре и колбасных изделиях на завтрак и для «дорожных» бутербродов — я уже не говорю.
Да, еще надо достать мед, потому что сахар он не употребляет!

Как будто… еще раз окидываю взором стол… всё, вроде, учел!

     Выплывает! Радость моя непередаваема — я уже от нетерпения отламываю корочку от хлеба! А она очень вкусная — хрустящая, да еще с разными семечками и тмином.
     Ему этот хлеб так понравился, что вчера он сам пошел в магазин и купил его. А до этого (на базарчике, который разворачивается на нашей площади 3 раза в неделю), он взял клубнику и 3 кабачка. И, пока я был занят своими делами вне дома, приготовил из них оладьи на сливочном масле для Женечки (кто не знает — это моя мама; ей 93 года и, кроме многого «всего прочего», у нее еще и изжога от подсолнечного масла).
      Мама, которая и так симпатизирует Шалвовичу, была просто покорена таким вниманием.

     А для нас он не стал заранее готовить, потому что мы с ним договорились встретиться в городе и пойти на 19-ю пивную биржу. «Биржа» предстала перед нами в виде почти километрового ряда палаток и будок, поставленных вдоль набережной Рейна в старой части города. Народу было — не протолкнуться!
     Мужчины и женщины... всех возрастов и цвета кожи. Если верить плакату на входе, то были представлены 500 сортов пива со всего света. Были и аргентинские, и бразильские палатки, не говоря о европейских.

     И кучками расставлены автономные  биотуалеты. Причем, один (мужской) был открытого типа, но мне неудобно было его заснять. Придется вам поверить мне на слово.
     Мы взяли по темному пиву в глиняных кружках, за которые брали залог по 3 евро. Пиво (холодное, не очень пенистое) оказалось «вишнёвым» — с приятным кисло-сладким привкусом. Посидели за столом с видом на реку, где как раз у пристани было оживление — отходил один туристический катер и швартовался большой корабль. Закуску брать на этот раз мы не стали, чтобы не перебивать аппетит перед оладушками.

     Пообедав (поужинав?), мы еще долго болтали, вспоминая студенческие годы и нашу поезку в Москву, разные интересные случаи и весёлые истории из практики. В общем, около 10 часов мы решили, что перед отъездом надо выспаться и, заев это мудрое решение мороженым с клубникой, расползлись по нарам.

     Но это всё было вчера, а сейчас, наконец-то, они соизволили явиться к столу! Мама встает позже, так что мы позавтракали сами.
     Нодари приготовил бутерброды, сложил всё в сумки. Возникло затруднение — что делать с ножницами для резки зелени, которые ему подарили. Новый чемоданчик он не хотел сдавать в багаж (целее будет, да и время не потратится на его получение при прибытии), а разрешат ли его провоз в ручной клади — это вопрос!
Решили пока положить ножницы в чемодан, а там видно будет.

К 10:15 у нас всё было готово — наша посуда помыта и убрана, мамин завтрак и лекарства приготовлены, мы свои таблетки приняли.

     Я достал расписания всех видов транспорта, которыми мы могли добраться в аэропорт, и, с учетом движения по воскресным дням, мы «прошлись» по всему маршруту, всё прикинули.По нашим расчётам, выйдя из дома в 11:45, мы должны были добраться до цели вовремя.
Вышли в 11:40.
     Вы, небось, думаете: «Ну, наконец-то! Сейчас начнется интересное!» Как культурно выразился пёс Шарик в «Трое из Простоквашино»— «Вигвам!»

Ничего мы не забыли! Колесо у нового чемодана не отвалилось! Не успели мы спуститься к перрону подземки, как подкатил состав. «Ха-ха,— злорадствуете вы, — небось, понадеетесь, что ехать одну остановку, не закомпостируете билет и вас поймают контролёры!..»
    Нетушки! И мы не забыли, и компостер не был испорчен, так что доехали до регионального вокзала вовремя. Через 6 мин. сели на другой поезд, который за 7 минут домчал нас до места пересадки, где мы через 2 минуты на той же платформе сели в поезд, который за 15 мин. доставил нас в аэропорт.
    По дороге Нодар решил, что оставит эти ножницы нам, а когда Нина осенью полетит в Тбилиси — пускай захватит их с собой и передаст ему (он там будет отмечать годовщину смерти матери — тёти Иры, царство ей небесное!)

     В это раз на табло мы нашли свой рейс с указанием места регистрации и вылета. Встали в более короткую очередь, оказавшуюся для семей с маленькими детьми, но так как в ней были еще двое с палочками и костылями, нас не отфутболили. Пока стояли в очереди, Нодари достал ножницы из чемодана и, на всякий случай, пошел выяснять можно ли их провезти в ручной клади.

Нет-нет! Даже не мечтайте! Вскоре он вернулся с отказом. Ножницы перекочевали в мою сумку. (Привет Нине!)

     На регистрации была нерусскоговорящая сотрудница, которая пыталась выяснить, где же виза в паспорте Нодара.

     «Ага! Ну вот!»— потираете вы руки, предвкушая историю о том, как полицейские с собакой, надев наручники, уводят нарушителя пограничного режима!

     Ничего подобного! Нодари на смеси немецкого (которым, как он уверяет, он когда-то владел) и английского (которым он овладел, очевидно, в то же время, что и немецким, или чуть позже), начал ей объяснять, что у него грузинский паспорт, но и российское гражданство, поэтому ему виза на въезд в Россию не нужна.

     Вот тут- то я подумал, что дело может принять неожиданный оборот, но, или она не поняла ничего, или невнимательно его слушала, потому что тыкала пальчиками в клавиатуру компьютера, регистраторша, увидев что-то на экране, с улыбкой протянула обратно паспорт с посадочным талоном.

До отлёта оставалось чуть меньше 2-х часов.

     Мы немного посидели в кафе... На всякий случай, сделали пару снимков, подтверждаюших, что мы дошли до этого этапа «движения», а потом он пошел на последний приступ — прорываться через границу!

     Я следил за ним через прозрачное ограждение, протиснувшись между какими-то стенками. Вот он подошел к пропускному пункту… вот уже укладывает вещи на досмотр… вот его заставляют открыть сумку и он начинает что-то выкладывать из нее… Потом другие пассажиры закрыли мне обзор. И как ни старался — Нодара я больше не видел. Подождал, для верности, еще минут 15 — всё спокойно... Мой мобильный молчит... Значит — прошел!

     Когда до его вылета оставался час, я выходил из поезда на моей станции. Как говорится, я сделал всё, что мог! Теперь будем ждать его вечернего появления в  скайпе.

     Тётя Ира была очень представительной и красивой женщиной. По-настоящему… Не то, что «со следами былой красоты»…

     В первый раз я ее увидел, когда был приглашен на день рождения Нодара через 2 мес. после моего перевода из Целинограда.

При взгляде на нее и беседе (а она блестяще говорила по-русски, играла на рояле), чувствовалось, что она — «благородных кровей». И ее увлечение — вышивание бисером — тоже, думаю, из той же «оперы».

Она особенно любила изображать в своих  работах лошадей. Любовь к ним, как видно, передалась и сыну, потому что, мало того, что он одно время ходил на ипподром и ездил на лошадях, так он еще и отовсюду тащил в дом всё, что изображало лошадей: фигурки, тарелки, сувениры — когда я последний раз был в его московской квартире (как тепло тогда нас приняла тетя Ира!), то ни на стенах, ни в шкафчиках, ни на рояле не было свободного места.
     А после этого прошло уже столько лет!

(Я помню, когда мы 12 лет тому назад узнали, что он собирается приехать к нам, мы с Ниной несколько дней бегали по городу в поисках чего-то подходящего, «лошадиного». И, как назло, тогда мы ничего особенного не нашли. Правда, как-то выкрутились.)

     В этот приезд он заявил, что, так как очень ограничен в весе багажа, он ни за что ничего лишнего не будет покупать. Что это увлечение лошадьми уже граничит с ненормальностью, что дома уже повернуться негде… Когда мы ходили по блошиному рынку с антикварным уклоном, куда я его повел, ему приглянулись фарфоровые наперсточки с лошадками… потом мы увидели очень симпатичную голубую настенную тарелочку ручной работы…
       Мне, несмотря на его возражения, было очень приятно «сделать ему приятно» (о эти фразы из данелиевских фильмов!)

Так вот, после смерти мамы, Нодари, преодолев большиме препятствия, вывез всю коллекцию ее вышитых бисером работ: картин, скатертей, салфеток… в Тбилиси, где отпечатал буклет и устроил выставку в галерее искусств.

Выставка имела большой успех!

     ( В свое время тётя Ира подарила нам круглую скатерку, которую мы бережно храним.)

      Да, так вот, перевелся я в Тбилиси и попал в группу Нодара. Надо сказать, что группа была весьма колоритная. Может быть, я к вопросу о ней еще когда-нибудь вернусь, сейчас же хочу сказать, что он выделялся артистичностью и юмором.   
     Помню, как-то на него напялили парик с длинными волосами, надели на его благородный тонкий нос темные очки и водили по городу, заходя не то в магазины, не то в кафе, где он изображал иностранного туриста. (Наверное, те самые «Ja!... Ja!» и «No!.. No!» и были его языковым запасом).

     Перед летней сессией 5-го курса мы с Нодаром решили сдать досрочно последний экзамен по болезням уха-горла-носа и полететь на несколько дней в Москву. (За чем и почему — так мы до сих пор и не знаем!) Оба мы тогда подрабатывали, дежуря в больницах, получали повышенную стипендию, так что, вероятно, решили, что можем себе это позволить. Илларион Миронович, отец нашей «одногруппницы» Нины, который заведовал тогда корреспондентским отделом «Комсомолки», обещал нас устроить в гостиницу.

       (Тогда ещё ни она, ни, тем более, он не знали, что их ждет в будущем в моем лице! Собственно, я и сам этого тоже не знал.)

     Итак, авиабилеты у нас на руках, тянем со сиола билеты последнего экзамена. Наверное, заведующему кафедрой не очень-то нравилось, что кто-то хочет сдать его предмет досрочно, поэтому он и сидел со скептическим выражением лица.   
     Первым отвечал я и проф. Чаргейшвили поставил мне «четверку». В другое время, может быть, я и начал бы «выступать», или попросил бы задать дополнительный вопрос, но я почувствовал, что не стоит лезть на рожон, тем более, что эта оценка не портила мне возможность получения «красного диплома».

       Потом отвечал Нодари и вышел из кабинета с бледным лицом. Оказалось, что профессор хотел поставить ему тройку. Тройку родственнику того человека, на чей портрет профессор указывал, когда говорил, что Учитель наказал ему не делать послаблений никому, в особенности, родственникам! Тройку нашему- то круглому отличнику! Старосте курса!
      У Нодара было подозрение, что это — месть ему, именно как старосте курса! Оказывается, на одной из лекций, когда «заднескамеечники» что-то уж слишком расшумелись, профессор спросил: «Что за шум? Кто староста курса? Почему не наведете порядок в аудитории?..» А Нодар возьми и брякни, мол, если Вас, профессора, не слушают, разве меня будут слушаться?

      Ну вот! А теперь что делать? Хорошо еще, что старик не занёс оценку никуда. Ладно, мы решили, что полетим-прилетим, а там Нодари выйдет в срок вместе с группой и пересдаст экзамен.

       Как Илларион Миронович и обещал, он устроил нас в гостиницу «Юность». Мы разместились в номере, а потом пошли навестить и поблагодарить его на знаменитый «шестой этаж» газеты «Правда», где располагалась редакция «Комсомолки».

     Мы ходили по этажу, читали надписи на дверях, заглядывали в открытые кабинеты — здесь бегали, курили, работали, ходили мимо нас те, которых мы знали по публикациям, и те, с которыми еще предстояло знакомство.
        У Иллариона Мироновича в кабинете, конечно же, были люди, но он вышел к нам, провел по редакции, показал своё детище — в вестибюле редакции он соорудил бассейн, куда сверху по мшистым камням стекала вода, было много зелени, росли какие-то цветы ... В общем, — красота! Именно то, что, кроме журналистики, он любил и умел делать.

(Во дворе тбилисского дома он оставил чудесный сад со множеством кустов роз разных сортов, фруктовыми деревьями — я помню, как цвел гранат. И почти таким же ручейком…

К сожалению, после его отъезда соседи стали лазить через сеточную ограду, а потом и ее «умыкнули». Сад был разорен и на его месте стали ставить машины. И мой «Запорожец» там стоял.)

 

Потом началась наша гонка по музеям. Причем, после спокойного Тбилиси, мы поймали себя на том, что, выходя на улицу в Москве, тут же непроизвольно начинаем куда-то мчаться. Однажды Нодар вдруг остановился и спросил меня: «Ты куда-то спешишь?» —«Нет.» —«А чего мы летим?» —«Откуда я знаю! Ты бежишь, а я бегу за тобой». Какое-то время мы шли медленнее…

       У меня был телефон одной московской девушки, с которой я года за два до этого познакомился на море, когда работал в пионерском лагере, и с которой был не прочь встретиться, тем более, что она обещала «показать мне Москву», когда я туда приеду.   Мы созвонились, встретились, но Нодари так истово «блюл» мою честь, как будто был инспектором школ испанских дуэний или надзирателей гаремов! Он ни на шаг не отходил от меня, так что...

 

     После возвращения домой, он пошел на экзамен, но уже более подготовленным, заручившись письмом маминой подруги. В письме было что-то вроде: «Мой Ладо! (это — принятое дружеское обрашение — И.Х.) Податель сего письма — человек из очень близкой нам семьи и (указано родство — И.Х.) твоего учителя (указано кого— И.Х) Остальное — сам знаешь...»

      Как вспоминает Нодари, профессор, прочитав письмо, помялся-помялся и пошел на компромисс со своей совестью, предложив оценить знания экзаменуемого на «четвёрку с натяжкой».
      Теперь уже Шалвович заупрямился и, вновь с чистой зачёткой, пошел на третий круг. Тут, случайно встретившаяся доцент, знавшая его, поинтересовалась, с чего это вдруг он зачастил на кафедру. Нодар, не вдаваясь в подробности, сказал, что пришел пересдать экзамен на «пятерку». Доцент, добрая душа, забрала зачетку и, поставив в неё нужную оценку, отправила Шалвовича восвояси.

      После института Нодари, поступив в аспирантуру по онкологии, уехал в Москву. Правда, через недолгое время, он понял, что возиться с мышами — это не его призвание и ушел на «живую» работу на «скорой», а потом — в поликлинику ветеранов войны.

Когда у нас с Ниной (той самой, что дочь Иллариона Мироновича) родился Гоги и нам сказали, что его надо перевести на искусственное питание, Нодари через проводников поезда «Москва — Тбилиси» передавал нам посылки с «Малюткой» и «Малышом» (помню — гречневые и рисовые).

А когда появилась и Леночка, то в один из его приездов к маме в Тбилиси он решил, что детей пора крестить.
     И стал их крёстным отцом. Кстати, он потом им демонстрировал единственное, что он вынес из аспирантуры,— это умение одним росчерком карандаша рисовать симпатичных мышек.

     Ну вот! Наконец-то! Значок его скайпа стал зелёным и раздался звонок его вызова.

     Значит, он долетел и благополучно добрался до дома!

Как говорят озвучиватели героев американских фильмов:

«Мы сделали это!»

     И первое, что он сказал, поздоровавшись, было: «Всё равно не обошлось без приключений!»

Нервы у меня крепкие — главное, что он живой!

     Оказывается, новый чемодан, который он запер на код, не захотел открываться! Так как Нодари, не раздумывая долго, внес известные ему цифры даты своего рождения и возраста, то он смело совершил еще несколько попыток, но безуспешно. Тогда Шалвович достал «инструмент» и профессионально вскрыл чемодан.
     Там он нашел инструкцию на китайском и, слава Богу!, «знакомом» ему английском языке, где подробно описаны все этапы внесения кода и открытия замка. Правда, многое осталось неясным, но это уже — дополнительный стимул заняться иностранными языками.

О.С. Полез в холодильник за кефиром на ночь — вижу остался один кабачок. Нодари собственноручно написал мне рецепт оладий из 2-х. Судя по всему, он так вчера и готовил.
Теперь думаю — что проще?
«Разделить» рецепт на 2, или не рисковать, а пойти и купить второй кабачок? Или сразу 5! Очень уж вкусны эти оладушки!

Ладно, утро вечера мудренее — и так уже 12. 06. 2017 02:17.

 

Тёте Ире на этом фото за 90!