ПЕРСОНАЛЬНОЕ ДЕЛО ГЕНРИХА ПАДВЫ

Алексей Навальный делает селфи с Генрихом Падвой
 

Одним из итогов судебного спора между Алишером Усмановым и Алексеем Навальным стала погубленная репутация адвоката Генриха Падвы. Собственно, никаких других значимых итогов у этого процесса не было. Поскольку решение суда: удалить 10 фрагментов фильма «Он вам не Димон» из Интернета, во-первых, невозможно, а во-вторых, абсолютно лишено смысла, так как пара десятков миллионов человек его лично посмотрели, а все остальные слышали, что Медведев взяточник, а этот толстый пожилой миллиардер, который все время плюется, дал ему взятку в 5 миллиардов. Репутации российского суда в целом и персонально судьи Марины Васиной пострадать не могли в принципе, поскольку у них никакой репутации сроду не было. 

Про репутацию Усманова вообще говорить не приходится, полагаю, ему скоро придется в этом убедиться  при заключении международных контрактов. Главным бенефициаром процесса стал Алексей Навальный, а все шишки позора собрал Генрих Падва. Судя по обилию обвинительных постов и статей, а также плевков в адрес адвоката (один политик так и пошутил в своем блоге: «тьфу на вас, Генрих Падва»), речь идет о всенародном персональном деле заслуженного юриста.

Известный юрист и политик Елена Лукьянова, вспомнив, как Генрих Павлович защищал ее отца, Анатолия Лукьянова, по «делу ГКЧП», сказала, что ей «жаль, что пострадала репутация Падвы. Тем более что у него была репутация правозащитника». Вынужден сразу придраться к словам уважаемой Елены Анатольевны насчет квалификации Падвы как правозащитника. В каком-то расширительном смысле всякий адвокат защищает права своего клиента, то есть является правозащитником. Но в этом случае говорить о репутации адвоката как правозащитника бессмысленно. А правозащитником в узком смысле, то есть человеком, который защищает человека от произвола государства, Падва был далеко не всегда, поскольку среди его клиентов были и Пепси-Кола и Ситибанк и МЕНАТЕП. Трудно сказать, на чьей стороне было «государство», когда Генрих Падва защищал бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова, или красноярского предпринимателя Анатолия Быкова, более известного в авторитетных кругах под творческим псевдонимом Толя-Бык.

Адвокатом-правозащитником был, например, Юрий Маркович Шмидт, который вел преимущественно дела, имеющие очевидную политическую составляющую. Большинство его подзащитных в случае их осуждения почти гарантированно были бы признаны узниками совести. У меня есть сильные сомнения, что покойный Юрий Маркович заинтересовался бы защитой вора в законе Япончика, адвокатом которого был Падва. Это никоим образом не означает, что Шмидт хороший адвокат, а Падва плохой. Хороший адвокат совсем не обязательно тот, кто защищает только хороших людей от плохого государства. Да, в деятельности адвоката Падвы была мощная правозащитная составляющая. Именно по его ходатайству КС признал неконституционным применение смертной казни в России. И то, что Генрих Падва, как и Юрий Шмидт защищал Ходорковского в 2004 году, это тоже, конечно, не случайность. Но, в отличие от Шмидта, адвокат Падва не отказывался и от тех клиентов, в защите которых усмотреть правозащитную составляющую крайне сложно. Эти нюансы важны для вынесения вердикта по «персональному делу Падвы», существенны для оценки того, запятнал ли он свою репутацию, взяв на себя защиту Усманова в его иске против Навального.

Весьма жестко отозвался о поступке Падвы журналист Александр Рыклин, который пишет  в ЕЖе: «Сегодня многие (в том числе и ваш покорный слуга) задаются непростым вопросом: зачем столь известный и уважаемый адвокат согласился участвовать в столь постыдном мероприятии с однозначным исходом? В чем тут профессиональная доблесть? Деньги? Смешно, учитывая статус и возраст этого человека. Сразу оговорюсь, тезис о том, что адвокат, как врач, должен оказывать помощь любому клиенту-пациенту,  я категорически отвергаю. Нет у адвоката подобных обязательств. Ни юридических, ни моральных. У меня есть лишь одно объяснение. Возможно, существуют обстоятельства, которые Генриху Павловичу не оставили выбора и о которых мы, скорее всего, никогда не узнаем. Лично я не вижу никакой иной причины, зачем на склоне лет ставить под удар десятилетиями создаваемую репутацию». Конец цитаты.

В этом абзаце журналиста Александра Рыклина собрана большая часть тех обвинений, которые прогрессивная российская общественность выдвигает против Падвы. В этой связи у меня к прогрессивной российской общественности есть несколько вопросов. Первый из них риторический: признает ли прогрессивная российская общественность право даже самого отвратительного преступника на защиту в суде? Риторическим этот вопрос делает то обстоятельство, что отрицательный ответ лишает данную общественность права называться прогрессивной. Поэтому перехожу к вопросу номер два: признает ли прогрессивная российская общественность категорический императив Канта, гласящий: «Поступай так, как ты бы мог пожелать, чтобы поступали все»? В этом месте наиболее сообразительная часть прогрессивной общественности наверняка почувствовала подвох и вместо прямого ответа начала обвинять автора в попытках увести суд народа по делу ренегата Падвы в сторону.

Но я все-таки буду исходить из того, что и на второй вопрос нормальный человек ответит утвердительно. И тогда я задаю обвинителям Падвы третий вопрос: не кажется ли прогрессивной общественности, что моральный запрет персонально Падве защищать отвратительного Усманова фактически означает моральный запрет любому адвокату заниматься этим нехорошим делом? Что фактически означает, что прогрессивная общественность в праве каждого на адвокатскую защиту делает исключение для Усманова. В таком случае было бы неплохо, чтобы прогрессивная общественность огласила весь список лиц, которых она, прогрессивная общественность лишает права на адвоката. И заодно, каких еще прав надо лишить нехороших людей.

Основные аргументы обвинителей Падвы в том, что он согласился играть роль ширмы в фарсе, а также, что он выступил на заведомо неправой стороне. Второй аргумент вряд ли заслуживает серьезного обсуждения, поскольку свидетельствует о непонимании сути профессии адвоката, который защищает и серийного убийцу и взяточника. Не думаю, что кто-либо считает «правой стороной» тех же «Япончика» или «Толю-Быка», однако их защита никак не повредила репутации адвоката Падвы, скорее наоборот.

Обвинение в участии в имитации намного серьезнее. Правда, в России многие судебные процессы носят характер фарса, возможно большинство. Означает ли это, что адвокаты не должны даже пытаться использовать суд для того, чтобы отстоять права своих доверителей. И адвокат Падва пытался это сделать. Пытался не дать судье Васиной превратить суд в фарс. Пытался создать атмосферу состязательности. И делал это, кстати, зачастую в союзе со своим оппонентом, Навальным. Падва поддержал просьбу Навального сделать процесс максимально публичным, разрешив видеотрансляцию.  Навальный, в свою очередь, поддержал ходатайство Падвы вызвать в суд в качестве свидетелей руководителей «Коммерсанта» Владимира Желонкина и Сергея Яковлева  чтобы они могли опровергнуть (или подтвердить) обвинение Усманова в цензуре по отношению к изданию. Не вина Падвы и не вина Навального что судья Васина получила и исполнила указание не допустить состязания сторон, к которому адвокат Падва был готов судя по всему не меньше оппонента.

И тут надо перейти к тому, что является главным пунктом обвинения в том общественном трибунале, который прогрессивная общественность устроила адвокату Падве, - к мотивам. Очень многие общественные обвинители полагают, что 86-летний адвокат просто продался за деньги. Полностью согласен тут с Александром Рыклиным и считаю, что этот мотив вряд ли сыграл решающую роль. Полагаю, что адвокат Падва взялся за это резонансное дело прежде всего в силу профессионального интереса к самому делу.

В целом и в главном Навальный несомненно прав, а Усманов столь же несомненно не прав. Заметим в скобках, что так же в целом и в главном были правы прокуроры, стремившиеся на максимально большие сроки изолировать общество от таких людей, как «Япончик» и «Толя-Бык», а усилиями Падвы, полностью или частично сумевшего разрушить их доказательную базу, праведные стремления прокуроров не были реализованы полностью.

При всей общей правоте Навального, он не прав в некоторых довольно существенных частностях. Заявив, что Усманов «сидел то ли за изнасилование, то ли за мошенничество», Навальный подставился и зачем-то продолжал упорствовать, заявляя, что взял это из книжки бывшего британского посла в Узбекистане, которого его соотечественники, кстати, надежным источником не считают. Тезис Навального, что Усманов не платил налоги в России, адвокат Падва с удовольствием опроверг документально.

Генрих Падва хороший адвокат, что признают все его нынешние хулители. Когда он защищал криминальных авторитетов, чье место, несомненно, на нарах, а благодаря его усилиям они оставались на свободе, Падва оказывал услугу прежде всего не бандитам и убийцам, а обществу. Поскольку демонстрировал ту планку, на которую должно подняться следствие, чтобы добиться осуждения преступников. Чтобы следствие и суд не были народными в худшем «жегловском» смысле этого слова, когда вор должен сидеть в тюрьме, поскольку «ясно же, что он – вор».

Алексей Навальный сейчас лучший журналист-расследователь в стране. Но прогрессивная общественность, точнее, та ее часть, которую иногда называют «фанаты Навального», своей огульной и подчас оголтелой поддержкой всего, что говорит и делает Навальный, оказывает ему очень плохую услугу. Поскольку, находясь в защитном коконе такой поддержки и некритического отношения к своей деятельности, трудно избежать халтуры в какой-то части публикаций. Судья Марина Васина, действительно, превратила процесс в фарс и не позволила, в том числе и адвокату Падве выполнить его миссию: продемонстрировать все уязвимые места в расследовании ФБК. Но даже и та небольшая часть публичного состязания сторон, которая все-таки состоялась, была достаточна, чтобы Навальный был благодарен своему оппоненту за микроскопический мастер-класс. Что, кстати, сам Навальный, в отличие от своих фанатов продемонстрировал в своем подчеркнуто уважительном отношении к Падве во время процесса.